Несчастный случай - Гарднер Лиза Страница 3

Тот же безупречно пошитый костюм. Те же непроницаемые, застывшие черты. В мире не было другого такого, как спецагент Куинси.

Он позвонил в третий раз, всем своим видом показывая, что не намерен уходить. Приняв решение, Куинси редко отступал от него. Вот только в случае с ней…

Рейни недовольно тряхнула головой. Нет, нет, не надо так думать. Они оба пытались, но у них ничего не вышло. Чего бы Куинси ни хотел от нее сейчас, это вряд ли касается ее лично. Она впустила его.

Поднявшись на восьмой этаж, Куинси постучал в дверь. Рейни хватило времени, чтобы опрыснуть себя дезодорантом, но уже ничто на свете не могло спасти волосы. Она рывком открыла дверь, уперлась рукой в обтянутое джинсой бедро и, балансируя на одной ноге, встретила гостя бодрым «Привет!».

— Здравствуй, Рейни.

Она ждала. Пауза затягивалась, и первым, к огромному удовлетворению Рейни, не выдержал Куинси.

— Я уже начал беспокоиться, что не застану тебя. Думал, может, ты на деле.

— Ну, как ты понимаешь, даже хорошие парни не могут работать все время.

Куинси поднял бровь. Его сухой тон моментально отозвался в Рейни ностальгическими воспоминаниями.

— А я и не знал.

Она невольно улыбнулась, открыла дверь немного шире и впустила его в квартиру.

Куинси не стал сразу высказывать свое мнение, а обошел ее жилище с самым небрежным видом, который, конечно, мог бы ввести в заблуждение кого-то, но не Рейни. Четыре месяца назад она потратила большую часть своих сбережений на эту вот квартиру на последнем этаже и хорошо знала, какое впечатление производит ее обитель. Одиннадцатифутовые потолки над переоборудованным складским помещением. Открытое, залитое солнцем пространство, разделенное кухонной стойкой и восемью гигантскими поддерживающими колоннами на четыре функциональные зоны: кухню, спальню, общую комнату и кабинет. Огромные окна, занимающие целую стену и сохранившие оригинальное стекло 1925 года.

Предыдущая владелица выложила вход теплым красным кирпичом и раскрасила жилое пространство грубоватыми красками земли: желтовато-коричневой и рыжевато-красной. В результате получилось то, что называется в журналах «шиком потертости», то, на что сама Рейни никогда бы не решилась. Квартира едва не привела новоиспеченного детектива к банкротству, но, едва увидев ее, Рейни поняла — это то, что надо. Модная, роскошная, красивая. И может быть, если бы новая и улучшенная Лоррейн Коннер пожила какое-то время в такой квартире, то и сама бы стала такой.

— Мило, — сказал наконец Куинси. Рейни пристально посмотрела на него, но, похоже, Куинси говорил искренне, и она хмыкнула в ответ.

— Не знал, что ты умеешь красить губкой, — заметил гость.

— Не я. Предыдущая хозяйка.

— Вот как. Что ж, отличная работа. Новая прическа?

— Пришлось пожертвовать волосами, чтобы купить этот чердак.

— Ты всегда была сообразительной. Не очень организованной, судя по письменному столу, но сообразительной.

— Зачем ты здесь?

Куинси помолчал, потом неохотно улыбнулся:

— В чем тебе не откажешь, так это в умении переходить к делу.

— А тебе в умении уходить от ответа.

— Туше.

Рейни вскинула бровь, показывая, что не удовлетворена ответом, и, усевшись на стол, стала ждать. Хорошо зная Куинси, она не сомневалась, что такая тактика принесет ей успех.

Старший специальный агент Пирс Куинси начал карьеру в профильном отделе Федерального бюро расследований в те далекие времена, когда этот отдел назывался вспомогательным подразделением, и вскоре стал одним из самых лучших. Шесть лет назад после одного особенно тяжелого дела он перешел на работу в отдел бихевиористики, где посвятил себя изучению будущих потенциальных способов убийства. Кроме того, он преподавал в Академии ФБР в Квонтико.

Рейни познакомилась с ним год назад в своем родном городке Бейкерсвилле, когда тишину и покой этого тихого местечка нарушило жестокое массовое убийство. Вместе с Куинси она побывала на месте преступления и уже тогда была поражена бесстрастием, с которым ее новый знакомый смотрел на меловые контуры тел жертв — маленьких девочек.

