Джеймс Паттерсон - Целовать девушек Страница 32

— Рассказывайте, Кейт. Я люблю слушать. Настолько люблю, что сделал это своей профессией.

Кейт накрыла мою руку своей и глубоко вздохнула. Голос ее зазвучал тише и проникновеннее.

— Жила-была в Берче семья Мактирнан. Развеселая была компания, Алекс. Очень дружная, в особенности девочки: Сюзанна, Марджори, Кристин, Кэрол Энн и Кейт. Мы с Кристин были самыми младшими девчатами, как там говорили, — близнецами. Еще с нами жила Мери, наша мама, и Мартин — папа. О Мартине я не стану подробно рассказывать. Мама выгнала его из дома, когда мне было четыре года. Он был страшно властным и упрямым как осел. К черту его. Больше не буду о нем говорить.

Кейт замолчала и заглянула мне в глаза.

— Вам никто никогда не говорил, какой вы прекрасный, просто потрясающий слушатель? Такое впечатление, будто вам интересно каждое мое слово. Поэтому мне так хочется с вами разговаривать. Я никому еще не рассказывала всей этой истории, Алекс.

— Ну, конечно, мне интересен ваш рассказ, Кейт. Мне приятно, что вы хотите со мной поделиться, что доверяете мне.

— Да, я доверяю вам. История эта не слишком радостная, поэтому я не стала бы рассказывать, если бы не доверяла.

— Я рад, что это так.

Я в который раз поразился ее красоте. Глаза огромные, сияющие. Губы не слишком полные, но и не тонкие. Я все время помнил, что Казанова не зря остановил на ней свой выбор.

— Мои сестры и мать были для меня всем в детстве. Я стала их маленькой рабыней и баловнем одновременно. Денег всегда не хватало, поэтому и работы было куча. Мы выращивали и консервировали овощи, варили варенье, компоты. Подрабатывали стиркой и глажкой. Сами плотничали, слесарничали, чинили машину. Мы были счастливы, потому что любили друг друга. Всегда смеялись и распевали новомодные песенки, которые передавали по радио. Мы много читали и обсуждали все подряд, от права на аборты до кулинарных рецептов. Чувство юмора было обязательным в нашем доме. «Улыбнись» — это слово считалось девизом нашей семьи.

А потом Кейт поведала мне о том, что случилось с семьей Мактирнан, и лицо ее потемнело от горя, когда тайна выплеснулась наружу.

— Первой заболела Марджори. У нее обнаружили рак яичников. Она умерла в возрасте двадцати шести лет. К этому времени у нее уже было трое детей. А затем по очереди: Сюзанна, мой близнец Кристин и мама. Все умерли. И все от рака яичников или груди. В живых остались Кэрол Энн, я и отец. Мы с Кэрол Энн шутили, что унаследовали отцовскую зловредность и поэтому нам суждено умереть от инфаркта.

Кейт внезапно отвернулась и опустила голову. Потом снова взглянула на меня.

— Знаете, я не пойму сама, зачем все это вам рассказываю, но зато точно знаю, что вы мне по душе. Я хочу стать вашим другом. Это возможно?

Я попытался объяснить Кейт собственные чувства, но она перебила меня. Прижала кончики пальцев к моим губам.

— Не стоит прямо сейчас впадать в сентиментальность. И не спрашивайте больше ничего о моих сестрах. Просто расскажите что-нибудь такое, чего не рассказывали больше никому. Начинайте сразу, пока не передумали. Поведайте мне самую большую вашу тайну, Алекс.

Я не думал, о чем стану говорить. Само собой получилось. И это казалось вполне естественным и справедливым после признания Кейт. И потом, мне самому хотелось поделиться с ней своей тайной, довериться Кейт, во всяком случае попытаться.

— Я перестал существовать с тех пор, как не стало моей жены Марии, — открыл я самую глубокую свою тайну. — Я каждое утро одеваюсь, напяливаю приличное выражение лица, иногда беру с собой оружие… но внутри меня остается пустота. Я пытался встречаться с одной женщиной после смерти Марии, но ничего не вышло. Попытка с треском провалилась. И теперь я тоже не готов к этому. Не уверен, что это вообще когда-нибудь со мной случится.

Кейт заглянула мне в глаза.

— Вы не правы, Алекс. Вы к этому готовы полностью. — В ее взгляде и голосе была непоколебимая уверенность.

Искры.

Друзья.

— Мне бы тоже хотелось с вами подружиться, — сказал я наконец. Нечасто это со мной случалось и уж во всяком случае не так скоропалительно.

Глядя на сидевшую напротив Кейт, на трепетный огонек свечи между нами, я снова вспомнил о Казанове. Как там ни говори, но он оказался непревзойденным ценителем женской красоты и характера. Безупречным, как и во всем остальном.

