Эд Макбейн - Выбор убийцы Страница 11

– Итак, что?

– Этого человека вы и видели?

– Да, его-то я и видела.

– Что ж, – сказал Хейз. – Теперь кое-что начинает проясняться.

– Когда он так быстро укатил, я сразу смекнула, что дело нечисто, – сказала Конни.

– Почему?

– Потому что он был весь в крови. На тротуаре за углом натекла целая лужа.

Хейз сделал знак патрульному, и тот вышел из магазина проверить показания старухи.

– Вы случайно не заметили номер?

– Заметила.

– Какой же?

– Я не обратила внимания на цифры. Я заметила только, что на машине был номер.

– А может быть, вы знаете, какого года выпуска машина, какой марки? – спросил Хейз.

– Конечно. Не верите? Вы, наверное, считаете, что женщина в семьдесят четыре года ничего не смыслит в таких вещах? Ничего подобного! Я могу назвать год выпуска и марку любой машины на улице. У меня хорошее зрение. Двадцать процентов в обоих глазах, хотя мне и стукнуло семьдесят четыре!

– Так какая же...

– Машина на той стороне улицы – «Бьюик» пятьдесят четвертого года, за ней фургон, «Форд» пятьдесят второго, а там вон...

– А что вы скажете насчет машины, в которой уехал тот тип? – спросил Хейз.

– По-вашему, я не знаю, что это была за машина?

– Ничего подобного, я уверен, что вы знаете. И жду, когда вы мне об этом расскажете.

– "Додж" сорок седьмого года, – хитро прищурясь, сказала старуха.

– Седан?

– Да.

– Четырехдверный или двухдверный?

– Четырех.

– А цвет?

– Зеленый, но не фабричный. Фирма «Крайслер» никогда не выпускала машины такого цвета.

– Что же это за цвет?

– Ну, такой темно-зеленый. Машина перекрашена, можете не сомневаться. Это не фабричная окраска.

– Вы уверены?

– В машинах я кое-что смыслю. Спросите про какую хотите. Никогда не видела, чтобы «Крайслер» красил машины в такой цвет. Даже теперь, когда одна расцветка безумнее другой.

– Огромное спасибо, мисс Фицгенри, – сказал Хейз. – Вы нам очень помогли.

Он проводил её до порога. Там старуха остановилась и чарующе улыбнулась, показав редкие кривые зубы.

– Разве вам не нужен мой адрес? – спросила она.

– Зачем, мисс Фицгенри?

– Чтобы знать, куда прислать мне чек, – ответила старуха.

Глава 7

Берт Клинг сидел в дежурке и беседовал по телефону со своей невестой Клер Таунсенд.

– Я сейчас не могу говорить, – объяснял он.

– Даже не можешь сказать, что любишь меня?

– Нет.

– Почему?

– А потому!

– Кто-то рядом?

– Да.

– Кто же?

– Мейер.

– Ты меня звал? – повернулся к нему Мейер.

– Нет, нет.

– Ты меня любишь? – спросила Клер.

– Да, – ответил Клинг и украдкой посмотрел на Мейера.

Мейер был весьма неглуп. Наверняка он понял, что спросила Клер, потому что пришел в восторг от замешательства Клинга, который не переставал удивляться женщинам. Клер, красивая и умная девушка, почему-то никак не могла взять в толк, что дежурная комната следственного отдела – не самое подходящее место для разговоров о любви. Он представил себе Клер – копна черных волос, бездонные карие глаза, узкий нос, высокие скулы...

– Скажи, что любишь меня, – не унималась Клер.

– Что ты делаешь? – спросил Клинг.

– Готовлюсь к экзамену.

– К какому?

– По социологии.

– Вот и хорошо. Иди и занимайся. Если ты хочешь в этом семестре получить диплом...

– А если я получу диплом, ты на мне женишься?

– Женюсь, когда ты найдешь работу.

– Если бы ты стал лейтенантом, мне не пришлось бы искать работу.

– Само собой. Но пока я всего-навсего детектив третьего класса.

– Это мой последний экзамен.

– А другие ты сдала?

– А то нет!

– Умница. Ну так иди и учись.

– Лучше я немного поговорю с тобой.

– Я занят. Ты пускаешь на ветер деньги налогоплательщиков.

– Какой ты совестливый...

– Честь и совесть восемьдесят седьмого участка, – сказал Клинг, и Клер расхохоталась.

– Ладно, хорошенького понемножку. Вечером позвонишь?

– Да.

– Я люблю тебя, полицейский! – сказала она и повесила трубку.

– Подруга? – поинтересовался Мейер.

– Угу, – пробормотал Клинг.

– L'amour[5], – сказал Мейер. – Это прекрасно.

– Иди к черту.

– Я серьезно. Июнь, июнь, пора любви! Признавайся, когда свадьба.

– Во всяком случае, не в этом июне.

– Значит, в следующем?

– Может быть и раньше.

