Эд Макбейн - Жара Страница 11

– Ага, – сказал Клинг.

В воскресенье – особенно в августе, когда те, кто не в отпуске, находятся на пляже, как и жена таксис-га, – уличное движение почти замирает. Огаста ему сказала, что дорога от ресторана А-Вонга заняла полчаса: она вышла из ресторана в десять тридцать, а домой пришла в одиннадцать. Однако это было вечером в субботу, когда улицы забиты машинами. Значит, надо набавить еще минут десять-пятнадцать, учитывая вчерашнее количество народа и пробки на перекрестках.

Таксист высадил его у ресторанчика в двенадцать двадцать шесть по часам Клинга. Пятнадцать минут. Ладно, значит, вчера вечером Огаста действительно могла добираться до дома полчаса. С другой стороны, она в этом году наверняка по меньшей мере раз десять ездила в Чайнатаун на такси. Она знала, сколько времени занимает поездка, и не стала бы говорить, что доехала домой за десять минут, потому что это была бы явная чушь. Клинг расплатился с таксистом, дал ему на чай и направился к ресторану.

Ресторанчик «У А-Вонга» был зажат между китайской прачечной и зданием полицейского участка округа Чайнатаун. Это был один из старейших полицейских участков в городе. В этом году он должен был отметить свое столетие. Клингу захотелось зайти в участок, перекинуться парой слов с Фрэнком Райли. Они вместе учились в академии, а теперь Фрэнк служил детективом второго ранга. Он работал на третьем этаже старого здания. Но вместо этого Клинг немного постоял на тротуаре перед рестораном, осматривая улицу и пытаясь представить себе, как она выглядела накануне вечером, когда здесь была – говорила, что была, – Огаста.

Шелковые полотнища с китайскими надписями неподвижно свисали в свинцовом воздухе, были натянуты через улицу и на стенах домов в обе ее стороны.

На улице было полно ресторанчиков, таких же, как «У А-Вонга». Ярко сияло солнце, и неоновые вывески были потушены. Вчера вечером улица, наверно, полыхала оранжевыми, голубыми и зелеными огнями. А теперь она была почти пуста, мусорные ящики на тротуарах набиты битком, и зеленые полиэтиленовые мешки стояли рядом с ними, точно пухлые часовые. К одному из чугунных столбиков крыльца ресторанчика был прикован цепочкой полицейский мотоцикл. Надо же, в этом городе даже копам приходится приковывать свои мотоциклы цепочкой, перед самым участком!

И тем не менее Чайнатаун был относительно спокойным районом, не то что район 87-го участка или другие с высокой преступностью. В него входили также Стрейтс-ов-Наполи – так называлась часть района, населенная итальянцами, – и полоса дешевых отельчиков и забегаловок, обычно именуемая Винным Погребом за обилие дешевой выпивки, а также несколько кварталов, населенных черными и латиноамериканцами, в частности, муниципальные дома губернатора Джеймса Л. Грейди, идущие вдоль реки Дикс, там, где Стем примыкает к Даллас-авеню. Большинство преступлений в этом районе совершали китайские молодежные банды. Подозревали, что многие из них связаны с содержателями игорных заведений в подвальчиках, где в основном процветала игра, именуемая маджонг. Владельцы игорных заведений, которым надоело, что их то и дело грабят заезжие гастролеры, несколько лет назад стали нанимать этих ребяток для охраны своих владений. Когда ребятки поняли, какие деньги крутятся на игорных столах, они начали требовать повысить им плату, угрожая в противном случае устроить погром. А из игорных притонов малолетние рэкетиры расползлись по ресторанам и лавкам и теперь держали в страхе всех честных торговцев.

Публичных домов как таковых в Чайнатауне не было. Не было там и «массажных кабинетов» – что довольно странно для города, где за последние десять лет они распространились, точно венерическая сыпь. Но в районе между Акведуком и Кленси было довольно много девиц, ловящих клиентов на улицах (правда, китаянок среди них – ни одной), и время от времени какому-нибудь сутенеру приходило в голову утвердить свою власть над одной из девиц, изрезав ей бритвой грудь или смазливую мордашку. Еще чаще случалось, что какой-нибудь фраер, забредший сюда в поисках дешевых развлечений, получал по голове и приходил в себя в темном проулке, воняющем мочой и прокисшим вином, ограбленный и избитый. Немало головной боли доставляла копам неутихающая вражда между доминиканцами и пуэрториканцами, живущими в районе Далласа, и, поскольку в пределах района, ближе к центру, на Хай-стрит, находились здания уголовного, гражданского, муниципального и городского судов, его поневоле посещало множество правонарушителей. Но в целом район был тихий.

