Алексис Лекей - Дама пик Страница 11

Ответ, извлеченный из преподанного Мириам урока: нужно делать все, что можешь, а можем мы крайне мало. Бремя жизни должно быть разделено между всеми, и тот, кто отказывается его нести, не заслуживает уважения. А именно так он поступал в последние несколько месяцев.

Место рядом с ним было чуть теплым. Марион встала гораздо раньше.

Он вспомнил вчерашние объятия и ощутил прилив нежности. Сладость ее поцелуев. Он опасался причинить ей боль, и она посмеялась над его страхами.

– Я беременна, а не больна.

Он поцеловал ее растянувшийся пупок, потом спустился ниже, зарывшись лицом в густые волосы. Она обхватила ногами его шею.

Когда он поднял голову, она сжала ладонями его лицо.

– Я так боялась, – прошептала она.

– Все позади, я вылечился.

Она хихикнула:

– Я не о твоем ранении, такие, как ты, всегда выкарабкиваются. Я боялась, что ты меня разлюбил.

Как Мартен и предполагал, у него болело все – от плеч до щиколоток. А завтра будет еще хуже. Но он чувствовал, как оживает тело. Сила где-то пряталась, но она никуда не делась.

Он открыл шкаф и выбрал одежду, в которой пойдет на работу.

Потом оглядел себя в зеркале с ног до головы. Плечи пиджака, ставшего слишком широким, некрасиво провисли. Он снял его и натянул свитер, чтобы придать торсу больший объем. Так лучше, но если он быстро не наберет вес, придется обновлять гардероб, впрочем, следует признать, не слишком обширный.

Он вошел в кухню. Иза и Марион смотрели на него с комичным изумлением. Франсуа не было, и по выражению лица дочери Мартен не смог угадать, провели ли они ночь вместе. Ему казалось, что скорее нет. Если бы что-то было, скорее уж Иза пошла бы к Франсуа, а не наоборот.

– Куда это ты собрался в таком виде? – поинтересовалась Марион. – У тебя свидание?

– Не на работу же? – Иза выдвинула гораздо более правдоподобную версию.

– Вот именно.

– Мог бы и предупредить, – обиделась Марион.

– Я вам еще вчера вечером сказал, но вы никого не слушали, кроме Франсуа.

– Это нечестно, – возразила Марион.

Иза покраснела, но ничего не сказала.

– Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь? – не желала отступать Марион.

– Нет, – ответил он, – я ни в чем не уверен, но если я прямо сейчас туда не пойду, то рискую остаться дома до самой смерти.

Его заявление было встречено молчанием.

Он уселся между ними, налил себе кофе и выпил одним глотком.

Уже вставая из-за стола, взял тост с тарелки Марион.

– До вечера, девочки.

Поцеловал Изу, по их давней традиции, в кончик носа, а Марион в губы.

Она крепко обняла его.

– Я тебя люблю. – Марион прижалась губами к его губам и к шее, потом потянулась к уху. – Они не спали, – шепнула она.

– Я знаю, – ответил он. – Это Мириам научила Изу, что нельзя ложиться в постель в первый вечер. И никогда – в родительском доме.

Он легонько шлепнул ее и вышел.

До возвращения в контору Мартену нужно было сделать кое-что важное.

Он зашел в цветочный магазин и купил два букета “своим девочкам”. Тридцать одну красную розу для Изы и столько же для Марион. С записками “Я тебя люблю и думаю только о тебе” (Марион) и “Я люблю тебя, доченька” (Изе).

Он распорядился, чтобы их отправили домой, и купил еще один букет, тоже красные розы, которые унес с собой. Он выписал чек на ощутимую сумму, что никак не повлияло на презрительный взгляд, которым его одарила продавщица.

С букетом в руках Мартен отправился в агентство, где работала Мириам, и попросил сказать ей, что он пришел. Ему повезло, она оказалась на месте.

Мириам сидела на столе из палисандрового дерева, болтая ногами, похлопывая задниками босоножек по пяткам, и внимательно вглядывалась в толстую папку с фотографиями.

– Положи досье рядом, – бросила она, не поднимая головы.

Мартен промолчал, он просто стоял и любовался ею. К прямой короткой юбке она надела маленькую блузку из темно-серого шелка с глубоким вырезом, открывавшим шею и изгиб мускулистой спины. Мириам была невысокого роста, с широкими плечами и узкой талией спортсменки, что не лишало ее ни грациозности, ни женственности. Если Марион была газелью с тонкими запястьями и щиколотками, с хрупкими конечностями (изрядно беременной газелью, впрочем), то Мириам представляла собой воплощение грации и силы, порой взрывоопасной. Ей уже перевалило за сорок, но пока возраст был практически не заметен, разве что в уголках глаз и губ.