– Вот и хорошо, – сказал Мейер. – Для нас, полицейских, женитьба – великое дело. Воспитывает чувство справедливости. Узнав на деле, каково быть узником, ты не будешь торопиться арестовывать других.

– Ерунда, – ответил Клинг. – Ты ведь любишь свою тюрьму.

– Разве я говорил, что не люблю? – удивился Мейер. – Вот уже тринадцать лет я женат на этой женщине, благослови её Господь. – В его голубых глазах мелькнул огонек. – Я привык к моей камере. И если в один прекрасный день я обнаружу, что она не закрыта, я даже не попытаюсь бежать.

– Крепко же ты увяз, – заметил Клинг.

– Я люблю свою жену, – философски изрек Мейер. – Что правда, то правда.

– Когда ты женился, то уже работал в полиции?

– Да. Мы познакомились в колледже.

– А я и не знал, что ты учился в колледже.

– Я большой интеллектуал, – сказал Мейер. – Разве по мне не видно? У меня в роду все сплошь ученые. В том городишке в Европе, откуда прибыл мой дед, кроме него, никто не умел читать и писать. Он был уважаемым человеком.

– Готов поверить, – согласился Клинг.

– И правильно сделаешь. Разве я хоть раз в жизни сказал неправду? Никогда! Недаром меня зовут честный Мейер. В колледже я изучал право, я тебе не говорил?

– Нет.

– Правда, когда я окончил колледж, юристов вокруг развелось как собак нерезаных. Это было в сороковом году. Ты знаешь, кто тогда был нужен стране? Вовсе не юристы.

– А кто?

– Солдаты. Дядя Сэм поманил меня пальцем, и я пошел в армию. У меня не было выбора. А когда я в сорок четвертом демобилизовался, мне расхотелось идти в законники. Я вдруг почувствовал отвращение к кабинетной работе. И поступил в полицию. Тогда-то я женился на Саре.

– Мазлтов![6]– улыбаясь, произнес Клинг.

– Гезундхайт![7]– отозвался Мейер.

И в этот самый момент зазвонил телефон.

– Восемьдесят седьмой участок, детектив Мейер. Да, он здесь. Кто говорит? Хорошо, сейчас позову. – Он прикрыл трубку ладонью. – Тебя спрашивает какой-то Тед Бун. Родственник убитой, что ли?

– Бывший муж, – пояснил Клинг. – Сейчас подойду.

Мейер передал ему трубку.

– Детектив Клинг? Это Тед Бун.

– Как поживаете, мистер Бун?

– Спасибо, все в порядке.

– У вас какие-то новости?

– Я только что заглянул в почтовый ящик. Там было письмо. От Анни. Это может вам пригодиться?

– Письмо от Анни?

– Да. Отправлено на прошлой неделе, но адрес указан неточно. Поэтому и шло так долго. В общем, все это довольно странно.

– В письме что-нибудь важное?

– Я думаю, вы сами разберетесь, когда прочтете. Не могли бы вы приехать ко мне?

– Вы дома?

– Да.

– Ваш адрес? – спросил Клинг и стал записывать. – Сейчас приеду. – И повесил трубку.

– Какой-то след? – спросил Мейер.

– Не исключено.

– Но пока ничего определенного?

– Пожалуй.

– Почему бы тебе не обратиться к детективу Хейзу, – сказал Мейер, и в его глазах снова вспыхнули огоньки. – Говорят, он великий волшебник.

– Желаю всего наилучшего, – отчеканил Клинг и направился к выходу из дежурки.

Стюарт-Сити – небольшой компактный район Айсолы. Каких-то три квартала в излучине реки Дике. Район назвали в честь британской королевской династии, и жилые дома, что расположились у реки террасами, были построены с королевской роскошью. Когда-то фешенебельной считалась северная часть Айсолы, но постепенно она утратила свой блеск, и высший свет перебрался оттуда в другие места. Часть кварталов из этого района принадлежала восемьдесят седьмому участку, а там, как известно, сливки общества нынче не проживают.

Теперь модным сделался Стюарт-Сити. Южную часть города в целом фешенебельной не назовешь, но Стюарт-Сити считался шикарным районом.

Берг Клинг чувствовал себя примерно так, как деревенская мышь, приехавшая в гости к городской мыши. Он внезапно увидел, до чего немодно одет. Собственная походка казалась ему неуклюжей. Ему захотелось проверить, не запуталась ли а его волосах солома.

Швейцар дома, где жил Бун, взглянул на Клинга так, словно тот был рассыльным из бакалейной лавки, который посмел воспользоваться парадным входом. Тем не менее он распахнул перед ним дверь, и Клинг вошел в ультрасовременный вестибюль, как будто из реального мира перенесся в картину Пикассо. Ему казалось, что ещё немножко – и потекут часы, изображенные Дали. Ускорив шаг, Клинг подошел к списку жильцов, нашел фамилию Буна и направился к лифтам.