Николай Леонов - Жестокая справедливость Страница 11

– Да… – глядя в сторону, неохотно кивнула головой девушка.

– Это было принуждение или явное насилие с применением физической силы и угроз?

– Сначала принуждение, а потом он просто выломал мне руки… – чуть слышно ответила Лида.

Мать, отвернувшись, закрыла лицо руками и громко всхлипнула.

– Где именно это происходило – на работе или у него дома?

– У него дома. Он сказал, что едет в область на какое-то совещание и что ему там потребуется стенографистка и референтка. Когда поехали, он вдруг вспомнил, что забыл дома какие-то важные документы. Я уже тогда начала подозревать что-то недоброе, но и думать не могла, кем он окажется на самом деле. Он заехал в свой гараж и через какую-то дверь за руку потащил меня в комнату этажом выше. Ну, и потом… – Подняв руку к горлу, будто что-то мешало ей дышать, девушка замолчала.

– Эти детали опустим… – негромко произнес Гуров.

– Когда все закончилось, – переведя дух, продолжила Лида, – он отвез меня в Судаково, высадил рядом с нашей улицей и сказал, чтобы я держала язык за зубами. Дескать, если буду умницей, то с завтрашнего дня мне вдвое повысят зарплату, а если начну, как он сказал, дергаться, всей семье будет очень плохо.

– Вы куда-нибудь обращались? – спросил Лев, стараясь говорить спокойно, хотя внутри у него начинало закипать.

Как далее рассказала Лида, отчим сразу же повез ее в областной центр на судмедэкспертизу. Вернувшись в Судаково, они написали заявление в милицию и прокуратуру. И тут же сразу началось… Той же ночью какие-то подонки подожгли их машину, припаркованную возле дома. На следующий день на этой улице начался ремонт водопровода и газовых сетей, и, как нарочно, прямо напротив их дома. Из-за этого они и их ближайшие соседи целый месяц сидели без воды и газа. Николай Урюпец в ту пору работал шофером в местном ЖКХ. Неожиданно его сократили, и больше он никуда не мог устроиться. Пришлось калымить по городу и окрестным селам. Но из транспорта у него остался один лишь велосипед. Много ли на нем наработаешь?

Когда Урюпец обратился в милицию и прокуратуру по поводу поданных заявлений, его уведомили, что они носят клеветнический характер и Лида сама теперь может быть привлечена к уголовной ответственности за заведомо ложные обвинения. Акт судмедэкспертизы, который ему показали в милиции, свидетельствовал об одном: никаких признаков того, что девушка подверглась насилию, не было и в помине…

– Вот тогда папа и решил хотя бы так сквитаться с этой тварью… – закончила Лида свое невеселое повествование. – Конечно, досталось ему тогда в ментовке здорово – все ребра переломали, зато после этого нас хотя бы оставили в покое.

…Гуров вернулся к машине, сел на переднее сиденье, оглянувшись, внимательно посмотрел на Копового, сидевшего сзади. Тот, как видно, понял его настроение и молча ответил столь же внимательным взглядом. «Ну у вас тут и сволота, куда ни плюнь!.. – читалось во взгляде Льва. – Что ж вы все тут такие продажные, как распоследние шлюхи?! И ты небось тоже из этой же ублюдочной кодлы?..» – «А ты попробуй, сидя по уши в дерьме, остаться чистеньким, – говорил дерзкий взгляд Копового. – Чем вешать собак на кого ни попадя, помог бы избавиться от этой насквозь прогнившей мрази!..»

– Слушай, капитан, ты давно работаешь в угро? – нарушив затянувшееся молчание, поинтересовался Гуров.

– Уже шестой год, сразу после института МВД, – с достоинством ответил тот. – С прошлого года – замначальника отдела.

– А в связи с чем произошло повышение? – В голосе Льва промелькнула нотка сарказма.

– Во всяком случае, не с в связи с делом падчерицы Урюпца, – уловив язвительный подтекст вопроса, сдержанно улыбнулся Коповой. – Им занимался другой. Я вычислил и поймал маньяка-поджигателя, по вине которого сгорели три семьи.

Гуров снова внимательно посмотрел на капитана, но теперь уже с явным уважением. «Похоже, он парень ничего – стоящий! – отметил он про себя. – И не жополиз, и с характером, и без истерик… Значит, есть и в этом болоте на кого опереться…» А вслух спросил:

– Что ты думаешь о том случае с Лидой Урюпец? Меня интересует просто твое мнение, а не суждение сотрудника угрозыска.

– Хм… – Коповой чуть поморщился и сокрушенно вздохнул. – Гнилое, конечно, дело. Тут всякие могут быть соображения. Но о них лучше особо не распространяться… – Он выразительно указал глазами на шофера, давая понять, что такую тему лучше обсуждать без посторонних свидетелей.

