Ромео - Тайтл Элис Страница 69

— Да, да, да. — Это звучит ее голос. Она уже не чувствует вины. Нет и страха. Исчезли демоны. Ее больше не тяготит ощущение предательства. Если бы только можно было продлить этот миг.

Но фантазия сгорела, едва успев оформиться. Вмешалось хорошо знакомое ощущение — когда кажется, что, воспарив, ты тут же теряешь ориентир и падаешь, разбиваясь. Нужно остановиться. Пока не поздно. Пока он не высосал из нее жизненные соки. Разве не опробован уже этот сценарий? Разве не испытала она на себе разрушительную силу любви? Которая, как и злодей Ромео, вырывает сердце из женской груди?

Сара глубоко вздохнула и отстранилась от Аллегро.

Он крепко схватил ее за руку.

— Сара, это был всего лишь поцелуй. Не надо так нервничать. — В голосе его прозвучала настойчивость.

И только тогда до нее дошло, что руки ее сжаты в кулаки и она готова обрушиться на Аллегро. Она вовремя сдержалась, с удивлением обнаружив, что действительно ничего страшного не произошло: оба они одеты, сидят за столиком.

Всего лишь поцелуй. Да, теперь она это поняла. Ничего более поцелуя. А все остальное — иллюзия. Иллюзия любви. Иллюзия секса. Как глупо с ее стороны мечтать о том, что такое возможно в действительности.

Но ведь все казалось таким реальным. И происходило словно наяву. Исполнение желаний? Прожектерство? В сознании опять ожила сцена интимного свидания Мелани и Фельдмана, вспомнилось и то, как расплылись черты лица Фельдмана и материализовались в лице другого человека. Ее отца. А может, это тоже чистой воды фантазия?

Аллегро все еще держал ее за руку. Теперь ей уже было неприятно его прикосновение. Хотелось встать, но она сумела выдавить из себя притворно-счастливую улыбку.

Вздохнув с явным раздражением, он пробормотал:

— Давайте лучше вернемся к прерванному ужину. — Он демонстративно сунул руки в карманы пиджака, давая понять, что больше не посмеет коснуться ее.

У Сары было на редкость противно на душе. Что ж, и в прекрасных сказках есть мрачные эпизоды. Кому, как не ей, знать об этом.

Она резко поднялась из-за стола.

— Наверное, нам лучше вернуться. Берни будет волноваться.

— Хорошо, — сказал Аллегро и послушно последовал за ней вниз по ступенькам. Опустевшая терраса медленно скрывалась в густом тумане, наползавшем со стороны залива.

— Я тебе все-таки оставил немного жаркого на плите, — приветствовал Берни Сару, когда та в девять сорок пять возникла на пороге его квартиры.

Она устало посмотрела на него.

— Есть опасность, что меня стошнит.

— Что ж, тогда нет нужды спрашивать, как прошло свидание.

— Это было не свидание, — огрызнулась она.

— Шучу. В чем дело, Сара? Садись-ка и расскажи все по порядку старому приятелю. — Он проехал в своей коляске в гостиную, обставленную в псевдороманском стиле, — напоминание о мимолетном романе с дизайнером интерьеров. Искусно лавируя между низкими неаполитанскими столиками, заставленными мраморными статуэтками и другими поделками, стилизованными под антиквариат, он притормозил возле обтянутого темно-коричневым плюшем кресла и похлопал по его мягкому сиденью.

Сара плюхнулась в кресло и обхватила голову руками.

— Хочешь аспирина? Или, может, молока с медом? — заботливо спросил Берни.

— Берни, что со мной? То ли я схожу с ума, то ли меня обманывает память… — Сара так и не смогла закончить свою мысль.

— Обманывает память? — Берни почесал бороду. — Ты хочешь сказать, что она выдает тебе ложную информацию? Ты вспоминаешь какой-нибудь неприятный эпизод, а тебе кажется, что это фантазия?

Сара кивнула головой.

— Как угадать, действительно ли все это было или это просто игра воображения?

— Я думаю, можно спросить у того, с кем был связан этот неприятный эпизод.

— Он… не признается.

— А свидетели? — наивно предположил он.

У Сары скрутило живот. Почему так больно? Я же не сделала ничего плохого. Ничего. Ничего.

