Алексей Макеев - Успеть раньше смерти Страница 10

– Как же! Возьмешь его на такую мелочь! Еще раз повторяю – массированная последовательная акция с трансцендентным оттенком. Старик – художественная натура, должен глубоко воспринимать такие штуки. На то и расчет. К тому же органы не склонны верить в мистику. Так что и с этой стороны плюс. Кто забрал у заслуженного деятеля искусств жизнь? Злые духи? Отлично! Значит, так и пишем – смерть наступила от естественных причин!

Виктор Дмитриевич невольно рассмеялся.

– Сладко поешь! Послушать, так все у тебя гладко, как у бабы на животе, а вот что будет на самом деле...

– То и будет, – важно сказал Швед. – Я в психологии разбираюсь. У меня все нити в руках. Главное, не отклоняться от намеченного плана.

– Тебя не хватятся?

– Я почтенный гость. Беседую с хозяином о лошадях, живописи и оккультных науках. У меня в бумажнике кредитные карты и валюта. В чем меня можно заподозрить? Что я нанимаю пацанов окна бить? Скажу, что отправлял телеграмму, а потом менял колесо – да мало ли, какие могут быть у делового человека причины? Одежда, чтобы переодеться, у меня в машине. Все будет тип-топ, Липа!

– Поверим тебе, – сказал Виктор Дмитриевич. – А ты, случайно, никому не говорил, что родом из этого города?

– Я не враг себе. Коренной москвич – кто бы сомневался! Здесь никто, ни один человек ничего про меня не знает. Кроме хорошего, разумеется. Так что за меня ты не волнуйся. Но я за тобой сегодня проследить должен. Все должно выглядеть естественно до последнего штриха!

– Неужели сам потащишься на кладбище? – усмехнулся Виктор Дмитриевич.

– Я черной работы никогда не боялся! – напыщенно произнес Швед. – Я не всегда был в шоколаде, и тебе это отлично известно!

Это заявление слегка насмешило Виктора Дмитриевича, потому что видок у Шведа был сейчас совсем не шоколадный. Да и его утверждение о любви к черной работе было сильно преувеличено. Виктор Дмитриевич действительно неплохо знал этого человека: всю жизнь тот проворачивал какие-то сомнительные комбинации, не брезгуя при этом подставлять других людей. Правда, самого Виктора Дмитриевича до сих пор это не касалось, и он относился к вероломству Шведа с пониманием. Каждый крутится, как может. Из-за этого Виктор Дмитриевич и вслух ничего комментировать не стал, а предложил перекусить, чем бог послал, прежде чем отправляться на встречу. Швед не возражал – после всех волнений у него разыгрался зверский аппетит. Они поели, слегка покемарили и в четыре утра, когда едва-едва начинало светать, осторожно вышли из дома. Дождь прекратился, но ветер как будто усилился. Он гнал и гнал по небу рваные черные тучи, никак не давая рассвету пробиться сквозь эту плотную завесу. Но это вселило в Шведа надежду, что к утру ветер разгонит тучи и под лучами солнца последствия дождя быстро сведутся на нет. Это было то, что нужно.

Машину свою Швед предусмотрительно оставил за квартал от дома Петровны. Никто не видел тем ранним утром, как двое мужчин, одетых точно грибники, уселись в темную иномарку. Город спал самым сладким предрассветным сном.

С приближением утра Швед все больше нервничал. Его начинали терзать сомнения, успеют ли подъехать те, кого он ждал, найдут ли они место, не перепутают ли маршрут, и достаточно ли верно выполнен заказ, сделанный им.

Они выехали за город и остановились на повороте главной дороги, на краю сумрачного, пропитанного влагой леса. Когда сквозь разрывы в тучах начал проглядывать белый, как молоко, свет, появился серый приземистый фургон с московскими номерами. Заметив стоящую на обочине машину, водитель помигал фарами. Швед помигал в ответ. Фургон подъехал. Из кабины выбрался коренастый сумрачный мужик в кожанке и на кривоватых ногах вразвалочку подошел к иномарке.

– Ну и чего сидим? – спросил он безо всякого пиетета. – Долго будем жопу греть? Мне еще обратно тачку гнать. У меня дел полно.

– Мне на твои дела плевать! – в тон ему ответил Швед. – Тебе хорошие бабки заплачены. Товар привез?

– А чего же я, для удовольствия в эту дыру ехал? – брюзгливо сказал коренастый. – В кузове товар. Можешь убедиться.

– И убежусь! – заявил Швед.

Он вылез из машины и вместе с хозяином фургона пошел проверять груз. Вернулся довольный и с облегчением плюхнулся за руль.

– То, что надо! – объявил он. – Хоть тут все сделали правильно. Теперь с размещением нужно решить вопрос, и дело в шляпе!

Он высунулся в окошко и махнул рукой сидящим в фургоне.

– За нами держитесь! – крикнул он. – Тут недалеко!

ГЛАВА 5

Как бы в компенсацию за треволнения и неприятности прошедшей ночи погода на следующий день установилась великолепная. Утром небо расчистилось, выглянуло жаркое солнце, запели птицы, и только легкий ветер и лужи на асфальте напоминали о ночной буре. «Замок» тоже зажил обычной жизнью, с поправкой, разумеется, на ожидающееся торжество. К некоторому недоумению Гурова и вопреки намерениям Водянкина, про ночное происшествие уже ночью знали все обитатели «замка». Узнали о нем и супруги Булавины. Но на этот раз обошлось без скорой. Более того, художник сразу же нашел Гурова и с пристрастием и любопытством расспросил его про все подробности. Он не поленился заглянуть в отведенные Гурову покои и убедиться, что окно действительно выбито, что ваза погибла, а в стене осталась приличная вмятина от стального шарика размером с голубиное яйцо.