Глава 58

Пленницы медленно и настороженно продвигались к гостиной, расположенной в конце длинного извилистого коридора таинственной и жуткой темницы. В доме было два этажа. На первом находилась всего одна комната. На втором — не меньше десяти.

Наоми Кросс шла вместе с остальными женщинами. Им было приказано явиться в общую комнату. С тех пор как она сюда попала, число пленниц увеличилось с шести до восьми. Иногда одна из них уходила или исчезала, но вместо нее всегда появлялась другая.

В гостиной их дожидался Казанова. На нем была очередная маска. Эта была расписана от руки белыми и ярко-зелеными штрихами. Карнавальная. «Праздничное лицо». Он был одет в золотистый шелковый халат на голое тело.

Комната была большая и обставлена со вкусом. Пол покрыт восточным ковром. Стены бежевые, свежевыкрашенные.

— Входите, дамы, добро пожаловать. Не стесняйтесь, не робейте, — приглашал он из дальнего конца комнаты. Поза театрально-лихая, в одной руке револьвер, в другой — электрошоковый пистолет.

Наоми казалось, что он под маской улыбается. Больше всего на свете ей хотелось хоть раз увидеть его лицо, а затем растерзать его, разорвать в клочья и стереть эти клочья в пыль.

Сердце у нее екнуло, когда она оказалась в просторной, красиво обставленной гостиной и увидела на столе свою скрипку. Казанова притащил ее сюда, в это ужасное место.

Он вальсировал по комнате с низким потолком, словно церемониймейстер на маскараде. Он умел быть элегантным и даже галантным. Держался с непревзойденной уверенностью.

Щелкнув золотой зажигалкой, он закурил длинную тонкую дамскую сигарету. Остановился по очереди перед каждой женщиной, поговорил. Трогал обнаженные плечи, гладил по щекам, по чьим-то длинным светлым волосам.

Все женщины были великолепны. Красивая одежда, умело наложенная косметика. Аромат духов заполнил комнату. «Вот если бы им всем, скопом, броситься на него, — думала Наоми. — Ведь можно же его как-то одолеть».

— Как, наверное, многие из вас уже догадались, — он слегка возвысил голос, — к сегодняшнему торжеству приготовлен приятный сюрприз. Вечерний концерт.

Он указал пальцем на Наоми и жестом приказал ей подойти. Он всегда, собирая их вместе, вел себя очень осторожно. Не выпускал из рук оружие.

— Прошу тебя, сыграй нам что-нибудь, — сказал он Наоми. — Что хочешь. Наоми играет на скрипке, и играет замечательно, должен заметить. Не смущайся, дорогая.

Наоми не в силах была отвести взгляд от Казановы. Полы его халата были распахнуты, демонстрируя его наготу. Временами он заставлял их играть на музыкальных инструментах, петь, читать стихи или просто рассказывать о себе, о своей жизни, какой она была до низвержения в эту преисподнюю. В тот вечер настала очередь Наоми.

Она понимала, что выбора у нее нет. Она решила быть храброй, не терять достоинства.

Она взяла в руки скрипку, свой бесценный инструмент, и множество больно ранивших воспоминаний обрушилось на нее. «Храбрость… достоинство», — твердила она мысленно. Это было ее жизненное кредо.

Ей, молодой чернокожей женщине, пришлось научиться искусству самообладания. И теперь предстояло показать все, на что она способна.

— Я хочу сыграть вам Первую сонату Баха, — спокойно объявила она. — Первая часть, адажио. Прекрасная музыка, и я постараюсь ее не испортить своим исполнением.

Наоми подняла скрипку на плечо и закрыла глаза. Затем опустила голову на подбородник, открыла глаза и принялась настраивать инструмент.

«Храбрость… достоинство», — напоминала она себе.

А потом заиграла. Технически это было далеко от совершенства, но зато очень выразительно. Исполнение Наоми всегда отличалось индивидуальностью. Главным для нее была музыкальность, а не техника. Ей хотелось плакать, но она сдерживала свои чувства. Они рвались наружу вместе с музыкой, вместе со звуками прекрасной сонаты Баха.

— Браво! Браво! — закричал Казанова, когда она закончила играть.

Женщины зааплодировали. Это разрешалось. Наоми смотрела на их красивые лица. Она разделяла их страдания. Ей так хотелось с ними поговорить. Но собирал он их вместе лишь для того, чтобы лишний раз продемонстрировать свою неограниченную власть над ними.

Казанова протянул руку и дотронулся до плеча Наоми. Пальцы его были горячи и, казалось, обожгли кожу.

— Сегодня ты останешься со мной на ночь, — вкрадчиво произнес он. — Это было великолепно, Наоми. И ты такая красивая, самая красивая из всех здесь. Тебе известно об этом, милая? Конечно, известно.