Поначалу ей не хватало его собранности и самообладания. Рейни обрела их в последующие дни расследования, когда дела в родном городе пошли совсем плохо и она наконец поняла, сколь многого должна бояться. Урок давался тяжело. Куинси, бывший в начале расследования союзником Рейни, стал ее якорем. А к концу дела появились намеки на что-то большее.

Потом Рейни лишилась работы в департаменте шерифа, а еще через некоторое время окружной прокурор предъявил ей обвинение в убийстве, совершенном четырнадцатью годами ранее, и она провела четыре месяца за решеткой в ожидании суда. Восемь месяцев назад обвинения против Рейни были внезапно сняты без какого-либо объяснения причин. Все закончилось.

Адвокат высказал предположение, что, возможно, дело закрыли по указанию сверху, благодаря вмешательству некоего влиятельного лица. Рейни не поднимала эту тему, но всегда подозревала, что «влиятельным лицом» был Куинси. Сейчас это обстоятельство отнюдь не способствовало сближению, а скорее даже стояло между ними.

Он был старший специальный агент Пирс Куинси, человек, поймавший Джима Беккета, человек, нашедший Генри Хокинса, человек, возможно, знавший, что случилось с Джимми Хоффой [2].

Она же была просто Лоррейн Коннер, и ей предстояло сделать еще очень и очень много, чтобы наладить собственную жизнь.

— У меня есть для тебя работа, — сказал Куинси. Рейни едва удержалась, чтобы не хмыкнуть.

— Что? Разве Бюро для тебя уже недостаточно хорошо?

— Это… — неуверенно начал он, — это личное.

— Перестань, Куинси. Бюро — твоя жизнь. Оно — все твое личное. И все, чем оно занимается, для тебя личное.

— Это дело в большей степени, чем большинство других. Ты дашь мне стакан воды?

Рейни задумчиво нахмурилась. Куинси с миссией личного характера. Сказать, что она была заинтригована, значило не сказать ничего.

Рейни сходила на кухню, налила два стакана воды, добавила побольше льда и вернулась в гостиную. Куинси уже расположился на ее чересчур пухлой, в голубую полоску, софе. Диван, старый и облезлый, был одним из немногих предметов, напоминавших о жизни в Бейкерсвилле. Там Рейни жила в крохотном домишке в стиле ранчо, окруженном высоченными соснами. Там не завывали сирены, не бывало поздних гостей. Только скорбное уханье совы да бесконечные вечера с одними и теми же воспоминаниями: мать с бутылкой, мать с поднятыми кулаками, мать с размозженной головой.

Не все перемены, случившиеся в жизни Рейни в последнее время, были плохи.

Куинси долго пил воду, потом снял пиджак и аккуратно положил его на подлокотник дивана. Плечевая кобура на фоне белой рубашки казалась темным пятном.

— Моя дочь… в прошлом месяце мы похоронили Мэнди.

— Ох, Куинси, мне так жаль, — инстинктивно откликнулась Рейни и тут же сжала пальцы в кулаки, чтобы не совершить какой-нибудь глупости, например, не положить руку ему на плечо.

Она знала об автомобильной аварии, в которую попала Мэнди, как знала и то, что последовало за этим. Год назад двадцатитрехлетняя дочь Куинси налетела на телеграфный столб, получив при столкновении тяжелое повреждение мозга. В больнице ее сразу же подсоединили к системе жизнеобеспечения, но только лишь для того, чтобы сохранить органы для трансплантации. К сожалению, получилось так, что бывшая жена Куинси, Бетти, приняла искусственное поддержание жизнедеятельности за саму жизнь и отказалась дать разрешение на отключение аппарата. Куинси и Бетти поссорились. В конце концов Куинси оставил ночные бдения у постели дочери и вернулся на работу, приняв таким образом решение, еще более отвратившее от него бывшую супругу.

— Бетти все же дала разрешение, — добавила Рейни. Куинси кивнул.

— Я и не думал… Для меня Мэнди умерла уже более года назад. Не думал, что будет так трудно.

— Она же твоя дочь. Странно, если бы такое воспринималось легко.