Желание убивать. Как мыслят и действуют самые жестокие люди - Энн Уолберт Бёрджесс Страница 34

* * *

Встреча Хэйзелвуда и Лэннинга с Саймонисом состоялась зимой 1985 года в луизианской тюрьме «Ангола» — самом большом исправительном учреждении строгого режима в США. Их проводили в большой, ярко освещенный допросный кабинет. Саймонис занял место во главе большого стола, а агенты уселись по обе стороны от него.

Саймонис в присущей ему снисходительной манере дал согласие на видеозапись их беседы.

Интервью началось с азов. Саймонис признался, что начал подглядывать в окна, когда ему было пятнадцать, и вскоре это переросло в привычку. Поздним вечером он тихонько выходил на улицу, подбирался к близлежащим домам и скрытно наблюдал за происходящим внутри. Но он только наблюдал, не совершая никаких серьезных преступлений. Эти выходки были своего рода прелюдией его будущих преступлений на сексуальной почве.

Первые же сексуализированные правонарушения Саймонис совершил во время армейской службы в Европе. Он не нападал, а просто обнажался перед посторонними женщинами. Хотя мысли о том, что нужно идти дальше, его уже посещали.

Вернувшись на родину, Саймонис начал грабить женщин. Ему нравилось чувство власти, которое он при этом испытывал, но вскоре одного только завладения чужим имуществом и деньгами оказалось недостаточно для полного удовлетворения. Саймонис начал задумываться об изнасиловании как о способе усилить это чувство.

— А что же все-таки привело тебя к самому первому нападению? — прямо спросил Хэйзелвуд. — Какой-то конкретный случай или просто день был такой? Может, проснулся утром и понял, что хочешь кого-нибудь изнасиловать?

— Ничего подобного, — возразил Саймонис. — Сначала это было обычное ограбление. Я влез в дом и столкнулся с женщиной, которая в нем жила. Ну, раз уж столкнулся, типа, объясняю ей, что главный тут я. Получил от нее деньги, потом связал ей руки, повел в спальню и заставил мастурбировать. Но у меня не встал. Наверное, слишком нервничал.

— Понятно, — продолжил Хэйзелвуд. — Но потом ты устраиваешься лаборантом в больницу, и с виду у тебя все нормально. А с пациентами у тебя какие-то сексуальные контакты были? Что-то в этом духе?

— Ага, случалось такое, — кивнул Саймонис. — Я же им снотворное вкалывал, ну и забавлялся порой с сиськами там или чего-то такое. В смысле, когда такая возможность была. В общем, все было очень удобно. А еще просматривал график операций, и пока они были в операционной, брал ключи пациента и делал себе дубликаты. А потом приезжал к ним, когда хотел, и грабил или насиловал — как уж получалось.

Саймонис добавил, что иногда делал дубликаты домашних ключей и врачей. Он приходил к ним, насиловал и грабил их жен, а потом развлекался, стараясь угадать по виду врачей, известно ли им, что произошло.

— Ну а с мужчинами как? — продолжил Хэйзелвуд, специально провоцируя Саймониса на реакцию. — Случалось заставлять их отсасывать тебе?

— Нет. У меня никогда не было секса с мужчиной.

— Да как же так? Ты ж еще так скороговоркой сказал, что изнасиловал мужчину, который лежал связанный на полу. Или мне послышалось?

— Нет. И я не понимаю, почему вы то и дело об этом спрашиваете.

— Ладно, давай поясню. Я так понял, что ты бисексуал и ничего не имеешь против секса с мужчинами.

— Не знаю, откуда вы это взяли, — сказал Саймонис, сохраняя невозмутимость. — То есть, может, у меня и есть некоторые бисексуальные наклонности, как, наверное, и у большинства мужчин, но чтобы практиковать это — нет, не было такого.

— Ну хорошо, — сказал Хэйзелвуд и сменил тему. — А что насчет твоего перехода к надругательствам и расправам? Как это происходило?

— Ближе к концу я стал действовать более жестко. Мне хотелось унижать женщин, заставить их почувствовать мое полное господство, — сказал Саймонис. — Я хотел вселять в них ужас, чтобы заставлять делать то, чего они в нормальной ситуации не стали бы делать.

— А как ты думаешь, что тебя к этому побуждало?

— Это довольно сложно. Деньги побуждали. Секс. Злоба. Под конец меня охватывали просто безудержные порывы. И знаете, вид этих женщины подчинял меня больше, чем я подчинял их себе.

Саймонис рассказал про прилив адреналина, который он ощущал, вламываясь в дом, заметив, что возбуждение усиливал риск того, что его поймают. По его словам, это была игра в кошки-мышки с полицейскими. Он менял города, машины, выбрасывал старую одежду, чтобы не оставлять улик.

— Я просто кайфовал от того, что проникаю в чужой дом, — продолжал Саймонис. — И чем больше была опасность быть пойманным, тем больше было возбуждение. Это невероятно заводило. И это был другой кайф, отдельный от сексуального. Они были как бы синхронными.

— А ты когда-нибудь испытывал чувство вины за содеянное?

— Всегда, особенно после эякуляции. Мне становилось грустно.

— Ладно. Но все же, зачем такая жестокость? — спросил Лэннинг. — Ты душил женщин, избивал их, специально делал им больно.

— Ну да, но мне все равно было их жалко. Понимаете, я хотел… — Саймонис на секунду замолчал, будто вспоминая. — Вот что: я там натворил столько всяких бед и все же временами делал что-нибудь, чтобы облегчить страдания и боль, ведь мне не хотелось обижать их. Да, наверное, это звучит противоречиво, вроде бы я приходил, чтобы причинить боль, и при этом делал что мог, чтобы облегчить ее.

— Ты когда-нибудь просил прощения за то, что сделал?

— Да, но это тоже непонятно. Скажем, дам одной с разворота, а потом извиняюсь, что другую изнасиловал. Я даже бывал мил и чирикал с ними. Но все это так сложно, много всего, что я просто не понимаю. Так, не понимаю, почему я делал какие-то вещи, почему кого-то насиловал, избивал, почему кого-то прижигал и почему был мил с одной, а не с другой… Просто не понимаю. Зато понимаю, что все это бессмыслица.

* * *

Пока агенты беседовали с Саймонисом, я встречалась с его жертвами. Было совершенно очевидно, что, подобно большинству серийных преступников, у Саймониса были «предпочтения». Всем жертвам было около тридцати, и в большинстве своем это были привлекательные состоятельные женщины из зажиточных районов. Некоторые были замужем или состояли в серьезных отношениях, а в некоторых случаях нападению подверглись компании подружек или соседок. Мои собеседницы испытывали облегчение, когда узнавали, что Саймонис в тюрьме.

Одна из жертв рассказала, что они с мужем и дочерью готовились к отъезду в отпуск и сновали между домом и гаражом, загружая чемоданы в машину. Внезапно женщина поняла, что супруг и дочь перестали помогать, и пошла в дом,