Жажда мести - Муни Крис Страница 4

Он положил руку на дверную ручку. Приглушенный плач, постукивание металла о металл, буханье теперь были слышны достаточно отчетливо. И от всего этого Джека отделяли десять сантиметров дерева. Пот ручьем тек по лицу. Глаза слезились. Сердце бешено стучало. Снова где-то, словно пушечные ядра, начали взрываться фейерверки, отбрасывая отблески на соседнюю стену и отдаваясь в его груди. Он вытер лоб рукавом рубашки. Рука все еще дрожала.

«Святой боже, да что это с тобой? Возьми себя в руки!»

Он крепко ухватился за ручку, чтобы она не выскользнула из потной ладони. Одним быстрым движением он повернул ручку и, толкнув дверь плечом, распахнул ее, держа пистолет наготове.

Лазерная точка прицела прошлась по современной мебели, которая стояла справа, потом резко переместилась влево, через открытую дверцу вместительного шкафа-купе, тумбочку и наконец остановилась на фотографиях на медном изголовье. На огромной кровати лежал мужчина среднего возраста. Его руки были разведены в стороны и прикованы наручниками к спинке кровати. Голые ноги тоже были разведены и привязаны к ножкам кровати веревками для сушки белья. Глаза… глаза мужчины были залеплены серой клейкой лентой.

Старое воспоминание, которое дремало где-то на задворках сознания, внезапно проснулось и пронзило его. На какое-то мгновение он ослеп, потом зрение вернулось, и он услышал приглушенный пронзительный крик.

Джек подошел к кровати и направил луч света на лицо мужчины. Тот задергался всем телом, пытаясь освободиться.

– Не двигайтесь, я полицейский. Просто не двигайтесь.

Левой рукой Джек ухватился за краешек ленты, которая закрывала мужчине глаза. Потная, жирная кожа легко отпустила ее. Окна возле кровати выходили на пляж. Фейерверки вспыхивали не переставая, окрашивая перекошенное от ужаса лицо мужчины всеми цветами радуги. Потом и они померкли. В комнате было жарко, как в печке. Воздух был спертым и влажным. Остро пахло перегаром и потом.

Джек сорвал ленту со рта мужчины и вдруг ощутил знакомый медный аромат.

– Он здесь, он все еще здесь! – задохнулся мужчина.

От него несло выпивкой и желчью, а редкие черные волосы были настолько влажными, что плотно облепили голову.

– Нет здесь никого.

– Черт подери, он здесь, этот сукин сын знает мое имя, он все знает обо мне!

– Успокойтесь, доктор Рос. Переведите дух.

Рос сделал глубокий вдох.

– Послушайте, он звонил вам отсюда! Он звонил прямо из спальни и…

– Подождите! Вы слышали, как он звонил 911?

– Именно это я и пытаюсь вам сказать. Он звонил прямо отсюда. Я слышал. Этот засранец… Послушайте, я не знаю, что задумал этот ублюдок… – Рос дернулся. – Черт бы все побрал, развяжите же меня!

Джек посветил на наручники, которыми был прикован Рос. Его пальцы были лилового цвета.

– Ключ не вставить, скважина заварена, – сообщил Джек. – Мне понадобятся болторезы, чтобы…

Внезапно в комнате зажглись все лампы.

Это случилось настолько неожиданно и свет был таким ярким, что Джек невольно зажмурился. Прикрыв глаза рукой, он отвернулся от кровати, отступил на пару шагов и поморгал. В глазах потихоньку прояснялось, хотя свет все еще причинял боль. На краю тумбочки лежал томик Стивена Кинга в мягкой обложке, возле него стояла плетеная корзинка с журналами по садоводству. Когда он посмотрел вниз, то заметил на своих туфлях темные пятна засохшей крови.

Потом мужчина начал страшно кричать.

Внимание Джека мгновенно переключилось на него. Голова мужчины приподнялась над кроватью, лицо стало багровым, вены на шее вздулись синими змеями. Его тело рвалось, пытаясь освободиться от пут, словно его било током. А глаза готовы были выскочить из орбит. Его взгляд был прикован к чему-то в изножье кровати..

Джек заметил, что стены заляпаны кровью. Он хотел обернуться… Слишком поздно… У него появилось ужасное предчувствие.

