Лиза Гарднер - Другая дочь Страница 22

– Чушь, – отрезал Ченни. – Ни один родитель сознательно не примет ребенка серийного убийцы. И даже если так, у них нет мотива, чтобы именно сейчас напомнить об этом факте. А знаете, что я думаю?

– Боюсь даже спрашивать.

– Клеветническая кампания!

– Клеветническая кампания?

– Да, против Харпера Стоукса. Прикиньте сами. Сначала мы получаем анонимный сигнал, что Харпер мошенничает, якобы вставляя кардиостимуляторы здоровым людям. До сих пор доказательств не найдено, но как знать? Потом Ларри Диггеру якобы из особняка Стоуксов сообщают, что дочь Харпера – потомок убийцы. У Харпера Стоукса репутация пусть и слегка высокомерного, но блестящего врача. Может, его жаждет утопить некий подчиненный или соперник-кардиохирург. Вот и хотят ударить Харпера по самому больному месту – по репутации.

– Сомневаюсь.

– Почему?

– Из-за реакции Харпера на записку. Он ведь мог просто отмахнуться, мол, эта бумажка случайно прицепилась к лобовому стеклу. Вместо этого он интересуется мнением О'Доннелла об этом, а тот не имеет никакого отношения к профессии приятеля. Затем Харпер узнает, что Ларри Диггер в городе… и сам проводит связь между запиской и появлением спившегося писаки. Который в курсе произошедшего двадцать пять лет назад. И как О'Доннелл на все это реагирует? Сообщает, что Энни получила телефонные звонки.

– Кто такая Энни?

– Энн Маргарет, я считаю. Босс Мелани в Донорском центре Красного Креста.

– Она-то тут каким боком?

– Она из Техаса.

– И что?

– Это общий знаменатель, – терпеливо пояснил Дэвид. – Все эти люди из Техаса, а мы знаем, что там произошло.

– В смысле?

– Трагедия с Меган Стоукс, Ченни, четырехлетней Меган Стоукс. Именно это подразумевали Харпер Стоукс и Джейми О'Доннелл. Первая реакция Харпера: Ларри Диггер в городе… спрашивает о Мелани. И О'Доннелл пытается отмахнуться от появления Диггера, но явно не до конца определился по поводу заявления репортера. Итак, Ларри приехал в город искать грязь в связи с событием двадцатипятилетней давности. Как ни крути, мы возвращаемся к убийству четырехлетней девочки.

– Но дело закрыто. Парня поджарили. Конец истории.

– Это ты так думаешь. Вот тебе экстренное сообщение. Я покопался в деле Рассела Ли Холмса, и знаешь что? Старина Рассел Ли так и не был признан виновным в убийстве Меган Стоукс.

– Что? – растерялся Ченни.

– Холмса признали виновным в убийстве шестерых детей, но не Меган. Полиции не хватило улик для обвинения. И только потом он добровольно признался в убийстве Меган, уже в Хантсвилле, и не кому-нибудь, а именно Ларри Диггеру.

– Дерьмо. Вы же не думаете…

– Пока еще ничего не думаю. Но у меня возникло много вопросов о том, что же произошло с Меган Стоукс. Много вопросов о том, кто именно рассылает эти маленькие сообщения и что подразумевает отправитель под «Ты получишь по заслугам».

– Мы ведь расследуем махинации в медицине, разве не так? – наседал Ченни. – Игрушка Меган, клочок ткани, записки. Это все относится к убийству. Убийству двадцатипятилетней давности, – возбужденно, а отнюдь не угрюмо заключил Ченни.

– Да, – с гораздо меньшим энтузиазмом согласился Дэвид. – Возможно.

Он машинально перезаряжал пистолет, погрузившись в раздумья. Приготовился стрелять, потом тихо спросил:

– Заметил ли ты нечто странное в том клочке синей ткани в спальне Мелани, Ченни?

– В общем-то, нет. Старая тряпка с пятнами крови. Вероятно, двадцатипятилетней давности. Лаборатория разберется.

– Ткань-то, может, старая, – пояснил Дэвид. – А вот кровь – нет. Если честно, я уверен, что лоскут испачкали не более восьми часов назад.

– Что? Это же бессмыслица.

Дэвид повернулся к стажеру, жесткие линии лица еще более ужесточились под люминесцентными лампами.

– Никогда не играл в игры, Ченни?

– Разумеется, играл. Бейсбол, баскетбол, футбол.

– Нет, в стратегические. Шахматы, бридж, «Подземелья и драконы», черт возьми.

– Нет, – растерянно протянул новичок. – А это тут при чем?

– А при том, Ченни, – повернулся к мишени Дэвид, – что анонимный жучок вовлек нас в игру, понятную только ему. Затем вытащил сюда Ларри Диггера. И вот все собрались на поле, а он в это время бросает кости. Одним посылает записки, другим звонит, третьей устанавливает алтарь.

– Но зачем?

