Хуан Гомес-Хурадо - Тайный агент Господа Страница 29

— Что значит священником епархии, отче?

— В общих чертах то, что я — свободный художник. Я не подчиняюсь определенной конгрегации. При желании я могу попросить епископа, чтобы он определил меня в какой-нибудь приход. Но если я сочту это целесообразным, я могу начать пасторскую деятельность там, где мне удобно, всегда с благословения епископа, которое можно расценивать как формальное согласие.

— Понятно.

— На базе, где я служил, также находились агенты управления. Они вели специальную программу тренинга — обучали приемам и методам контрразведки действующих военных, не состоявших в ЦРУ. Меня пригласили присоединиться к слушателям. Курс был рассчитан на два года, мы занимались по четыре часа пять дней в неделю. Эти занятия я мог без ущерба для дела совмещать с пастырскими обязанностями. Меньше времени оставалось на сон, только и всего. Поэтому я согласился. Я оказался способным студентом. Однажды вечером, после окончания лекций, инструктор подошел ко мне и предложил поступить на службу в «Контору» — так сотрудники обычно называют управление между собой. Я отверг предложение, сказав, что я священник и у меня здесь очень много работы. На базе жили сотни молодых католиков. Командиры часами ежедневно внушали им ненависть к коммунистам. Мне доставался всего лишь час в неделю, чтобы напомнить им, что все мы дети Божьи.

— Безнадежная битва.

— Как правило. Но служители Господа идут к светлой цели маленькими шажками.

— Кажется, я читала эти слова в записи одной из ваших бесед с Кароским.

— Возможно. Мы довольствуемся крохами. Небольшими победами. Иногда совершается великий прорыв, правда, таких случаев единицы. Мы торим путь, засевая землю семенами истины в надежде, что некая их часть прорастет. Часто урожай пожинает кто-то другой, отчего порой охватывает уныние.

— Должно быть, это чертовски обидно, отче.

— Как-то раз один король прогуливался по лесу и увидел бедного старика, который в поте лица рыхлил землю. Король подошел поближе и увидел, что старик сажает ореховый куст. Король спросил, зачем тот это делает. Старик ответил: «Я люблю орехи». Тогда король сказал ему следующее: «Старик, не стоит надрывать сгорбленную спину, копая эту яму. Разве не ведомо тебе, что тебя уже не будет на свете, когда вырастет этот орешник, и тебе не отведать его плодов?» И старик отвечал: «Если бы мои предки думали, как Ваше Величество, я бы не узнал вкус орехов».

Паола улыбнулась, оценив мудрость бесхитростной притчи.

— Знаете, в чем смысл притчи, dottora? — продолжал Фаулер. — Нужно настойчиво стремиться вперед, заручившись терпением, положившись на Господа и живительную силу «Джонни Уокера».

Паола заморгала от неожиданности. Она вообразить не могла сурового, прекрасно образованного священника в компании бутылки виски. Хотя не вызывало сомнений, что он всю жизнь был невероятно одинок.

— Когда инструктор сказал мне, что о юношах на этой военной базе может позаботиться любой другой священник, а тысячам молодых людей за «железным занавесом» не от кого ждать помощи, я понял, что он во многом прав. Огромное количество христиан томились духом под гнетом коммунизма, молились в чуланах и слушали мессы в темных подвалах. Их спасение могло бы послужить одновременно во благо моей страны и моей церкви, и в этом цели мои и «Конторы» совпадали. Откровенно говоря, в то время я переоценил общность наших интересов.

— А что вы думаете теперь? Почему вы вернулись на действительную службу?

— Сейчас я отвечу на ваш вопрос. Я согласился работать в качестве свободного агента и брался только за те дела, которые сам считал праведными. Я очень много путешествовал. В некоторые места я приезжал как священник, в другие — как гражданское лицо. Временами я рисковал жизнью, но почти всегда игра стоила свеч. Так или иначе, я помогал людям, нуждавшимся во мне. Иногда помощь выражалась в своевременном предупреждении, переданном конверте или записке. Порой было необходимо наладить информационную сеть. Или вызволить кого-то из ловушки. Я выучил иностранные языки, а кроме того, почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы вернуться в Соединенные Штаты. Пока не произошла эта история в Гондурасе…

— Святой отец, подождите. Вы пропустили кое-что важное. Похороны ваших родителей.

— Я там не был. Я всего лишь уладил после погребения неотложные юридические формальности.

— Вы меня удивляете, отец Фаулер. Восемьдесят миллионов долларов едва ли можно назвать юридическими формальностями.

