Алексей Макеев - Остро заточенный удар Страница 10

Явных врагов у него никогда не было. Толкуновский старался обходить острые углы и в заведомо авантюрные операции не ввязывался. Как мысленно отметил Гуров, это был Чичиков нашей эпохи, сумевший-таки удачно распорядиться «мертвыми душами». В быту Толкуновский тоже ничем особенным не отличался. С прислугой не сюсюкал, но и не тиранил. Платил пусть и не слишком щедро, но вовремя. Отдыхать ездил только за границу, чаще всего на Канары, где пару лет назад купил себе дом. Там же последние три недели находилась и Инна с детьми, где их и застало известие о смерти главы семьи. Инна не смогла припомнить среди знакомых и своих, и мужа, в том числе «шапочных», хоть кого-то по фамилии Горшутин. Кроме того, покойный банкир сбором грибов в подмосковных лесах никогда не увлекался.

По просьбе Гурова Инна пригласила свою домработницу Валентину. Та пришла незамедлительно, словно ждала, что ее обязательно куда-то должны вызвать. Инна, сославшись на то, что ей нужно заниматься подготовкой к похоронам, вновь ушла наверх. Валентина, скорее всего, ровесница хозяйки, выглядела в чем-то даже более эффектно, чем та. Было заметно, что она очень волнуется – ее руки постоянно были в движении и не находили себе места. Осторожно присев напротив Льва, она наконец-то сложила руки на коленях и замерла, глядя в пол.

– Скажите, Валя, хозяин часто, вот так же, как и в этот раз, запирался в спальне на длительное время? – Гуров старался говорить без каких-либо эмоций, чтобы излишне не напрягать свою и без того чрезмерно напряженную собеседницу.

– Да, я об этом милиции уже рассказывала… – Валентина утвердительно кивнула. – Алексей Васильевич по меньшей мере раз в неделю занимался медитацией, для чего уединялся в спальне и запрещал его беспокоить. Он обычно занимался этим с субботы на воскресенье. В такие часы шуметь категорически запрещалось. Нельзя было громко включать музыку, телевизор, заниматься ремонтом и всем таким прочим.

– Расскажите о том, что было позапозавчера. Это как раз была суббота.

– Да вы знаете, как-то ничего особенного тогда и не отмечалось… День был как день. Алексей Васильевич приехал вскоре после обеда, выпил апельсинового соку и ушел в спальню. Как и обычно, предупредил, чтобы его не беспокоили.

– Он не выглядел подавленным, расстроенным, нервным?

– Нет, нервным его я не видела ни разу. Он даже, когда с кем-то ругался, говорил совершенно спокойным голосом. И в субботу он был такой же, как и всегда.

– А окно спальни во время его медитации всегда было открыто?

– Ну, когда спокойная погода, то он открывал его настежь. А если шел дождь или был сильный ветер, окно было закрыто…

– Как я понял, закончив свою медитацию, хозяин сам выходил из спальни. Как же в этот раз вы смогли догадаться, что с ним произошло что-то неладное? Он что, не вышел в обычное время?

– Нет, он, случалось, мог просидеть в позе «лотоса» и почти все воскресенье. А тут… Возможно, вы мне не поверите, но когда я позавчера утром проходила мимо дверей его спальни, то внезапно почувствовала, как оттуда потянуло холодом, и мне почему-то вдруг стало очень страшно. И тут я поняла: случилось что-то очень нехорошее. Сначала я постучала. Мне никто не ответил. Тогда я стала колотить в дверь изо всех сил, а потом сбегала за Сашей, охранником. Он выломал дверь, поскольку она изнутри запиралась на обычную задвижку и запасным ключом воспользоваться было невозможно. Алексея Васильевича мы увидели лежащим на полу лицом вниз уже мертвого…

Как далее рассказала Валентина, в быту Толкуновский был человеком адекватным. По ее словам, перед прислугой он не заносился, хотя дистанцию выдерживал строго. Обожал французскую кухню, в одежде придерживался английского фасона, а вот машины любил немецкие. Собирался в ближайшем будущем купить себе «Майбах», но не успел. На вопрос Гурова об их личных взаимоотношениях, слегка порозовев, Валентина ответила, что они были сугубо деловыми и в личную плоскость никогда не перемещались.

Однако это утверждение на корню опроверг дворецкий, который пришел после горничной. Дмитрий, как он себя назвал, выглядел далеко за сорок, но при этом смотрелся бодро и уверенно. У Толкуновского он работал дворецким уже около восьми лет и был своего рода старожилом из числа прислуги. По словам Дмитрия, своей работой он был вполне доволен, и кончина хозяина стала для него по-настоящему тягостным событием. В субботу Дмитрий, закончив дела, с согласия хозяина отбыл на выходной. Он жил с семьей в Москве, в одном из «спальных» районов. О смерти Толкуновского узнал в воскресенье, после звонка Валентины.