– Пока не знаю. Вылетело из головы… что-то еще хотел тебе рассказать о том старом деле. Ключевые игроки натворили нечто ужасное и были вынуждены предпринять большие усилия, чтобы утаить содеянное. Но сейчас жучок потерял душевное равновесие, его больше не устраивает тишь да гладь. Он хочет, чтобы все наконец получили по заслугам. И, похоже, готов пойти на многое ради этой цели.

– Мы говорим о каком-то чокнутом? – помолчав, глубокомысленно выдал Ченни.

– Не знаю.

– Думаю, алтарь – дело рук психопата.

– Возможно. Но зачем ненормальный позвонил в ФБР? Чего псих добивался от Бюро?

– Вовлечь в это дело, – улыбнулся Ченни, потом снова посерьезнел. – Да, мне не нравится обращение в Бюро. Сумасшедшие жаждут мести, а не справедливости. Думаете, этот жучок действительно говорит правду? Что Харпер Стоукс – мошенник, и они с женой сознательно приняли дочь серийного убийцы?

– Не знаю.

– Риггс, черт возьми, что нам делать?

Дэвид снова надел наушники и очки.

– Завтра перво-наперво выуди все сведения о жизни Уильяма Шеффилда в Техасе. Затем то же самое по Энн Маргарет и Джейми О'Доннеллу. Я хочу точно знать, что именно связывает каждого из них со Стоуксами. Как и когда они встречались с Меган Стоукс, и допрашивала ли их полиция Хьюстона двадцать пять лет назад. Любые финансовые потоки, какие только сможет вообразить твое юное сердце. Ты занимаешься друзьями, я – семьей. Если дерево трясти достаточно настойчиво, что-нибудь да свалится.

– А мы подхватим.

Дэвид наконец улыбнулся, но жестко и беспощадно.

– Ненавижу гребаные игры.

Поднял пистолет. Встал в позицию, взглянул на красные кольца на расстоянии в двадцать пять ярдов. Рука немного дрожала – девятимиллиметровый тяжелее пистолета 22 калибра, которым его наградила Национальная стрелковая ассоциация как выдающегося эксперта в те времена, когда все, чего он касался, превращалось в золото. В те времена, когда для молодого мужественного Дэвида Риггса не существовало ничего невозможного.

Он размышлял о Мелани Стоукс, о том, как она дотронулась до его руки.

Размышлял о том, что Ченни услышал от Марджи – ваш брат был великим питчером…

Размышлял о боли в спине, которая медленно и неуклонно усиливается.

Размышлял о том, что от его болезни нет лекарства.

Сделал три выстрела, быстро и гладко. Ченни вернул мишень. Одна дырка прямо в центре яблочка – идеальная меткость.

– Черт! – восхитился Ченни.

Дэвид молча отвернулся и принялся собирать гильзы.

Глава 10

В одиннадцать вечера, пока Дэвид Риггс собирал гильзы в тире, Мелани бродила по дому в поисках душевного спокойствия. Открыла все окна на третьем этаже и включила вентилятор, чтобы прогнать приторный аромат гардении. Убрала свою спальню, развесила одежду, полила растения, разобралась в ящиках. Встала под душ, позволяя воде бить по напряженным мышцам шеи.

К тому времени, как вышла из ванной, склонна была поверить, что второй половины дня не было. Алтарь – плод ее воображения. Картинки в голове – разновидность дурного сна.

Она в собственном доме. Любимая дочь Патриции и Харпера Стоуксов. Ужас больше никогда не вернется.

Села на край постели и разревелась.

Мелани не была слезливой. Не плакала, даже когда разрывала помолвку с Уильямом. Рыдания смущали, она чувствовала себя слабой и ущербной, и сама себе не нравилась. Она сильная, умная и успешно управляет своей жизнью.

Но сегодня плакала навзрыд. Слезы наконец размочили мучительный узел в животе и смыли боль в груди. Рассудок прояснился, что впервые позволило объективно рассмотреть случившееся днем.

Мелани поняла, что до ужаса перепугалась. Не алтаря или субъекта, склонного к таким мелким аффектированным пакостям. Испугалась последствий. Что делать, если она действительно дочь Рассела Ли Холмса? Если отец вышвырнул вон родного сына из-за его сексуальных предпочтений, то что, Господи помилуй, Харпер предпримет, узнав, что приемная дочь оказалась отродьем убийцы?

Не настолько уж она сильна и благородна в конце концов, решила Мелани. Придется утаить обличения Диггера от родителей, и не для того, чтобы защитить их, а чтобы сберечь себя. Потому что готова на все, лишь бы остаться в семье. Потому что даже в возрасте двадцати девяти лет одиночество – настоящее паскудство.

Наконец поплелась вниз, в стерильный мир кухни из нержавеющей стали, и заварила себе ромашковый чай. Добавила немного меда, выжала лимон, вошла в столовую. Напольные часы в холле пробили один раз, сигнализируя о половине часа.