Когда прибыли к городскому следственному изолятору, был уже полдень. СИЗО, некогда находившийся на окраине города, со временем оказался в центре микрорайона новых девятиэтажек. Построенное в былые времена из темно-красного кирпича здание изолятора, окруженное почти тюремной стеной с «колючкой» поверху, смотрелось весьма угрюмо, как кладбищенский склеп.

– Товарищ полковник, – шагая рядом с Гуровым, негромко заговорил капитан, – я понял, что вы имели в виду, когда спросили мое мнение о происшествии с Лидой Урюпец. Так вот, будь моя воля, Захарухин уже давно сидел бы за такие «подвиги» в тюремной камере. И не в самом лучшем ее углу. Но вся беда в том, что он – личный друг Шашеля… Ну, нашего губернатора. Поэтому, прекрасно зная, что усопший – редкостная мразь, по которой тюрьма уже давно обрыдалась, вряд ли кто смог бы отдать его под суд. Это ведь вопрос даже не правовой, а политический.

– Считаешь?

– В соседнем районе этой весной одна крупная политическая партия проводила заседание своего актива, по завершении которого была устроена так называемая «неофициальная часть», – говорил Коповой, не скрывая иронии. – Ну, и местные партийные боссы – их там было пятеро – так «нанеофициалились», что с перепою устроили групповуху. Пострадали секретарша председателя отделения и одна из местных партийных активисток. Обе, кстати, замужние. И что вы думаете? Замяли эту историю вроде на уровне аж самой Москвы… Дамам выплатили крупную денежную компенсацию и убедили забрать заявления. Что они и сделали. Правда, от одной из них тут же ушел муж… Зато не произошло громкого скандала.

– Какова, так сказать, мораль сей басни?

– А мораль такова: у нас так называемая «политическая целесообразность» всегда была и будет выше закона. Чтобы сохранить благопристойный имидж власти, слишком многие готовы закрыть глаза на любую грязь, лишь бы она их не мозолила. У нас сам Шашель не больно-то свят. Ему, кстати, тоже можно было бы задать много неудобных вопросов по части расходования бюджетных денег. Только кто их задаст? На днях его кандидатуру должны рассматривать в областной думе для утверждения на очередной срок. Утвердят как миленькие. Хотя, если по совести, ему не то что область – похоронное бюро нельзя доверить.

– Ого! Суровая, однако, оценка! – удивленно покачал головой Лев. – Слушай, тебе обязательно надо в политику. У тебя явные задатки лидера. Например, умение четко формулировать свои мысли экспромтом.

– Вот как за что-нибудь срок отмотаю, так сразу в политики и подамся… После зоны – куда ж еще? – мрачновато пошутил капитан.

Пройдя через проходную СИЗО, они попали во внутренний двор, откуда вместе с сопровождающим их сотрудником изолятора через целую череду решетчатых и сплошных металлических дверей прошли в комнатку с зарешеченным окном, где стол и стулья были намертво привинчены к полу. Конвойный привел Урюпца – лысоватого, среднего роста крепыша лет под пятьдесят. Шел Урюпец не сутулясь, смотрел прямо перед собой, явно не испытывая какой-либо боязни.

Сев на стул в центре комнаты, он безразличным взглядом окинул Гурова, а в сторону Копового даже не посмотрел. Представившись и задав протокольные вопросы, Лев неожиданно спросил:

– Скажите, Николай Афанасьевич, будь ваша воля, что бы вы сделали с обидчиком своей падчерицы?

Тот некоторое время удивленно смотрел на него, а потом, словно говорил об обыденном, спокойно ответил:

– Под горячую руку – порвал бы в клочья. Ну а так… Сдал бы в милицию. Правда, наша милиция не столько ловит бандитов и насильников, сколько уводит их от ответственности, если те стоят у власти. – И горько рассмеялся.

Краем глаза Гуров заметил, что выражение лица капитана при этих словах ничуть не изменилось – ни злости, ни досады, ни смущения не отразилось в его взгляде. Коповой невозмутимо, как бы даже скучающе рассматривал плывущие за окном облака.

– А как вы думаете, за что могли убить Захарухина?

Этот вопрос, судя по недоумевающему взгляду Урюпца, удивил его еще больше.

– Гх-м… – откашлялся он и, потерев подбородок, пожал плечами: – Не знаю… Чудно вообще-то. Вчера мне прямо сказали, что это я его убил, и приказывали в этом сознаться. Ну а вы, смотрю, вроде так не считаете. А я и вправду его не убивал. Хотя… Таким, как этот гад, нельзя жить на свете! А убить его могли за что угодно. Он ведь и в делах вел себя как бандит с большой дороги и, если чего хотел добиться, мог идти по людским головам; да и по женской части – кобель был еще тот. Говорят, женщин на его вилле перебывало не одна сотня… Так что, думаю, когда его грохнули, не один я сказал: туда и дорога.