Берни подкатил поближе и взял Сару за руку. Колени их почти соприкасались.

— В чем дело, дорогая? Мне-то ты можешь сказать?

Сара откинула голову на спинку кресла. Уставилась на декоративную лепнину потолка.

— А что, если… единственный свидетель — это я?

— Единственный свидетель чего?

Она внутренне съежилась, закрыла глаза.

— Мне кажется, я их видела. Мелани и… — Как она могла произнести это имя вслух?

Берни не понял.

— Мелани и Ромео? Ты это хотела сказать, Сара? Тебе кажется, что ты знаешь, кто это сделал?

Да, подумала она. В какой-то степени. Потому что Ромео был лишь трагическим финалом печальной саги Мелани.

— Я не Ромео имею в виду, — слабым голосом произнесла она.

— Тогда кого же?

Как начать? Ведь трудно даже осмыслить страшную правду, смириться с ней, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух.

— Меня преследуют тревожные видения. Это началось вскоре после убийства Мелани. Да, как только Ромео дал о себе знать. Он словно спровоцировал эти вспышки памяти. И день ото дня воспоминания становятся все более мучительными. Сегодня утром у Фельдмана они опять посетили меня. Это подобно ночному кошмару…

— Это связано с Фельдманом?

— Да, в общем-то, нет. Хотя… я думаю, он в определенной степени сыграл роль катализатора.

— Так что же тебя так терзает?

Берни был чересчур настойчив. Она содрогнулась — сознание опять исторгло страшные видения.

— Я все время вспоминаю этот эпизод из прошлого. Мне тогда было тринадцать лет. Все произошло незадолго… до того, как умерла мама. — Не умерла. Покончила с собой. Повесилась на бельевой веревке на чердаке. Умерла — это так просто.

— Продолжай, — мягко подтолкнул ее Берни.

— Понимаешь, Берни, я даже не уверена, было ли это на самом деле. Все это может оказаться лишь одним из кошмарных снов, которые мучают меня вот уже много лет. А может, что-то происходило и в действительности, хотя в основном… — Мысли ее путались, опережали язык. В голове как будто лихорадочно прокручивалась пленка, а она никак не могла остановить проектор.

Берни по-прежнему держал ее за руку.

— Расскажи ту часть, которую ты считаешь правдивой.

Она улыбнулась.

— Из тебя мог бы получиться хороший психиатр, знаешь об этом, Берни?

— С меня довольно и звания хорошего друга.

Ее улыбка приобрела игривый оттенок.

— Если бы ты не был геем…

— Да, да. Ты мне зубы не заговаривай.

Реплика несколько отрезвила ее, но она была рада тому, что Берни не отпустил ее руку. Его пожатие придавало ей смелости, которая сейчас была так необходима.

Сара рассказала ему о той ночи, когда она, тринадцатилетняя девочка, пришла к отцу, встревоженная стонами матери. О том, как он был зол. Как уверял ее в том, что на самом деле больна Мелани.

— Теперь я припоминаю, — продолжила она. — Родители тогда очень повздорили из-за моих занятий в танцклассе. Я умоляла маму разрешить мне бросить их. Я ненавидела танцы. Она наконец согласилась. Поставила в известность учительницу. Потом, вернувшись домой, сказала отцу. Он пришел в ярость. Это был первый случай, когда мама посмела возразить ему. Заступившись за меня. — Она закрыла глаза. — Через три дня она повесилась.

— Из-за ссоры с твоим отцом? — удивился Берни.

— Не знаю. Я не знаю, почему она это сделала.

— Ну хорошо, продолжай. Итак, ты спустилась в отцовский кабинет…

— Что, если все это… лишь иллюзия? Что, если я схожу с ума? Может, Фельдман и прав. И мне следует вернуться к транквилизаторам. Ромео вконец заморочил мне голову. Что совсем несложно, учитывая мое состояние.

— Что произошло, когда ты вошла в кабинет? — настойчиво допытывался Берни.

Она сидела зажмурившись. Мыслями она была далеко. В холле их старого дома в Милл-Вэлли. Одетая в ярко-красную пижаму.

— Когда я подошла к двери, меня обуял страх. Он же придет в бешенство, если я его разбужу. И я лишь приоткрыла дверь, чтобы проверить, спит ли он. Я увидела… — Она осеклась, тяжело задышала.