Почувствовав молчание и неподвижность вошедшего, Мириам подняла голову и застыла.

Так она и разглядывала их обоих, Мартена и букет, и лицо ее ничего не выражало. Мириам перестала болтать ногами, а если бы Мартену пришло в голову посчитать ее пульс, он поразился бы, как колотится сердце. Под глазами у нее пролегли черные круги. Она слишком много работала. Мартен не знал, что после визита к нему Мириам практически не сомкнула глаз.

Сейчас был один из редких случаев в жизни Мириам, когда она пребывала в растерянности, не зная ни что сказать, ни что сделать. Перед ней стоял такой Мартен, какого она давно не видела. Она не рискнула встать со стола, опасаясь, что подведут ноги.

– Скажи что-нибудь, а то я подумаю, будто ты меня не узнала. – Он поцеловал ее в щеку.

– С какой стати цветы?

Вот и все, что она сумела придумать.

– Сначала я хотел прислать их тебе с запиской, а потом решил, что лучше прийти и сказать то, что я планировал написать. Ну, ладно, берешь или нет?

Она взяла у него из рук цветы и положила на свою папку Потом ухватила Мартена за лацканы пальто и притянула к себе, раздвинув колени.

Мартен крепко обнял ее, и они на мгновение застыли, прижавшись друг к другу.

За спиной Мартена распахнулась дверь, Мириам высвободилась из объятий только для того, чтобы сказать вошедшему “Проваливай!”, и дверь тут же захлопнулась. И снова наступила тишина.

В конце концов Мартен высвободился и поцеловал Мириам в лоб.

Она встала, отвернулась, но недостаточно быстро, и он успел заметить две дорожки потекшей туши у нее на щеках. Она быстро вышла и закрыла за собой дверь. Мартен вытер глаза и высморкался.

Мириам вернулась через пару минут с заново накрашенными ресницами и большой вазой, наполненной водой.

Сняла с роз упаковку и сунула их в вазу. Она никогда не умела толком управляться с букетами.

– Ну, ладно, все же скажу тебе то, ради чего пришел, – произнес Мартен.

– Ага, розы, чтобы подсластить пилюлю!

– Вот-вот.

Его улыбка стала шире.

– А можно я первая? – спросила она. – Мне тоже есть что тебе сказать.

Она прошлась по кабинету, потом остановилась совсем рядом и подняла лицо, глядя ему прямо в глаза, чтобы не упустить ни одного нюанса его реакции.

– Когда я приходила к тебе, я была не я, а пустое место. Хуже, чем пустое место. Воплощение слабости и трусости. Я не верила в тебя. Подумала, что ты уже никогда не выберешься, что я не в состоянии тебе помочь. Я не верила и в себя тоже, но, главное, не верила в тебя. Это была самая дурацкая ошибка в моей жизни.

Она замолчала.

– Ты договорила?

– Да, теперь твоя очередь.

– С момента моего выхода из больницы все были добры ко мне. И не просто добры. Все всё понимали, сочувствовали. Проявляли снисходительность. И я начал проваливаться, потихоньку, все глубже и глубже, и не знал, когда и где смогу остановиться. Возможно, я ждал тебя, хотел, чтобы ты увидела, как мне плохо. А потом ты пришла и как-то странно посмотрела на меня… Так, словно я тебе противен… И мне кажется, я выкарабкался именно благодаря твоей реакции. Ну, то есть, точнее, всерьез стараюсь выкарабкаться. – Он взмахнул рукой в направлении букета: – Согласен, розы – несколько банальный способ все это высказать.

Мириам подумала, что есть способ получше. Она могла ничего не объяснять, Мартен и так догадался, что допустил оплошность. И ее взгляд, и гримаска были достаточно красноречивыми. Он мгновенно все понял.

– Будет лучше, если ты сейчас уйдешь.

Он кивнул и остался на месте, не в силах шевельнуться.

– Ты уйдешь прямо сейчас. Не то…

– Может, пойдем к тебе?

Она вздохнула, покачала головой, взглянула на часы и нажала на кнопку телефона.

– Жасмина, я ухожу на встречу. Буду через… не знаю, может, вообще не вернусь, – сказала она, вешая трубку.

Позже, выйдя из дома Мириам на авеню Рапп, Мартен увидел удивительно красивую женщину. Такие встречи – не редкость, особенно в Париже, но гораздо больше, чем красота женщины, его поразила победительная пластика ее походки. Она напомнила ему Мириам. Нет, они не были похожи друг на друга, но он заметил некое сходство в их манере, и их окружала одинаковая аура. Он не удержался и оглянулся ей вслед.