Дэн Уэллс - Я - не серийный убийца Страница 6

Она была права: я видел немалые преимущества в официальном признании меня социопатом. Прежде всего это избавляло меня от дурацких коллективных проектов в школе.

— Я думаю, это моя вина, — призналась мама. — Я затащила тебя в морг, когда ты был совсем ребенком, и это тебя навсегда искалечило. И о чем я только думала!

— Дело не в морге.

Я буквально ощетинился, услышав это. Упаси боже, еще прогонит меня оттуда.

— Сколько вы проработали там вместе с Маргарет? — аргументировал я. — Но так никого и не убили.

— Но мы и психопатами не были.

— Ты сама себе противоречишь, — заметил я. — Только что ты сказала, что морг меня искалечил, а теперь говоришь, что он меня искалечил, потому что я уже был болен. Если и дальше будешь продолжать в том же духе, мне тебя не убедить, что бы я ни сделал.

— Ты можешь сделать очень многое, Джон. И ты это знаешь. Прежде всего прекрати писать о серийных убийцах — Маргарет сказала, что ты опять что-то такое написал.

«Маргарет, ты подлая доносчица».

— Я получил высший балл за эту работу, — возразил я. — Учительнице понравилось.

— Если ты умеешь хорошо делать то, что тебе делать не следует, оно от этого не становится лучше, — заметила мама.

— Это было задание по истории, а серийные убийцы — часть истории. Как войны, расизм и геноцид. Видимо, я забыл записаться на курс «только про хорошее». Ну, извини.

— Мне бы хотелось понять — почему.

— Что почему?

— Почему ты одержим серийными убийцами.

— У каждого должно быть какое-то хобби…

— Джон, даже шутить так не смей.

— Ты знаешь, кто такой Джон Уэйн Гейси? — спросил я.

— Знаю, — сказала она, воздевая руки. — Спасибо доктору Неблину. И почему только я тебя так назвала?

— Джон Уэйн Гейси был первым серийным убийцей, о котором я узнал. Когда мне было восемь лет, я увидел свое имя в газете рядом с фотографией клоуна.

— Я только что попросила тебя бросить эту одержимость серийными убийцами, — сказала она. — Почему мы говорим об этом?

— Ты ведь хотела узнать почему, вот я и пытаюсь тебе объяснить. Я увидел эту фотографию и подумал, что, может быть, это кино про клоунов с участием актера Джона Уэйна, — папа все время показывал мне ковбойские фильмы, где он снимался. И тут выяснилось, что Джон Уэйн Гейси был серийным убийцей, который приходил на вечеринки, переодевшись в клоуна.

— Не понимаю, к чему ты клонишь, — расстроилась мама.

Я не знал, как объяснить ей то, что я хотел сказать. Социопатия — это не только эмоциональная глухота, но еще и эмоциональная немота. Я чувствовал себя, как Симпсоны на нашем телевизоре с выключенным звуком: они размахивали руками и кричали, не произнося ни слова. Мы с мамой словно говорили на разных языках и никак не могли понять друг друга.

— Ты вспомни ковбойские фильмы, — упорствовал я, хватаясь за соломинку. — Они все на один манер: ковбой в белой шляпе скачет на коне, стреляя в ковбоев в черных шляпах. Ты знаешь, кто там хороший и кто плохой, и точно знаешь, что произойдет.

— И?..

— Если этот ковбой кого-нибудь убьет, ты и глазом не моргнешь, потому что это случается каждый день. Но когда кого-то убивает клоун — это что-то новенькое, такого ты прежде не видела. Вот перед тобой кто-то, кого ты считала хорошим, а он совершает такие жуткие вещи, что нормальным человеческим эмоциям с этим и не справиться. А потом поворачивается и снова делает что-нибудь хорошее. Это очаровательно, ма. Если ты одержим этим, то ты не чокнутый, — чокнутый ты как раз в том случае, если неодержим.

Мама несколько мгновений молча смотрела на меня.

— Значит, серийные убийцы — это что-то вроде киногероев? — спросила она.

— Да я вовсе не это говорю. Это больные извращенцы, они совершают ужасные вещи. Просто, я думаю, желание узнать о них побольше не делает тебя больным извращенцем.

— Есть большая разница между желанием узнать о них побольше и мыслями о том, что ты станешь одним из них, — сказала мама. — Нет, я тебя не виню — я не лучшая из матерей, и господь знает, твой отец был еще хуже. Доктор Неблин сказал, что ты выработал для себя правила, чтобы избежать дурного влияния.

— Да.

Наконец-то она начала слушать — видеть хорошее, а не плохое.

— Я хочу тебе помочь, — предложила она. — Вот тебе новое правило: ты больше не будешь помогать нам в морге.

— Что?!

