Николай Леонов - Явка с повинной Страница 11

– Затем? – впервые спросил Лева.

– Ваши понаехали. Она вызвала, – Рогозин опустил голову, медленно поднял глаза. Лева увидел в них и горе, и едва заметную насмешку.

– Николай где находился? – как можно беззаботнее спросил Лев.

– Черт его знает. Говорю, пьяный был, – ответил Рогозин, хотел подняться. Лева положил ему на плечо руку.

– Друга убили, вы уж извините меня, Михаил Яковлевич, а вы убийцу покрываете. Или жалко ее?

– Кого? – Рогозин досадливо сморщился. – Кого ее-то?

– Григорьеву. Вы же сами говорили.

– Дурак ты. Двухлеток, – Рогозин резко поднялся, распахнул дверь ногой, послышался глухой удар. За дверью кто-то стоял.

Лева выскочил в коридор и столкнулся с Колей, который, широко улыбаясь, потирал лоб. Рогозин уже находился у выхода, в светлом проеме ворот виднелся силуэт лошади. Смешно взвизгнув, Коля опрометью бросился на улицу, успел вовремя принять у подъехавшей Григорьевой лошадь. Началась обычная работа. Лева в ней участия не принял, сел в сторонке на перевернутую бочку, достал блокнот. Писать он ничего не собирался, помнил все отлично. Из работников тренотделения алиби имели лишь молодые наездники, или, как они здесь назывались, помощники. Один был с женой, второй – с невестой. Где находились Николай и Рогозин, неизвестно, Григорьева с круга ушла раньше, в какое время, тоже пока не ясно. Рогозин отпадает. Лева убежден в этом, рассказанное им – правда. Оговорить Нину он мог, очень уж не любил ее, а вот придумать такую историю ему явно не по силам. Теперь Лева убежден, она приказала говорить следователю, что все стояли вместе, что никто не уходил с круга. Она, безусловно, знает: Логинов убит, конечно, не убивала, видела либо труп, либо убийцу. Может, не мучиться, рассказать все следователю, пусть он всех официально допросит? Как ни упрям Рогозин, показания в прокуратуре ему дать придется. Коля заговорит обязательно. С Ниной сложнее, она может заупрямиться. Лева прошел на трибуны, без труда отыскал ложу Крошина.

Поздоровавшись, Лева сел на предложенный стул.

Тот факт, что в ложе имелся свободный стул, объяснялся просто – Александр Александрович Крошин состоял в элите завсегдатаев. Он принадлежал к новой волне «корифеев», обладал хорошим зрением, поэтому не пользовался биноклем и не щелкал секундомером. Зная резвость лошадей и оценив посыл наездника, мог определить время на четверти с точностью до секунды. Играл он расчетливо, не зарывался, не искал мешка с деньгами, то есть на «темных» лошадей не ставил.

Встретили сегодня Леву как старого знакомого. Девушки, Лева с трудом усвоил, что черненькая – Анна, а светленькая – Наташа, подшутили над его вспыльчивостью. Получилось это у них очень мило, Лева даже не покраснел. Сан Саныч, так девушки называли Крошина, сказал, что сегодня день интересный, и Лева пришел исключительно вовремя, ему пора приобщаться, так как настоящий мужчина должен получить зачеты на ипподроме, у стойки и за карточный столом.

Лева почувствовал себя не в пример прошлому разу свободно и, инструктируемый Сан Санычем, начал играть. Играть оказалось очень интересно. Лева не считал себя человеком азартным, но, как и многие, он ошибался в оценке своей персоны. Сан Саныч понимал в бегах. Лошади, на которых Лева делал ставки, либо выигрывали, либо приходили в первой тройке. Лева все время был близок к победе. Ставить Сан Саныч разрешил лишь рубль. Проиграв пять рублей, Лева получил массу удовольствия. Вот тогда Крошин сказал:

– Сейчас вы отыграетесь, Лева. Идите в кассу, ставьте на три – пять.

Лева еще ни разу не делал ставку в кассе, он передавал свой рубль Сан Санычу, а тот еще кому-то, вскоре им приносили билеты. Чтобы Лева не заблудился, с ним пошла Аня. Высокая, изящная, даже хрупкая, она легко двигалась среди многочисленной публики и быстро привела Леву в кассовый зал. Узнав, что Ане восемнадцать, Лева занял очередь в восемнадцатую кассу. Не ожидая вопросов, Аня быстро сообщила, что живет она с матерью, учится на втором курсе факультета журналистики и уже печаталась в центральной прессе. Заразительно, как-то по-мальчишески расхохотавшись, она подняла мизинец, показывая размеры своих статей. Леве она нравилась, только вот губы и ногти у Ани были, пожалуй, ярковаты, да сигарета, которую она почти непрерывно курила, делали ее чуть-чуть вульгарной.