Райли раньше работал в Риверхеде, в округе Марин-Тайгер, получившем это название в честь корабля, который, по легенде, привез сюда первую партию пуэрториканцев из Сан-Хуана. Так вот, Райли называл свою новую работу каникулами в деревне. Это несмотря на то, что в этом округе ежегодно совершалось около двадцати убийств, не считая всяческих ограблений, краж со взломом и крупных мошенничеств. Но Райли пришел сюда работать из округа, где жизнь копа, вышедшего на патрулирование в одиночку, не стоила и ломаного цента. В Чайнатауне редко стреляли в копов – не то что в Марин-Тайгер или в знаменитом округе Вейл-стрит. И уровень преступности здесь был ниже, чем в том же восемьдесят седьмом – правда, там население, слава Богу, еще не научилось стрелять в полисменов. Клинг подумал, что ему бы понравилось здесь работать – он любил китайскую кухню.

Берт вошел в ресторан, и навстречу ему хлынула волна экзотических ароматов. Клинг только теперь понял, как он голоден. Он уселся за столик у стены, заказал джин с тоником, жареных креветок, яичные рулеты, мясо на ребрышках, клецки. Потом, все еще не наевшись, заказал му-гу-гай и запил его бутылкой «Хайнекена». Когда официант вернулся к столу спросить его, будет ли он заказывать что-нибудь еще, Клинг подумал, не показать ли свою бляху перед тем, как начать его расспрашивать, но потом решил этого не делать.

– Все было очень вкусно, – сказал он. – Мне о вашем ресторане жена говорила – она тут была вечером с друзьями.

– Да? – улыбнулся официант.

– Их было довольно много. Человек двенадцать.

– А-а, мисс Мерсье и ее друзья! – кивнул официант.

Мисс Мерсье – это Бианка Мерсье, которая только в прошлом месяце появилась на обложке «Harper's Bazaar»: – черноволосая красавица с надменным взором Нефертити, сводившая с ума издателей модных журналов.

– Да-да, – сказал Клинг.

– Их нет двенадцать, – сказал официант. – Только десять.

– А по-моему, одиннадцать, – возразил Клинг.

– Нет, десять. Только один больсой стол, – сказал официант, указывая на круглый стол на другом конце зала. – Туда садится десять целовек. Вчера их было только десять, мисс Мерсье и ее друзья.

– А моя жена говорила, что одиннадцать, – стоял на своем Клинг.

– Нет, только десять. А которая васа жена?

– Рыжая, – сказал Клинг.

– Рызых нет, – сказал официант.

– Высокая, рыжая, – сказал Клинг. – В зеленом костюме.

– Рызых нет, – повторил официант, качая головой. – Только три леди. Мисс Мерсье, церные волосы, ессё другая леди, тозе церная, и ессё одна с зелтыми волосами. Рызых нет.

– Это вы их обслуживали? – спросил Клинг.

– Моя – А-Вонг! – ответил официант, гордо выпрямившись. – Мисс Мерсье – оцень холосая клиент, моя сама ее обслуживать вцера вецером.

– Это было около восьми, может быть, чуть раньше... – сказал Клинг.

– Заказ на восемь, – кивнул А-Вонг. – Десять целовек. Рызых нет.

– А во сколько они разошлись?

– Поздно.

– А когда именно?

– Когда покусать, сидеть и пить. Уходить в одиннадцать.

– В одиннадцать... – повторил Клинг. В одиннадцать Огаста была уже дома. – Ну ладно, спасибо. Было очень вкусно.

– Приходите ессё, – сказал А-Вонг.

Клинг заплатил по счету и ушел из ресторана. Мотоцикл уехал. Цепочка от него по-прежнему болталась на чугунном столбике, запертая на здоровенный замок. Клинг подумал, не съездить ли в жилые кварталы, в Квортер, чтобы разыскать Бианку Мерсье и спросить, была ли Огаста у нее на вечеринке. Потом решил, что не стоит. Была она там или нет – это неважно. Она ушла из дома в шесть ноль-ноль (по крайней мере, так говорилось в записке на холодильнике) и ушла оттуда предположительно в половине восьмого или чуть раньше («Я вышла от Бианки в семь часов двадцать две минуты четырнадцать секунд! Устраивает?»). Полтора часа – это мелочь по сравнению с тремя часами, во время которых она находилась неизвестно где. «Три часа!» – подумал Клинг. Огасте иногда хватало трех минут, чтобы кончить.

Он тяжело вздохнул и пошел к станции метро на Акведуке.

Шлюха, подцепившая Галлорана в баре вблизи Плей-хауз-сквер, дальше к окраине, сказала ему, что она из Миннесоты. На самом деле она была вовсе не из Миннесоты, она родилась в городе, в районе Калмз-Пойнт. Галлоран мог бы догадаться об этом в первую же минуту, по тому, как она обходилась с великим и могучим английским языком. Но Галлоран напился – впервые в жизни, – и история девицы прошла без сучка без задоринки. Она начала говорить перспективным клиентам, что она из Миннесоты, с тех пор, как о проститутках из этого штата стали писать в газетах и говорить по телевизору. «Я из Миннесоты» означало, что ты – беспомощная жертва, попавшаяся в когти безжалостного негра-сутенера, что тебе приходится продавать себя против своей воли, а дома ты была чистой и невинной, пока большой город не развратил тебя. Мужикам нравится думать, что они трахаются с чем-то вроде девственницы, и шлюхи из Миннесоты с невинными мордашками пользовались в городе большой популярностью.