— Вот оно что, вы и об этом знаете. Ладно. Я отказался от наследства. Но я его не подарил, как многие думают. Я передал деньги на учреждение некоммерческого фонда, который принимает активное участие в осуществлении различных социальных программ, внутри и за пределами Соединенных Штатов. Он носит имя Говарда Эйснера, капеллана, наставившего меня на путь истинный во Вьетнаме.

— Вы основали фонд Эйснера? — изумилась Паола. — Но ведь он существует довольно давно.

— Я его не создавал. Я лишь сделал определенные распоряжения и обеспечил финансирование проекта. На самом деле его основали адвокаты моих родителей. Против своего желания, должен отметить.

— Хорошо, святой отец, расскажите о Гондурасе. И не торопитесь, времени у вас достаточно.

Священник с любопытством посмотрел на Диканти. Ее поведение вдруг изменилось, казалось бы, почти неуловимо, но радикально. Теперь она была склонна поверить ему. Фаулер недоумевал, что именно повлияло на перемену в ее отношении.

— Мне не хотелось бы утомлять вас подробностями, dottora. Материала по истории базы Эль-Агуакате хватило бы на целую книгу, я же перейду к сути. ЦРУ целенаправленно поддерживало движение «контрас». Моя же миссия заключалась в том, чтобы помочь католикам, испытывавшим притеснения со стороны режима сандинистов. Были созданы и обучены добровольческие формирования. Планировалось, что они начнут партизанскую войну, чтобы свергнуть прокоммунистическое правительство. Солдат набирали среди беднейшей части населения Никарагуа. Оружие им продавал проверенный союзник нашего правительства Усама Бен Ладен. Едва ли кто-то предвидел, во что выльется это сотрудничество. Командование «контрас» взял на себя ученый бакалавр по имени Берни Саласар, настоящий фанатик, как впоследствии выяснилось. Подготовка в тренировочном лагере длилась месяцами. В тот период я часто вместе с Саласаром ходил через границу. С каждым разом вылазки становились рискованнее и рискованнее. Я помогал выводить с территории верующих, подпавших под подозрение. Но у нас начались серьезные разногласия с Саласаром, с течением времени они лишь усугублялись. Повсюду ему начали мерещиться коммунисты. По его мнению, за каждым углом подстерегал коммунист.

— Я читала в одном старом учебнике по психиатрии: острая форма паранойи развивается очень быстро у фанатичных лидеров.

— Этот случай полностью подтверждает теорию, изложенную в вашей книге, dottora Диканти. Со мной произошел несчастный случай. Позднее я узнал, что он был подстроен. Я сломал ногу и не смог участвовать в экспедициях дальше. А отлучки партизан становились все более длительными. Они поздно возвращались и спали не в казармах в лагере, а в походных палатках на прогалинах в джунглях. Предполагалось, что по ночам они проводят учебные стрельбища, что на поверку оказалось потом массовыми казнями. Я был прикован к постели, но в ночь, когда Саласар захватил монахинь, обвинив их в симпатии к коммунистам, один славный юноша меня предупредил. Многие из тех, кто присоединился к Саласару, были славными ребятами. Только этот боялся чуть меньше остальных. Капельку меньше, ибо он признался мне во всем на исповеди. Он знал, что я обязан сохранить услышанное в тайне, но со своей стороны приложу все силы, чтобы спасти монахинь. Мы сделали, что могли…

Смертельная бледность разливалась по лицу Фаулера. Он прервался, проглотив комок в горле. Священник не смотрел на Паолу, устремив взгляд сквозь окно куда-то вдаль.

— …но мало, как оказалось. Ныне мертвы и Саласар, и славный мальчик, а весь мир знает, что «контрас» перехватили вертолет и сбросили монахинь над одной из сандинистских деревень. Для этого Саласару потребовалось сделать три рейса.

— Почему он так поступил?

— Послание не оставляло простора для толкования. Мы убьем всякого, кто подозревается в связях с сандинистами. Кем бы он ни был.

Паола помолчала немного, осмысливая сказанное.

— И вы вините себя? Верно, святой отец?

— Трудно себя не винить. Я не сумел спасти несчастных женщин. Я не уберег от греха глупых мальчиков, которые в результате несли смерть собственному народу. Меня привело туда страстное желание творить добро, но именно этой цели я не добился. Я стал еще одним винтиком механизма на фабрике монстров. Моя страна настолько привыкла проворачивать дела подобного рода, что уже перестала удивляться, когда некто, кого мы тренировали, финансировали и защищали, обращается против нас.