Фридрих Незнанский - Направленный взрыв

Фридрих Незнанский

Направленный взрыв

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВЗРЫВ

Секретно

Ответственному дежурному по ГУВД

гор. Москвы полковнику милиции

Семину В. И.

СЛУЖЕБНАЯ ТЕЛЕФОНОГРАММА

Сегодня, 2 декабря 1991 года, в 6 часов 22 минуты милицейско-моторизованным патрулем в составе сержантов Приходько А. и Козлова В. в лесопарке Лосиный остров, в 25 метрах от железнодорожного полотна и 100 метрах севернее платформы «Яуза» обнаружен труп мужчины 25–30 лет, скончавшегося от травматического шока и множественных ранений грудной клетки, бедер, вызванных взрывом безоболочкового взрывного устройства.

Место происшествия оцеплено нарядом милиции.

Нарядом милиции также задержаны двое мужчин, Александр Покромкин и Александр Горяинов, которые оказались слушателями Высших режиссерских курсов. Оба студента находились в момент взрыва неподалеку.

Поскольку данный случай носит неясный характер, прошу Вас выслать на место происшествия оперативно-следственную бригаду МУРа.

Нач. Бабушкинского РУВД

подполковник милиции Бельчик.

1. «Ну что ж, господа, приступим к осмотру…»

Глянув в зеркало заднего обзора, я перевел свою «Ладу» в правый ряд и притормозил шагах в двадцати от Олега Борисовича Левина. Это был неповоротливый, задумчивый флегматик двадцати двух лет от роду — мой стажер. Правда, через пару недель должна состояться аттестация и Левин из стажера превратится во вполне самостоятельного следователя прокуратуры. Молодой человек, погруженный в свои очень важные мысли, естественно, не удостоил меня своим вниманием. Я сдал машину назад и распахнул перед ним переднюю дверцу.

— Товарищ генеральный прокурор! — позвал я его. — Транспорт подан.

Олег, ничуть не удивившись, направился к машине. Тетки же, стоявшие на автобусной остановке, удивленно подняли на меня глаза и начали перешептываться. А мой стажер, неторопливо подобрав длинные полы своего коричневого пальто, неуклюже стал пристраиваться на переднем сиденье. Я заметил выкативший из тоннеля троллейбус и рванул с места, успев захлопнуть за стажера дверцу.

— Здравствуйте, Александр Борисович, — пробасил Левин.

— Тебе, Олег, точно быть генералом, — усмехнулся я.

— Это почему же?

— Да вон пальто у тебя какое важное. На генеральской красной подкладке. Я в твои годы в курточке бегал и мороза не боялся. И сейчас бегаю.

— В курточке простатит заработать можно, — сказал Левин, нахмурив брови и пристально смотря на дорогу. — А потом всю жизнь лечиться будешь.

Я поднял брови — возразить против такого веского довода было нечего. Тем более, что, набегавшись в молодости в курточке, я заработал себе разве что геморрой. Правда, не от беготни, а от сидения за столом, но все же. Но об этом я, естественно, промолчал.

Мы задержались на светофоре на Тверской, где я увидел фотографа, устанавливающего на асфальте фотосилуэты Горбачева и Ельцина в полный рост.

«Иностранцы, которых в Москве после августа стало пруд пруди, обожают сниматься с президентами, — подумалось мне. — Вот рядом с этими потертыми силуэтиками. А толстяк в вязаном свитере, что тащил Горбачева под мышкой, должно быть, имеет весьма неплохой навар в валюте от своих президентов».

Через пару минут мы подъехали к дежурной части ГУВД города Москвы.

Дежурная часть Главного управления внутренних дел за долгие годы своего существования ничуть не изменилась, ни снаружи, ни внутри. Описанное в десятках, если не в сотнях, детективных романов трехэтажное здание, построенное в традициях русского классицизма, розовело стеклами, в которых отражалось восходящее солнце.

Олег, угрюмо молчавший в машине, пока мы ехали, вдруг оживился и заулыбался.

— Приехали, улыбчивый ты мой. У тебя, кажется, первое дежурство сегодня? Или я ошибаюсь? — спросил я.

— Первое, — односложно подтвердил Левин, убрав улыбку с лица и натянув на лоб несколько морщин.

— Значит, что-то будет сегодня, — мрачно констатировал я и тут же пояснил: — Примета такая есть.

— А у вас тоже было? Ну, когда первое дежурство — было что-нибудь?

Я ничего не ответил. «Неужели и я был таким же лопушком девять лет назад?» — подумал старший следователь по особо важным делам Александр Борисович Турецкий, то бишь я. Мы зашагали к входу.

