Джонатан Сантлоуфер - Живописец смерти Страница 5

— Очевидно, ее забыл на кухне Ричард, а экономка Лусилл не убрала. — Кейт положила фотографию обратно в сумку. — Ладно, ерунда все это. — Она просветлела. — Я предлагаю вот что: поживи этот месяц у меня. У нас полно свободных комнат. В некоторые мы давно уже не заглядывали. Прошу тебя, сделай одолжение.

— Для меня уже сняли однокомнатную квартиру в центре города, рядом с библиотекой.

— Ну и что?

— Ничего, просто… — Лиз отправила в рот пару орешков. — … просто, я не очень-то вписываюсь в твой мир, Кейт.

— О, сестричка, мы так давно знаем друг друга. Неужели ты веришь, что этот мир мой? Да, я хожу на светские тусовки, живу в роскошной квартире, знакома со многими знаменитостями. Но это еще ничего не значит. Я для них совершенно чужая.

Лиз пристально посмотрела на Кейт.

— Моя дорогая подруга, прошу тебя, посмотри на меня, потом на себя… а затем оглянись вокруг. Я единственная в этом зале одета в стопроцентную синтетику. — Она прикоснулась к рукаву Кейт. — Это ведь кашемир, верно? Ральф Лорен или Кельвин… забыла, как его фамилия. Представляю, какой у тебя гардероб. Что же касается меня, то я не помню, когда в последний раз посещала ресторан и вообще заведение, где нет самообслуживания.

— Лиззи, если не хочешь остановиться у меня, то обещай хотя бы, что по крайней мере не меньше двух-трех раз в неделю будешь со мной ужинать. Никого не будет — только ты и я. — Кейт порылась в сумке из мягчайшей кожи. — Вот. Запасные ключи от моей скромной квартиры. Бери. Приходи когда хочешь. Ешь что найдешь в холодильнике. Надевай мои костюмы от Кельвина, фамилию которого помнить совсем не обязательно.

— Знаешь, я всегда мечтала иметь еще одну квартирку, этакое запасное пристанище, пентхаус из двадцати комнат, выходящий на Центральный парк.

— Не надо преувеличивать. Комнат не двадцать, а всего двенадцать.

— Хорошо, пусть двенадцать, жалких таких комнатенок. — Лиз уронила ключи на стол. — Спасибо, не надо.

— Ладно, к платьям и всему остальному добавлю еще Ричарда. Можешь спать с ним в любое время суток.

Лиз быстро подхватила ключи.

— Вот это другой разговор!

2

Компьютер работал в режиме скринсейвера[9]. На экране мерцала зеленая долларовая купюра — шуточный подарок кого-то из клиентов, — расцвечивая переливчатым светом горы бумаг (записки по делам, показания свидетелей и подсудимых, данные под присягой, письма и многое другое), которые громоздились на изящном письменном столе Ричарда Ротштайна, похожие на макет многоэтажного жилого комплекса. А дальше за этой кипой работы — прошлой, настоящей и будущей — стена, увешанная фотографиями в рамках. Достаточно дать краткое описание нескольких, чтобы читатель имел представление об образе жизни хозяина кабинета. Мужчина (он сам) и женщина на веранде летнего домика, вне всяких сомнений шикарного; та же пара в вечерних костюмах, танцуют щека к щеке; студийный портрет женщины, превосходное освещение, великолепные темные волосы распущены. Подбородок, правда, чуть крепковат, но зато все остальное в ней безупречно. И вдобавок ко всему необыкновенно умные глаза, что, согласитесь, в наши дни большая редкость. Красивая ли она? Для него, безусловно, да. Совсем недавно он был на лекции в Музее современного искусства. Кейт рассказывала о минимализме и концептуализме в изобразительном искусстве, в общем, обо всем таком, а он не переставал думать. Неужели это великолепное, ослепительное существо мое? Совсем мое? Это что же такое? — спрашивал он себя. — Когда все закончится, я пойду с ней домой? И улыбался, радуясь своему счастью.

Он и сейчас не мог сдержать улыбку. Ричард и Кейт. Кейт и Ричард. Они любят друг друга, счастливы и богаты. Кто бы мог подумать, что Ричард, бруклинский паренек из бедной еврейской семьи, сын Соломона и Иды, которые души в нем не чаяли, с отличием закончит Нью-Йоркский университет и вскоре станет преуспевающим адвокатом. Будет зарабатывать много денег. Но настоящий успех пришел к нему неожиданно, когда он взялся защищать чернокожего преподавателя Колумбийского университета, читающего курс по истории и культуре афроамериканцев, которого обвиняли в «дискриминации наоборот»[10], в частности, за его крикливые антисемитские инсинуации, какие он позволял себе на лекциях. Естественно, брать это дело никто не хотел. Даже Американский союз борьбы за гражданские свободы колебался. А вот Ричард Ротштайн — нет. Шумиха вокруг процесса не сходила с экранов общенациональных телевизионных каналов и первых полос газет целых шесть месяцев. «Еврей-адвокат защищает право чернокожего преподавателя на свободу слова». В результате Ричард победил, его клиент был восстановлен на кафедре и опять принялся за свое.