Два мальчика-близнеца лет семнадцати, одетые в шорты и летние футболки, сидели с двух сторон от матери. Их руки были связаны за спинками стульев, ноги тоже были привязаны к стульям. У мальчиков было перерезано горло. Кровь обильно залила их футболки и капала с коленей, образуя на полу ярко-красные лужицы. Джек перевел взгляд на глубокую рану на шее женщины. На ее губах застыла леденящая душу улыбка, которая словно вынырнула из его прошлого. Перед его мысленным взором возникла картинка, которую он так и не смог похоронить в глубинах сознания, – и она рванулась ему навстречу, словно экспресс.

Аманда, его жена, привязанная к стулу. Прямо перед ним. Ее щеки влажные от слез, и по ним протянулись темные линии потекшей туши. Она уже не плачет и не кричит. Она только горько всхлипывает.

Но именно надежда, которая сквозит в ее глазах, причиняет ему самое большое страдание. Она все еще питает надежду, что ее муж, эксперт ФБР, который уже попадал в серьезные переделки и сейчас сидит перед ней, найдет способ освободиться и спасти ее. Ее глаза как бы говорят, что все это не может происходить на самом деле. Ведь так, Джек? Скажи, что я права!

– Пожалуйста, Джек, – шепчет она. – Пожалуйста… сделай так… чтобы он остановился. Пожалуйста!

Он хочет ответить, но не может. Его рот залеплен лентой. Руки привязаны к стулу, ноги тоже. Наркотик, который ему вкололи, еще не вышел из организма и сковывает его волю. Ее ничто не может спасти. Он не может ни пошевелиться, ни заговорить. Все, что он может делать, – это сидеть и смотреть.

Майлс Гамильтон, человек, который дирижирует этим кошмарным оркестром, прохаживается за ее стулом. Он облизывает губы и, одним резким движением вывернув Аманде голову, прижимает ее подбородок к своему животу. В его глазах плещется темнота, и он с непосредственностью ребенка, попавшего на карнавал, наблюдает за горем Джека.

Гамильтон подносит скальпель к ее горлу.

Джек изо всех сил пытается вырваться и вместе со стулом заваливается набок. Он не может двигаться. «Вот и все, – говорит ему голос. – Ты больше ничего не можешь сделать. Это конец».

У Джека все поплыло перед глазами. Он снова обратился к той загадочной Высшей силе, почитать которую его приучили еще в католической школе.

Но Бога в той комнате нет. Бог не существует на этой земле. Это подтверждалось снова и снова во всех тех расследованиях, наполненных страданием и адом. Бог не придет, чтобы спасти его. Никто не придет.

– Джек! – донесся издалека знакомый голос.

Гамильтон сжимает скальпель. Видно, как напрягаются его мышцы, когда он проводит им по ее шее. Глаза Аманды плотно закрыты. Она делает глубокий вдох через нос и говорит голосом, полным страха, боли и ярости, слова, которые вечно будут жечь его душу:

– Помоги мне, Джек… Сделай что-нибудь… Пожалуйста!

Скальпель разрезает ей горло. Джек закрывает глаза и чувствует, как горячие капли крови брызгают ему в лицо. Он надсадно кричит, воет, но его последние слова к жене скрадывает кусок дешевой клейкой ленты. Его душа, сердце и память, все то, что он ценил больше всего на свете, теперь медленно удаляется от него, а он падает все глубже и глубже в черную яму, смердящую могилой и разложением. А над всем этим раздается смех сумасшедшего…

– Джек!

Перед ним стоял Ронейн. Он крепко держал Джека за плечо и тряс, пытаясь вывести из оцепенения.

Джек рывком высвободился, у него кружилась голова. Он мог вот-вот упасть.

Схватившись за угол шкафа, он глубоко вздохнул и отвернулся. В комнате было полно людей, и все они глядели на него. Мартин Гоуз, еще один детектив из управления, стоял возле дверного косяка и смотрел на Джека так, словно увидел привидение. На лицах патрульных в коридоре было то же выражение.

Ларри Рос смотрел в потолок и громко всхлипывал, пока патрульные освобождали его от наручников. Один из полицейских, Ронни Дойл, молодой парень с коротко остриженными светлыми волосами, сказал: