Мика Валтари - Звезды расскажут, комиссар Палму! Страница 11

— Положи в пакет, — резко бросил Палму.

— А отпечатки пальцев? — заволновался уже я. — Разве мы не должны взять его отпечатки для ифенди… идентификации?..

У меня даже начал заплетаться язык, как иногда у Палму, когда он хотел щегольнуть каким-нибудь ученым словцом.

— Его в нашей картотеке наверняка нет, — ответил Палму, ткнув в сторону покойника трубкой. — Помяните мое слово. Ладно, Кокки, сними у него отпечатки на всякий случай. Ему уже хуже не будет. Только поживей. А наше начальство пока всласть по телефону побалакает.

Я побагровел: по моему убеждению, я был ничуть не разговорчивее, чем все нормальные люди. Однако считал, что следует обстоятельно и подробно объяснять подчиненным их задачу, а не ценить свои слова на вес золота. Ну, может быть, иногда я действительно увлекался и бывал многословен, как мне не упускали случая заметить. Вы понимаете, кого я имею в виду. Но ведь это отнюдь не значило, что я болтлив! И то, что Палму сказал это так пренебрежительно, оскорбило меня до глубины души. Но выяснять отношения и получить, быть может, еще один щелчок по носу мне не хотелось, и я почел за лучшее промолчать.

Все-таки, пока мы шли через двор к машине, Палму решил меня утешить и сказал, помахивая зажатой в руке трубкой:

— Не переживай, мы его быстро опознаем.

— Как? — спросил я. — Ведь ни клочка бумаги, ни меток на белье! А вещи самые обыкновенные, дешевые. И ты сам говоришь, что в картотеке его нет. Мы же не можем устраивать простое опознание! Для этого у меня… у нас нет времени.

— Успокойся, — насмешливо сказал Палму, — ведь даже профессор и тот, оказывается, с ним встречался.

Ну и что? Нет, я решительно ничего не мог понять. Все же по отношению ко мне он порой бывал… Впрочем, чего уж там, сказать я просто не решаюсь. Так вот: это правда, я должен это признать — да, да, да, я — болван. Вот вам мое добровольное признание.

Мы подошли к машине, и я рявкнул в микрофон:

— Слушаю! Что у вас?

Послышался запинающийся голос дежурного:

— Да я ничего, просто приказали докладывать обо всем подозрительном… Тут у меня на проводе постовой, он звонит от Пассажа…

— Соединяйте! — приказал я. — О чем вы там мечтаете!

— Н-но… У меня нет такого… ну, передатчика, чтобы соединить телефон с рацией… Я могу передавать.

— Достаньте! — распорядился я. — Срочно! Под мою ответственность. Нет — под ответственность начальника полиции: у меня полномочия. Ничьим передачам я доверять не могу, только своим собств…

Я запнулся на полуслове, увидев лицо Палму. Он, кажется, ухмылялся.

Из рации донесся неуверенный голос дежурного:

— Вот, сейчас. Если у меня получится. Я положу телефонную трубку к микрофону и попробую усилить звук.

Было слышно, как он что-то говорит в телефон. В рации затрещало, звук стал на тон выше, и чей-то голос внезапно заорал:

— Алло, алло! АЛЛО!

— Не орите! — приказал я. — Слушаю. Что у вас стряслось?

— Это кто? Это сам он, что ли? — недоверчиво переспросил постовой.

— Сам, — подтвердил я. — Командир группы по насильственным действиям… то есть группы по убийствам. Ну, что у вас, докладывайте.

— Да я что, я потому только, что приказано было… У нас тут в крытом дворе, в Пассаже то есть, собралась целая толпа битников. С такой блестящей круглой трубой. Она на подставке. В общем, вроде того. Вы меня понимаете? Они уже давно с ней носятся, нацеливают в разные стороны, смотрят в нее и гогочут. Девчонки тоже. Я сначала подумал — студенты балуются или эти, из политехнического, замеры высот делают, ну, в общем, что-то такое. Но тут ни одного студента нет, одни битники да стиляги. А я газету вечернюю проглядел, вот и подумал, что… что…

Постовой умолк.

— Продолжайте! — потребовал я.

— Ну, я сначала подумал, что, может, это какая-то особенная пушка… или ракета… Их ведь теперь даже дети мастерят. А когда газету прочел, то стал думать, что вдруг они из нее захотят стрельнуть — по полицейскому участку, скажем. Или даже… даже по государственному совету… Что мне тогда делать?

— Кто это говорит? — вдруг услышал я над ухом невозмутимый голос Палму.

— Кархунен докладывает, — удивленно ответил постовой.

— А-а, — протянул Палму и как ни в чем не бывало уселся поудобнее.

— Так делать-то мне что? — осторожно осведомился постовой.

— Отправить в отделение, в КПЗ! — приказал я. — Всю компанию.

— В-всю, то есть, компанию? — заикаясь, переспросил тот. — Их, знаете, человек, наверно, двадцать будет… Вот! И… и мне тут вообще-то одному страшновато. То есть теперь, когда я газету прочел.

— А вы что — в самом деле один? — ужаснулся я. — На таком посту?! Сегодня?!

— Ну да, сегодня; я в полдень заступил на вторую половину дня, на субботу то есть. А тут, вон — дебоширят, а у меня все ж таки жена и дети, — плаксиво сказал постовой.

— Все ясно! Ведите наблюдение. Ни во что не вмешивайтесь! Сколько вам понадобится людей?

— Да сколько, два-три… — голос констебля звучал неуверенно. — Пока вообще-то ничего плохого не было. Но вдруг…

— Получите десять человек, — щедро посулил я. — Или нет, двадцать. «Черный ворон», фургон то есть, скоро прибудет. Все. Отбой.

— О-отбой, — заикаясь, проговорил несчастный голос.

Телефон выключился.

— Дежурный! — гаркнул я. — Соедините меня с дежурным комиссаром. Срочно!!

— К-криминальным или по п-поддержанию п-порядка? — послышался запинающийся голос дежурного.

Мне показалось, что я сейчас тоже начну заикаться.

— Конечно, по поддержанию порядка! — раздраженно ответил я.

Рация затрещала.

— Дежурный комиссар полиции порядка слушает, — раздался сдержанный голос.

— Говорит командир группы по убийствам, — сказал я. — Срочно «черный ворон» и двадцать полицейских к Пассажу. Для облавы. Нет, лучше два «воронка».

Воля к власти была упоительна. Бешеное веселье овладевало мной всякий раз, когда я поддавался ее порывам!

— Один — на угол к Пассажу, другой — вниз, к Старому дому студентов. И людей — сколько потребуется. Главное внимание — на группу битников, они развлекаются там в крытом дворе с пушкой.

— С пушкой? — еще сдержаннее переспросил голос.

— Может быть, с ракетной установкой, — нетерпеливо проговорил я. — Блестящая труба на подставке, что-то в этом роде. Надеюсь, у ваших людей есть глаза. И постовой покажет. Всех до единого — в КПЗ, безоговорочно.

— А чувих? Девчонок то есть, тоже? — недоверчиво спросил комиссар.

— И чувих! — распорядился я, хотя этот вариант еще не успел продумать. — Только вот что: их в другие камеры, отдельно от парней! — вовремя догадался я предупредить. — И если кто-то будет выламываться — сразу по башке, без разговоров!

Комиссар Палму будто клещами схватил мою руку и сжал так сильно, что синяк держался потом неделю. Я взвыл, но намек понял и, не глядя на него, добавил:

— Но, разумеется, применение силы только в случае необходимости. Не в насилии полицейская доблесть. Достаточно их просто проучить, чтоб знали!.. Минутку.

Комиссар Палму притянул меня к себе и прошептал на ухо:

— Чертов болван, скажи хотя бы, чтоб они обратили внимание, не залеплена ли у кого-нибудь физиономия пластырем или еще чем! Пусть заглянут в бар и в переходы, раз уж все равно там будут.

— Чертов бол… — машинально повторил я. — Простите, комиссар, это я не вам. Тут у нас небольшой инцидент. Вы понимаете, ужасная спешка. Итак: устроить облаву и прочесать Пассаж, бары и все вокруг. Прежде всего обращать внимание на то, нет ли у кого на физиономии пластыря или чего-нибудь в этом роде. Таких тоже в КПЗ. Но в отдельные камеры. — Последнее я добавил от себя. — Далее. Раз уж будете там, загляните в переходы, ведущие к метро, — продолжал я. — Не помешало бы также поставить патрульную машину на какую-нибудь соседнюю улицу. Все. Выполняйте.

— Пластырь на лице, — добросовестно повторил голос. — А возраст, рост, какие-нибудь приметы?

— Примет нету, — ответил я, взглянув на Палму. — Приступайте к выполнению.

— Но требуется время, — возразил комиссар. — Нужно еще собрать людей. Не меньше четверти часа, чтобы…

— Машины должны быть на месте через пять минут, — железным тоном сказал я. Боюсь, вы не понимаете положения, комиссар.

— Понимаю, — сухо ответил он. — В таком случае нам нужна «зеленая улица». Без светофоров и субботних пробок. А сейчас час пик. Но это уже не будет облавой.

— И отлично! — сказал я. — Пусть общественность убедится, что полиция действует! И эти мерзавцы пусть убедятся, что полиция не бессильна! Отбой.

Я кивнул водителю, чтобы он выключил микрофон, и с победоносным видом повернулся к комиссару Палму.

— Вот! — сказал я. — Вот что значит сотрудничество. В кои-то веки. Никакой дурацкой болтовни… А почему ты спросил у констебля его имя? Кархунен, кажется?