Поставив на комбинацию три – пять два рубля, они вернулись в ложу. Третий номер, гнедой жеребец по кличке Ринг, выиграл легко, как говорится, водил от столба до столба, на финишной прямой он шел впереди соперников на несколько корпусов. Публика наградила его аплодисментами. Лева понял – Ринга «играли» многие.

– Конечно, – согласился Сан Саныч, – Виталий (так звали наездника) здесь не должен проигрывать. А вот если я прав и выиграет пятый, народ засвистит. – Он взглянул на окружающих и озорно улыбнулся.

Лева заглянул в программку и прочитал: «Гугенот, гнедой жеребец, под управлением мастера-наездника Н.П. Григорьевой».

Он взглянул на противоположную сторону, конюшни еле виднелись, к ним и от них бежали маленькие лошадки, катили игрушечные коляски. Леве стало тоскливо, захотелось уйти. Мысль о деле, ради которого он сюда пришел, факты и фактики, предположения, словно прятавшиеся последние два часа за шумом толпы, суетой, бегом лошадей, разом вынырнули, обрушились на него. Нина находилась в конюшне непосредственно после убийства? Видела убийцу? Видела только труп? Или сама нанесла удар? Сейчас, когда Нина далеко, где-то на той стороне, подобное предположение уже не кажется абсурдным. Сил у нее больше чем достаточно. Логинов и смещенный с должности стоял ей поперек пути, мешал работать. Да что он, Лева, знает об их действительных отношениях? Что могла Нина вынести завернутым в газету? Подкову? У нее не хватило времени смыть кровь, положить подкову на место. Нина держала в руке газетный сверток и ушла. Однако, как утверждает Рогозин, она тут же вернулась с молодыми наездниками.

– Простите, я скоро вернусь, – Лева поднялся, не взглянув на девушек и Сан Саныча, выскочил из ложи.

Он пробрался сквозь толпу, выскочил на улицу, побежал вокруг ипподрома к конюшням. Нина вернулась без свертка, значит, она бросила его где-то неподалеку. Она не могла его бросить, должна спрятать. Куда?

Он проскочил через проходную, перед самой конюшней, отдуваясь, вытирая пот, перешел на шаг. Коля умывался, Рогозин выгуливал лошадь. Лева решил пройти по маршруту от конюшни до поворота к кругу ипподрома. Где Нина могла спрятать сверток?

– Наша-то, слышал? – брызгаясь под краном, спросил Коля.

Лева не обратил на него внимания, встал спиной к конюшне. «Она шла неторопливо», – вспомнил он слова Рогозина. Лева медленно направился к кругу, когда Коля, обрызгав водой, схватил его за рукав.

– Не поехала Нина на Горе, шансов-то выиграть нет, она и посадила в качалку Петьку. – Лева хотел освободиться, но Николай не отпускал. Он тряс мокрыми волосами, шлепал губастым ртом, неприятно дрожали его жирные, похожие на женские груди. – Вот ты напиши, напиши. Как, значит, выигрывать, так мастер едет, а как шансов нету, так помощник. Порядок, а?

Лева наконец отцепил от своего рукава Колину пятерню и пошел к полю.

С трибуны ипподрома давно доносился свист, увлеченный своими рассуждениями, Лева не обращал на него внимания. Восстановить путь, которым шла Григорьева из конюшни, найти место, куда она могла спрятать сверток. Лева чуть не столкнулся с выехавшим с круга взмыленным жеребцом.

Гугенот ронял пену, на его черном от пота боку болталась бирка с пятым номером. Нина шла рядом с коляской, держала наездника за руку, Петр то ли всхлипывал, то ли смеялся и монотонно, как пьяный, повторял одно и то же:

– Значит, могу. Значит, могу. Значит, могу.

– Молодец, умница, Петенька, – Нина смеялась. Увидев проезжавшего мимо наездника, она крикнула: – Извиняй, Сергей Трофимович! Пыли не наглотался?

Наездник, лишь сердито буркнув в ответ, прикрикнул на свою тоже еле трусившую лошадь:

– Шагай, безногая! Чай домой идешь, не к столбу!

– Верно ехал, Петруша, – Нина теребила совсем очумевшего наездника. – План бега изменил мастерски. Как ты его после первой четверти перехватил? Мастер. Тихая езда тебе ни к чему, он бы тебя концом задавил.

– Я так и подумал, Нина Петровна, – ответил, изображая смущение, наездник. Он явно уже кокетничал, ведь выиграл, теперь все можно. – Думаю, не убьет меня Нина Петровна, что я после первой четверти водить начал.

Тут Нина заметила Леву и спросила:

– Красивая езда была, не правда ли?

– Возможно, – уцепившись за свои последние рассуждения, Лева не хотел отвлекаться и, взяв Нину под руку, повел ее назад, к кругу, дорогой, которой она уходила с конюшни в день убийства Логинова.

– Потерял я тут кое-что, – говорил он на ходу, продолжая исследовать газон рядом с ездовой дорожкой. – Куда мог запропаститься, проклятый?