Елена Топильская - Ход с дамы пик Страница 10

— Леша, ты уже совсем! — Я подбежала к нему и выхватила у него из рук сумку.

— А что такого? Я только съестное поискать, а больше ни на что и не смотрел. И даже прокладку с крылышками не заметил, которая у тебя валяется рядом с кошельком. Хоть бы в косметичку убрала.

— Что еще скажешь, чудовище?

— Вот сразу и чудовище! Никто меня не понимает… Ленка тоже орет, что я столько не зарабатываю, сколько ем… А я — мозг, а мозг надо питать…

— Бедненький! — Я подошла к Горчакову, развернула его к зеркалу, висящему у двери, и, приподнявшись на цыпочки, погладила торчащие во все стороны вихры. — Ты на себя в зеркало смотришь?

— А что? — Горчаков выкрутился из-под моей руки и стал тревожно вглядываться в свое отражение.

— Ты уже в свое отражение не помещаешься, — ласково сказала я.

— Да и фиг с ним, — задумчиво ответил Горчаков. — Чего я в нем не видел… Слушай, а у тебя лишних котлеток дома не остается? Или там супчика? Принесла бы на работу, коллегу подкормить…

— Нет, Леха, не остается. Я теперь почти и не готовлю.

— Не для кого?

— Ага. Я сама дома почти не ем, худею, ребенок мой ест редко и избирательно. Блинчики ему сделаю или бульон сварю, и больше ему ничего не надо.

— Да, — вздохнул Лешка, — жалко все-таки, что вы с Александром разошлись. Такая пара была… Ленка до сих пор переживает.

— Бывает, Леша. Но мы же остались в хороших отношениях.

— А толку-то что от ваших хороших отношений? Ну ты сама посмотри: подходите друг другу идеально, любите друг друга… Ты же его любишь?

— Ну… Скорее да, чем нет.

— Заладила. Любишь, по глазам вижу. И он тебя любит…

— Да? — Я усмехнулась.

— Да. Он мне сам говорил. Я тут в морге был, мы с ним языком зацепились, он мне сказал, что до сих пор любит только тебя, что ты для него единственная женщина. Чего тебе еще надо?

— Леша, давай не будем. Тебе все равно не понять.

— Это почему же? Я что, дурак?

— Ты мужчина.

— И что же?

— Как говорил Бендер, поскольку милиционеры могут быть приравнены к детям…

— Но я же не милиционер!

— Но можешь быть приравнен. У нас психология разная. Мы — разные животные.

— Интересно, чем же?

— Да всем. Я никогда не пойму твоей логики, а ты моей.

— Да при чем тут логика? О, дельце новое? — Горчаков схватил с моего стола пачку листков по убийству Антоничевой.

— Хочешь порасследовать?

— Да ни в жисть! — Он отбросил листочки, как будто они жгли ему руки. — А чего за дело-то? Надежурила по городу?

— Ага.

— Убой?

— Ага.

— Повезло, в свой район выехала. За дверью стукнуло.

— Лешка, — сказала я, — ты опять свою дверь не закрыл? Там кто-то шастает. Еще дело сопрут…

— Ой, хоть все, — отмахнулся Горчаков. Тут зацарапались в мою дверь. Горчаков выглянул в коридор и заорал на всю прокуратуру:

— Андрюха! Сколько лет, сколько зим!

Я тоже подошла к двери и выглянула в коридор. Горчаков с Синцовым уже обнимались. Пока они были заняты друг другом, я оперативно поправила челку и подкрасила губы перед зеркалом. Теперь можно и с Синцовым поздороваться.

— А я к Маше, — сказал Синцов, когда они наконец оторвались друг от друга.

— Ах, к Маше! Тогда надо чайку попить! Машка, ставь чайник!

— Давно поставлен, — — сказала я. — Пока вы облизывали друг друга, я уже на стол накрыла.

К моему удивлению, Синцов достал из кармана и положил на стол пакет с четырьмя слоеными пирожками.

— Горчаков, — сказала я, — вот и еда прибыла.

— А чего так мало»? — разочарованно сказал он, приподняв пакетик. — Мне эти плюшки на один понюх. Надо было десять брать.

— Лешенька, — ласково сказала я, — а тебя вообще приглашали? Видишь, Андрей ко мне пришел. И пирожки принес на двоих, а не на троих. Ведь пять на два не делится? И четыре на три тоже.

— Тоже мне лиса Алиса, — проворчал Горчаков, но руки от пакетика убрал, и даже налил мне чая и чашку подвинул поближе.

— Подлизываешься?

— Подлизываюсь, — признался Горчаков, — в надежде, что из чувства благодарности ты пожертвуешь мне пирожок.

— Слушайте, какие вы меркантильные, — отметил Андрей, с легким удивлением наблюдавший за нами, — вы еще о чем-нибудь, кроме еды, говорить можете?

— Можем, — ответила я, — о пяти нераскрытых убийствах как раз и поговорим.