– А ведь он основательно попортил бы вам анатомию, попади эта хреновина вам в лоб! – с непонятным восторгом объявил он Гурову, закончив осмотр. – Но с какой силой пущен снаряд! Это достойно восхищения! С такого расстояния и...

– Да, сноровка налицо, – согласился Гуров. – Сноровка и какое-то приспособление для метания.

– Думаете? – сразу загорелся Булавин. – Гм, это очень похоже на правду. Именно, приспособление. Например, праща, не так ли? Как у героев эпоса.

– Про эпос ничего не знаю. Да и на героя он не был похож. Улепетывал во все лопатки.

– М-да, пожалуй, в этой ситуации героем проявили себя вы, – согласился Булавин. – Хотя, конечно, чтобы защитить такую замечательную женщину, как ваша жена, не жаль и расстаться с жизнью, не правда ли?

– Не задумывался об этом, – почесал в затылке Гуров. – Кажется, Марии ничего не угрожало... Мне думается, что этот человек хотел что-то украсть. У вас тут много заманчивых вещей. Территория большая, а охраны практически нет. Наверное, у вас часто поворовывают?

– Не задавался таким вопросом, – надменно бросил Булавин. – Серьезного ничего до сих пор не было. Но я знаю, кто это! Это опять они!

– Они? – простодушно спросил Гуров. – Кто они?

– Я знаю – кто! – мстительно объявил Булавин. – Завтра я пригласил сюда очень влиятельных людей. Если уж их слово ничего не значит в этом городе, то я не знаю... Я поставлю перед ними вопрос ребром.

Действительно, когда назавтра в сопровождении телохранителей в замок прибыли почетные гости – мэр, прокурор города и заместитель мэра по культуре, – хозяин воспользовался своим привилегированным положением юбиляра на всю катушку. Он даже не слишком разводил дипломатию. Терпеливо выслушав поздравления и намеки местных властителей о вероятном сотрудничестве (мэр явно рассчитывал на добрые отношения и связи Булавина в столицах), художник разразился проникновенной речью, которая больше напоминала лекцию по истории и искусству. Булавин начал с Древней Греции и Рима, припомнив кстати пращу, из которой саданули ночью по окну его дома, довольно подробно изложил тысячелетнюю историю Руси, плавно перейдя к сегодняшнему моменту, который он без обиняков назвал варварским. Имен он не называл, но по всему выходило, что именно почтенные гости способствуют расцвету варварства. В итоге Булавин не просил, а требовал принять все меры к бесстыдным застройщикам, в противном случае обещая использовать именно те связи, на которые мэр Глинска так надеялся. Гости быстро скисли и поскучнели несмотря на великолепие стола и присутствие за этим столом двух красивейших женщин, из которых одна была вообще знаменитой актрисой. Не то чтобы они испугались, но на их уровне не было принято выслушивать столь откровенные речи. Но Булавин тоже был далеко не прост и мало интересовался чувствами провинциальных начальников. Он заявил, что если старое кладбище не оставят в покое, он пойдет на прием к самому президенту.

Упоминание президента окончательно доконало мэра. Посидев для приличия еще с полчаса и отпустив несколько деревянных комплиментов женщинам, он сослался на неотложные дела и откланялся. Вслед за ним потянулись его зам и чуть позже прокурор. После их ухода атмосфера, как ни странно, не разрядилась. Булавин был явно недоволен. Супруга Ирина посматривала на него с жалостью и беспокойством, видимо, опасаясь за здоровье мужа. Красавчик Волин почему-то тоже сильно нервничал. Владик налегал на водку высокой очистки. И только вмешательство Щеглова спасло праздник. Он совершенно неожиданно взял на себя роль тамады и повел дело таким образом, что напряжение в обществе быстро спало. Гости подняли бокалы раз, другой, начали произносить тосты, шутить и смеяться. Щекотливая тема о застройщиках отошла на второй план. Заговорили в основном о заслугах юбиляра на стезе искусства, о живописи, о красоте; плавно перешли на комплименты дамам, причем Владик будто проснулся и совершенно неожиданно для всех попросил у Марии Строевой автограф, заявив прямодушно, что в его родном городе все «сдохнут от зависти». Эта наивная выходка окончательно всех развеселила. Все выпили еще и расслабились. Ночное происшествие вспоминалось теперь исключительно в юмористическом ключе, а застройщиков, покушающихся на кладбищенские земли, Булавин торжественно пообещал самих всех тут и закопать. Несмотря на мрачность клятвы она уже не могла никому испортить настроения. Одним словом, праздник в конечном счете удался. Гуров заметил, что главную роль в этом сыграл скромный и малозаметный в обычное время Щеглов, и, поразмыслив, пришел к выводу, что человек этот далеко не так прост, как это казалось на первый взгляд. Была в нем большая внутренняя сила и незаурядный запас оптимизма. И еще Гурову показалось, что спасать положение – дело для Щеглова привычное. «Уж не профессиональный ли тамада? – подумал он про себя с улыбкой. – Может быть, Булавин его сюда специально и пригласил, зная тяжесть своего характера? Для поднятия, так сказать, настроения?»