«Надо позвонить Алене, узнать, когда приезжает Жорка из Америки. Не может быть, чтобы не приехал двадцать шестого. Каждый год вместе собираемся на годовщину Ритиной гибели, а уже девять лет прошло… Девять лет, не верится, а факт. И Тане, Тане обязательно позвонить надо…» — успел подумать я, пока мы входили в здание. И только вошли, как по селекторной связи раздался голос:

— Дижюрный следоватил на виизд!

Это расхулиганился немолодой майор-татарин, который любил утрировать свой легкий татарский акцент.

— Ценю шутку, господин майор! А можно хоть отметку в журнале сделать? — невозмутимо поинтересовался Я.

— Да какие там шутки! — отозвался майор. — Только что приняли сигнал: убийство на Пресне. Убит отставной генерал Сельдин, известный коллекционер. Убийство явно с целью ограбления. Так что, Александр Борисович, считайте — отметились.

Приходится сразу приниматься за работу. И через пятнадцать минут оперативно-следственная группа в полном составе загружается в машину.

Квартира генерала Сельдина находилась в одном из домов, сложенных из хорошего силикатного кирпича. Такие дома встречаешь в основном в центре, в хороших местах, окруженных зелеными скверами, это подальше от Садового кольца народ живет в обыкновенных панельных или блочных домах, чем-то напоминающих картонную тару, и, как правило, в окружении мелких и крупных заводов и фабрик, составляющих «рабочие» районы.

Раньше Пресня была, наверное, самым пролетарским районом Москвы, а теперь она застроена кирпичными домами уже бывшей партийной элиты: хоть и среднего звена, но все-таки элиты.

Мы прошли мимо пожилой вахтерши — тощей серой мыши в техническом халате — и на лифте поднялись на четвертый этаж.

На наш звонок открыли не сразу. Долго гремели всевозможными запорами, и наконец на пороге возникла женщина невысокого роста, стриженная под мальчика, с огромными испуганными глазами, в которых я не заметил горя. Я мгновенно подумал: не является ли она… Но всякие предположения на пороге квартиры с убитым больше подходят стажеру, но не мне. Поэтому я отбросил всякие мысли на тему «а не является ли». Все молча вошли в квартиру — первым я, за мной Олег Левин и остальные члены оперативно-следственной группы.

Женщина быстро зашептала, как только мы вошли:

— Сегодня утром пришла к нему, как обычно… Я сразу заметила: дверь не закрыта… Я к соседям… побоялась одна входить. Но соседи не открыли… Я тогда все же вошла, сразу направилась в кабинет…

— А почему соседи не открыли? — спрашиваю.

— Мария Федоровна, соседка… сказала, что не может выйти ко мне, потому что сидит без ключей.

— Понятно, — говорю я, хотя на самом деле мне пока ничего не было понятно. По опыту давно известно, что хуже всего — когда ясно все, как Божий день: потом долго приходится разубеждать себя и с трудом расставаться с собственными заблуждениями.

Пройдя в квартиру, я обратил внимание на более чем скромную обстановку прихожей и гостиной. Обычный набор мебели для семьи среднего достатка. Полированная стенка и книжные полки, хороший японский телевизор в углу комнаты да два полумягких кресла. Много памятных подарков, стандартно безвкусных: хрустальные вазы и резьба по дереву, чеканка. На ковре, украшая стену, висят палаш, полевой бинокль и фаянсовая трубка с длинным чубуком, такие курили, наверное, помещики лет сто назад.

В кабинете вижу какие-то ордена и медали, разбросанные по полу. И произношу фразу, которая за девять лет работы у меня стала дежурной:

— Ну что ж, господа, приступим к осмотру…

Из-за моей спины быстро выдвигаются судмедэксперт и эксперт-криминалист. Несколько раз полыхает вспышка фотоаппарата. И только после этого я наклоняюсь к лежащему на полу Сельдину.

Труп лежал на коврике, насквозь пропитавшемся кровью. Горло Сельдина было перерезано от уха до уха. Тут я услышал за собой утробный звук. Обернувшись, увидел выкатившиеся из орбит глаза стажера Левина, щеки которого раздулись до опасных размеров. Утробное урчание доносилось из живота Олега Борисовича, будущего генерального прокурора. И эти звуки говорили о позывах рвоты.

— Ты что, не в себе? — спросил я.

Левин схватился за живот и, заглатывая ртом воздух, простонал:

— Съел, наверное, что-нибудь.

— Ну ты и трус, оказывается. Съел он что-нибудь… Ну кровь… Картина, конечно, не из приятных, но, если так будешь реагировать на каждый труп, мы тебя спишем за профнепригодность, — с усмешкой пригрозил я. — Ладно, иди в туалет, покажи унитазу, чем завтракал.