Это было самое знаменитое дело Ричарда. А вот подлинное богатство пришло, когда ему удалось избавить от тюрьмы нескольких исполнительных директоров и старших партнеров очень известной брокерской фирмы на Уолл-стрит. Он сумел доказать вопреки всем уликам, будто имела место не продажа акций лицами, располагающими конфиденциальной информацией, что дало им возможность положить в карман миллионы, а просто «случайное стечение обстоятельств». За этот великолепный юридический высший пилотаж Ричард, кроме обычного гонорара, получил также и дополнительную сумму, выражающуюся семизначной цифрой, которую вместе со своим партнером, специализирующимся на недвижимости, удачно вложил, купив в Нью-Йорке несколько земельных участков, упавших тогда в цене. Через несколько лет, когда наметился экономический подъем, они продали землю оборотистому фирмачу, и семизначная цифра капитала Ричарда Ротштайна увеличилась в четыре раза. Затем он принял в долю толкового финансиста, и тот сделал его еще богаче.

А вскоре после этого Ричард взял одно небольшое дело, которое тем не менее оказало на его судьбу огромное влияние. В ходе процесса пришлось допрашивать под присягой молодую женщину-полицейского, а именно — детектива Кейт Макиннон. Ему никогда не забыть, как она величественно шествовала по проходу в зале суда. Какие ноги, какая осанка… Отвечая на его вопросы, Кейт то и дело отбрасывала свои длинные волосы, которые почему-то все время лезли в глаза.

Однако настоящие отношения у них начались только через два месяца после процесса. Ричарду пришлось сдерживать нетерпение. Сдерживать? Ричарду Ротштайну? Шла осень 1988 года. Как раз появился последний номер журнала «Нью-Йорк» с большой статьей о Ричарде Ротштайне, а на обложке его портрет и подпись: «Один из десяти самых завидных манхэттенских женихов». Но полицейский детектив Макиннон была для красивого адвоката чем-то новым. Таких женшин Ричард еще не встречал.

Он начал ее обхаживать, выдав серию ужинов в самых дорогих ресторанах — «Четыре времени года» и двух французских, суперкласса, — но на Кейт произвело впечатление только посещение общедоступного оперного спектакля «Тоска» в Центральном парке. Потом Ричард устроил ужин-пикник — шампанское, икра, кофе с дивными пирожными, и это ей понравилось. Он просто наслаждался, наблюдая Кейт за едой. До нее у него было несколько женщин, в основном модели, испытывающие невероятное отвращение к любой еде. Кейт была так на них не похожа. А как легко шла беседа, к тому же они почти все время не разнимали рук. Во время пятого свидания — в пиццерии в Куинсе, которую Кейт выбрала по контрасту со всеми прежними фешенебельными заведениями, где они бывали, — Ричард сделал ей предложение. «Я согласна», — произнесла она, дожевав кусочек пиццы с сильно наперченными свиными и говяжьими колбасками, и тут же снова принялась за еду.

И Кейт ни разу его не разочаровала, только удивляла. Тем, как достойно вошла в новую жизнь, с каким невероятным усердием принялась за работу над диссертацией, тем, что сама, без помощи Ричарда, заработала себе имя, став неотъемлемой частью светской жизни Нью— Йорка, причем не потеряв по дороге ни частицы прежней себя, своей хуцпы[11], как сказала бы его мать.

Да, они были хорошей парой, он и Кейт. В последнее время, правда, она начала уклоняться от ужинов с его клиентами (уж очень эти ужины стали частыми), но если Ричард говорил «надо», жена являлась без возражений. И вела себя безупречно, знала, когда что сказать и прочее. Порой ей даже удавалось раскрутить клиента на пожертвование в фонд «Дорогу талантам» или в помощь нуждающимся художникам.

Ричард тронул клавишу, и долларовая купюра исчезла с экрана монитора быстрее, чем прибыль от высокодоходных, но ненадежных облигаций на рынке, где наблюдается тенденция к снижению курса. Он снова просмотрел страницу с цифрами, наверное, сегодня уже в сотый раз. И снова ничего не понял.

Ричард отъехал от стола в своем обитом бархатом офисном кресле и откинул голову на спинку. Затем помассировал шею, но напряжение не спадало. Взял пультик квадрофонического музыкального центра, нажал кнопку. Кабинет заполнил голос Билли Холидей.