– К нему она была, конечно, очень неравнодушна… – При этих словах Дмитрий многозначительно выпятил губы. – Да и что тут удивительного? Мужик он был собой видный, симпатичный, обходительный, бабы на него липли, как мухи на мед. Ну и, что уж там греха таить, переспала с ним не один раз. Мне об этом повариха наша, Зойка, рассказывала. Нет, вы только не подумайте, что я берусь Вальку в чем-то подозревать… Просто рассказываю все, как оно и было, без утаек и прикрас. Конечно, на Васильича она руку ни за что на свете не подняла бы. Не-е-е-т… Да у нас тут и нет таких, кто таил бы на него зло.

– А Инна знала о его похождениях?

– Скорей догадывалась. Но она тоже, я вам скажу, хоть и та еще штучка, но не законченная стерва и руку к его смерти вряд ли приложила. К тому же он ей обеспечил полную свободу – она встречалась, с кем хотела, жила, как ей самой нравилось… Если смотреть на смерть Васильича с любой точки зрения, особенно шкурной, мы все, скопом, потеряли очень многое. Ну, начать с того, что еще неизвестно, кто из нас теперь здесь останется…

Повариха Зоя, шофер и охранники рассказать смогли немногое. Разве что охранник, назвавшийся Арвидом, за несколько дней до смерти Толкуновского, дежуря у мониторов камер наблюдения, заметил неизвестного, который, проходя по улице, как-то уж слишком внимательно присматривался к дому. По просьбе Гурова охранник принес кассету с видеозаписью, где и был запечатлен тот странный тип. Положив кассету в свой органайзер, Лев мысленно отметил, что теперь появился пусть и чисто условный, но все же подозреваемый.

Покончив с опросом охранников, он вновь пригласил Дмитрия, которого попросил показать спальню Толкуновского, где тот и был найден. Они поднялись по лестнице на второй этаж и проследовали по коридору, устланному ковровой дорожкой, к угловой комнате, выходящей окном на восток. Как пояснил Дмитрий, рассвет был любимым временем суток покойного. В комнате, обставленной сугубо по-восточному, витал какой-то необычный запах.

– Дым ароматических палочек, – пояснил дворецкий. – Их присылали из Индии. Васильич специально выписывал…

Стоя посреди комнаты, Гуров огляделся. Вдоль стен стояли восточные ритуальные бронзовые чаши и кувшины, украшенные резьбой и чеканкой. Тут же высились литые канделябры, украшенные драконами и какими-то немыслимыми существами. Большое – в полстены – окно обрамляли портьеры из толстой узорчатой ткани, сверкающей золотыми нитями. В правом углу от входной двери, в обрамлении цветов, стояла бронзовая фигура Будды. В другом углу комнаты, по диагонали от Будды, что-то скрывала за собой столь же яркая, как и портьеры, узорчатая ширма. Заглянув за нее, Лев увидел большую кровать, застеленную белоснежным покрывалом. Под потолком висело множество гирлянд из хрусталя, бронзы и шелка, скорее всего, ритуального характера. На нескольких картинах, украшающих стены, были изображены какие-то горы с заснеженными вершинами. Бросался в глаза портрет белобородого старца, судя по чертам лица, европейца, но в восточном одеянии.

– Это Рерих? – догадался Гуров.

– Да, это Николай Рерих, – подтвердил Дмитрий. – Васильичу он всегда очень нравился, хозяин собирал его книги и картины.

Сбоку от окна стоял изящный стол из дорогих экзотических пород дерева, рядом с которым было несколько, под стать ему, стульев в восточном стиле. Лев прошел по толстому пушистому ковру, устилающему пол комнаты, и, раскрыв одну из створок окна, посмотрел вниз. С первого же взгляда было ясно, что снизу подняться сюда без лестницы практически невозможно. Гладкая кирпичная стена исключала возможность взобраться, цепляясь за выступы и карнизы. Если только убийца не воспользовался какими-нибудь специальными приспособлениями, которые когда-то были в ходу у японских ниндзя… Но тогда бы на стене все равно остались хоть какие-то царапинки в местах зацепа металлических крючков.

– Стену дома под окном милиция осматривала? – Лев обернулся к дворецкому.

– Да, конечно, – закивал тот. – Все искали место, где об нее мог бы опираться верхний конец лестницы. Тут майор был, он все допытывался, есть ли во дворе что-нибудь наподобие стремянки. Он считал, что убивший Васильича по лестнице мог взобраться к окну. Но у нас тут круглосуточно работают видеокамеры, и на записи не было видно, чтобы кто-то перелезал через ограду и тем более взбирался по лестнице на второй этаж. Да и лестница-то тут нигде не валяется, чтобы ее можно было свободно взять и воспользоваться…