— Так, что за убийства? Почему я не знаю? — промычал Горчаков с набитым ртом. Пирожок ему и вправду на один понюх.

— Мне дают в производство серию, пять убийств со всего города…

— А я? — подозрительно спросил Горчаков, сделав мощное глотательное движение.

— Что — ты?

— А почему тебе, а не мне?

— Завидно? Потому что я выезжала в субботу на один из этих трупов.

— А я что буду делать?! — заныл Горчаков.

— А на тебя возложена почетная обязанность обеспечить мне спокойную работу по спецпоручению.

— Чего?! — завопил Горчаков, переводя взгляд с меня на Синцова и обратно.

— Того. Я же буду работать по серии, а ты будешь расследовать дела района.

Лешка недоверчиво хихикнул:

— Андрюха, скажи ты ей, чтобы так не шутила с пожилым отцом семейства. Меня же кондратий хватит.

Синцов ласково потрепал его по голове:

— Спи спокойно, дорогой товарищ. Девушка правду говорит.

— Предатель! — повернулся к нему Горчаков. — Нас на бабу променял! Вместо того, чтобы поработать со старым другом…

— Ладно, старый, не сердись. Скушай лучше пирожок и перейдем к делу.

Лешка тут же схавал предложенный пирожок и деловито сказал:

— Может, и я на что сгожусь? Рассказывайте.

Андрей вытащил из-за пазухи пластиковую папочку.

— Вот, Маша. Я тебе привез обзорную справку по четырем убоям. Пятый — твой случай, Антоничева. Я на всякий случай и копии фототаблиц захватил.

Я жадно схватилась за бумажки и стала читать.

Иванова, тридцати лет, судя по фотографиям с места происшествия, хорошо одетая привлекательная женщина. Если можно судить о привлекательности по вывернутому от ужаса мертвому лицу. Труп на лестничной площадке третьего этажа, перед лифтом. Рядом с трупом в луже крови — брошенная сумка с продуктами. Сверху, наполовину выпав из сумки, — кошелек.

— Сколько, ты говорил, там было?

Синцов отвлекся от разговора с Лешкой и взглянул через мое плечо на фотографию:

— Около пяти тысяч.

— И никто эти денежки не прикарманил? Даже странно.

— А практически сразу ее муж вышел на лестницу и находился там до самого конца осмотра.

— Понятно. — Я перевернула страницу обзорной справки. — А муж-то сам не при делах?

— Черт его знает. Говорит, что вышел на крики, он же труп и обнаружил. Покрутили мы его и так, и сяк, примерили. Вроде нет, но в подозреваемых оставили. Правда, крови на нем нет, но здесь тот же механизм нанесения повреждений, что и по последнему трупу: захват сзади, прижимает жертву к себе спиной и наносит удары по передней поверхности тела. Эта, кстати, сопротивлялась — видишь, руки все порезаны.

— Может, поэтому и не взяли ничего, кроме цепочки? Она сопротивлялась, кричала, испугались шума, дернули цепочку и бегом?

— Может, и так, но по логике, если это убийство с целью ограбления, сначала должны были дернуть сумку, в которой сверху лежал кошелек. А потом испугаться испугались, но десять ножевых все же успели нанести.

— Согласна. Кроме мужа, версии были?

— Ну, грабители местные. Я кивнула:

— Это понятно. И что?

— По местным я сам поработал, ну, естественно, в контакте с территориалами. Похоже, что чисто. По крайней мере, источники молчат и похожих случаев в окрестностях не было.

— Слушай, а где этот дом? Улицу Левина я представляю, а дом — не очень.

— Знаешь, там возле трамвайной остановки небольшой барчик с игровыми автоматами? С такой яркой рекламой — три семерки, карты, бананы какие-то? Вход с улицы один — в парадную жилого дома и в этот барчик. Игровые автоматы — на первом этаже, сбоку, а чуть дальше — лифт и лестница.

— Так. Пока свободен.

Я стала читать дальше. Анжела Погосян, двадцать три года, убита в субботу, в три часа дня в парадной дома, где на втором этаже живет ее подруга. Труп обнаружен этой самой подругой, которая стояла на лоджии и видела в окно, как Анжела вошла в подъезд, и забеспокоилась, что той долго нет. Выглянув на лестницу, она увидела Анжелу, ползущую по ступенькам к ее квартире. Шуба Анжелы, ее лицо и руки были в крови. Подруга в ужасе выскочила на лестницу, подбежала к Анжеле, но та успела только поднять голову, сказать: «За что?», и тут же скончалась на руках у подруги.

— А криков подруга не слышала?

— У нее была музыка включена громко, на весь дом. Она не слышала даже, как соседи ей в стенку стучали. Соответственно и соседи ничего не слышали.

— А повреждения какие? Ах да, вижу — три удара ножом в грудь и три в спину.

— Я говорил с экспертами, орудие, похоже, одно. С длинным тонким клинком, шубу пробило и причинило проникающие ранения.