— Это неподходящее место для мальчика, — настаивала она. — И я вообще не должна была пускать тебя туда.

— Но я…

Что «но я»? Что я могу сказать, чтобы это не потрясло ее еще больше? Что мне нужен морг, потому что он безопасным способом связывает меня со смертью? Мне нужен морг, потому что я должен видеть, как, словно цветы, раскрываются тела и говорят со мной, рассказывают то, что им известно? Нет, тогда она просто вышвырнет меня из дому.

Прежде чем я успел возразить, мамин мобильник разразился негромким электронным воспроизведением увертюры к «Вильгельму Теллю» — мама эту мелодию назначила вызову с телефона коронера: деловой звонок. В половине одиннадцатого в субботу коронер мог звонить только по одному поводу, и мы оба знали это. Она вздохнула и стала рыться в сумочке в поисках телефона.

— Привет, Рон, — сказала она. — Нет, все в порядке, мы уже заканчивали. Да, мы знаем. Мы этого ждали. Я спущусь через минуту, так что приезжай в любое время когда сможешь, меня это устраивает. Нет, серьезно, никакого беспокойства — мы обе знали о времени, когда соглашались. И тебе тоже. Поговорим позже.

Она положила трубку и вздохнула:

— Ты, наверное, знаешь, о чем речь.

— Полиция закончила экспертизу останков Джеба, — сказал я.

— Они привезут его через пятнадцать минут. Я пойду вниз. Я… мы продолжим этот разговор. Прости меня за все, Джон. У нас мог бы получиться милый семейный обед.

На экране телевизора Гомер душил Барта.

— Я хочу тебе помочь, — предложил я. — Уже одиннадцатый час. Если в одиночку — ты провозишься всю ночь.

— Мне поможет Маргарет, — возразила мама.

— Ну, значит, вы будете работать пять часов, а не восемь — все равно это слишком долго. А если я буду помогать, мы закончим за три.

Я старался говорить спокойным ровным голосом. Не мог позволить ей забрать все это у меня, но не осмеливался показать, как это для меня важно.

— Тело в ужасном состоянии, Джон. Его разорвали на части. Чтобы его снова собрать, потребуется немало времени. И работа очень трудна психологически для такого, как ты, клинического психопата.

— Ну ты и скажешь, ма.

Она взяла сумочку.

— Либо тебя это волнует, а в этом случае тебе не следует быть там, либо тебя это не волнует, а в этом случае тебе давно уже следовало прекратить ходить туда.

— Ты и в самом деле хочешь оставить меня здесь одного?

— Найдешь себе какое-нибудь конструктивное занятие.

— Мы идем собирать тело. Что может быть конструктивнее? — сказал я и тут же поморщился: черный юмор в этой ситуации не шел мне на пользу.

Это был своего рода рефлекс, снятие напряжения в стиле доктора Неблина.

— Мне не нравятся твои шутки о смерти, — заметила мама. — Мы живем рядом со смертью, вдыхаем ее запах каждую минуту. Такая близость может привести к тому, что человек потеряет уважение к смерти. Я замечала такое за собой, и это меня беспокоит. Если бы не близкое знакомство со смертью, ты, вероятно, был бы лучше.

— Я в порядке, ма, — отозвался я.

«Что сделать, чтобы убедить ее?»

— Ты знаешь, что тебе нужна помощь и что ты не хочешь оставлять меня одного.

Если я и не был способен к состраданию, то моя мать была наделена этим чувством, и я мог использовать его против нее. Там, где не работала логика, могло победить чувство вины.

Она вздохнула и закрыла глаза, плотно сомкнув веки, словно чтобы не видеть перед собой какой-то образ — я мог только догадываться какой.

— Ладно. Но давай сначала доедим пиццу.

Моя сестра Лорен уехала шесть лет назад, через два года после ухода отца. Ей тогда было всего семнадцать, и что с ней случилось — одному богу известно. В доме стало гораздо меньше криков, но объектом тех, что случались, теперь был я. Месяцев шесть назад Лорен вернулась в Клейтон — приехала автостопом бог знает откуда и покаянно попросила у матери работы. Они по-прежнему почти не говорили друг с другом, она никогда не приходила к нам и не приглашала нас к себе, но работала приемщицей в морге и неплохо ладила с Маргарет.

Мы все неплохо ладили с Маргарет. Она была вроде изоляции, которая предотвращала короткие замыкания и искрения в нашей семье.

Пока мы доедали пиццу, мама позвонила Маргарет, а та, видимо, вызвала Лорен, потому что обе они были внизу, когда мы наконец спустились в морг, — Маргарет в спортивном костюме, а Лорен нарядившаяся к субботнему вечеру в городе. Я подумал, что мы, вероятно, сорвали какие-то ее планы.