Лилия Лукина - Когда судьба мстит Страница 11

– Не касается?! – возмутилась я. – Еще как касается! Потому что теперь ее придется искать по всем городам и весям нашей немалой родины!

– Да зачем она тебе?! – в голос орал Влад.

– А затем, чтобы ты, идиот, разведясь со мной, мог на ней жениться и жить долго и счастливо! – заорала в ответ я, почти теряя сознание от дикой боли в голове. – Мне твои кретинские ошибки исправлять приходится, как будто мне нечем больше заняться! – и я обратилась к совершенно убитой этим скандалом маме: – Собирайся! Пошли отсюда!

Массируя разламывавшийся от боли затылок, я повернулась и пошла к двери, когда Влад позвал меня растерянным, извиняющимся голосом:

– Лена!

– Чего тебе еще от моей грешной души надо? – не оборачиваясь, зло спросила я. – Спасибо тебе, Лена! – донесся до меня его срывающийся голос, в котором слышались слезы. – Лена, ты…

– Да пошел ты, знаешь куда?! – взорвалась я, резко повернувшись к нему, и тут… Тут я почувствовала, как от страшного нервного перенапряжения, в котором я пребывала все эти дни, у меня вдруг сильно закружилась голова и я начала шарить рукой вокруг себя в поисках чего-нибудь, обо что можно было бы опереться, но ничего не было. А голова, между тем, кружилась все сильнее и сильнее и ноги меня уже не держали. Мне показалось, что совсем рядом со мной стоит чья-то кровать. Вот же она совсем рядом. «Сейчас я дойду до нее, – решила я. – Тут ерунда, всего несколько шагов, – уговаривала я себя, делая первый неуверенный шал в ту сторону. – Боже, если даже я уже не могу выдержать такую нервотрепку, то, каково же сейчас моему сынуле, моему Игоречку. Он же ведь совсем маленький еще, ему же, наверное, ужасно больно слышать и чувствовать, как обращаются с его мамой, которую он еще не может защитить. Ничего, мой хороший, ты вырастешь большим и сильным и никому не позволишь меня обижать, правда?». Отвлекая себя таким разговором с сыном, я, вытянув руку, словно слепая, шла по направлению к кровати, которая почему-то вдруг оказалась ужасно далеко. И вдруг все вещи вокруг меня закружились в диком, безумном хороводе.

– Лена! – раздался дикий крик Орлова.

Как в замедленной съемке я увидела, что он, отбросив одеяло, встал на ноги и с искаженным от невыносимой боли лицом сделал в мою сторону шаг, потом второй и, не справившись с собой, упал во весь свой немалый рост прямо к моим ногам. «Только бы не упасть!», – подумала я и, почувствовав, что падаю, взмолилась: «Господи, только не на живот!». Каким-то непостижимым образом я все-таки сумела извернуться и упала боком прямо на Орлова. Меня мгновенно пронзила непереносимая боль в животе, я вскрикнула, вскрикнул Владислав, и надо мной сомкнулась спасительная темнота. Когда я очнулась, меня очень бережно кто-то поднимал с пола под аккомпанемент бешеного от ярости голоса Матвея:

– Осторожнее, черт бы вас всех побрал! – увидев, что я открыла глаза, он нагнулся ко мне и начал быстро говорить: – Леночка! Ты видишь меня? Это я, Павел! Я здесь, а значит, все будет хорошо! Ты веришь мне? Все будет хорошо! Ты только верь мне и все будет хорошо!

А рядом надрывался еще чей-то мужской голос:

– Кто позволил Орлову встать с кровати? Кто ему это разрешил? Откуда здесь столько народу? Здесь госпиталь или проходной двор?

– Он свою жену хотел поддержать, когда ей плохо стало, – услышала я голос Панфилова и запоздало поняла, что мама прилетела вместе с ними.

– Кретины! – бесновался врач. – На стол! Немедленно!

– Кого? – спросил чей-то женский голос.

– Обоих! – заорал врач. – Может быть, еще удастся что-то сделать! Меня положили на каталку, и я увидела вокруг себя Печерскую, Панфилова, Матвея, и плачущую маму, которая быстро-быстро крестилась и повторяла, как заведенная: «Господи! Не дай беды! Господи! Не дай беды!». В плавающем перед моими глазами тумане их склоненные надо мной лица казались искаженными, как в мутном кривом зеркале, и я, будучи уверена в тот момент, что никогда их больше не увижу, собрав остатки сил, тихонько сказала, обращаясь к Матвею:

– Зла ни на кого не держу… Сына Орлову не отдавай… Мачехи ему не хочу… – и потеряла сознание.

Первое, что я увидела, очнувшись после операции, было склоненное надо мной лицо мамы.

– Что с Игорем? – с трудом ворочая пересохшими губами и одеревеневшим языком, пробормотала я.

– Все хорошо, Леночка. Опасности нет, – она говорила что-то еще, но я уже ее не слушала – самое главное, что с сыном все в порядке, а до всего остального мне нет никакого дела. И я снова закрыла глаза, проваливаясь в темноту.

А на следующий день в моей палате – а лежала я в «люксе», появился Матвей и, едва увидев его потемневшие глаза, я тут же поняла, что он взбешен до предела. Он был краток и категоричен.

– Лена, во-первых, я хочу тебя сразу же и окончательно успокоить: с Игорьком все нормально. Я пригласил лучших специалистов Москвы, и они заявили мне это совершенно определенно. А, во-вторых… Лена, прости меня, если сможешь! Ведь это я настоял на том, чтобы ты поехала к Орлову, значит, я и несу всю полноту ответственности за последствия этого решения. Ты даже не представляешь себе, Лена, как мне сейчас больно и обидно! Подумай сама, полжизни прожито впустую – я воспитал подлецов, которые предали Семью ради чужого человека! Ведь из-за их безответственности ты была в полушаге от смерти и могла погибнуть вместе с ребенком.

– Ты о Репниных, что ли? – спросила я и он кивнул. – Так я же им не родственница. – Ну, уж нет, Лена! Ты точно такой же член моей Семьи, как и все остальные, и обижать тебя я не позволю никому. А потом они предали не только тебя! Они предали меня! Какими глазами я теперь должен тебе в лицо смотреть? Они, было, обрадовались, узнав от мамули, что ты не держишь ни на кого зла, да вот только я всепрощенчеством не страдаю! Не сомневайся, все уже огребли по заслугам в полной мере, включая Панфилова. Как видишь, я не скуплюсь!

– Павел, во всем виновата только я сама! – я попыталась остудить его праведный гнев. – Так что не надо никаких репрессий!

– Извини, Лена! Но вожак стаи я и мне виднее! Так что этот вопрос закрыт! Все! – А как там Орлов? – осторожно поинтересовалась я.

– Теперь тоже вне опасности. Ему же категорически запрещено было даже садиться, а он встал и кинулся тебя поддержать… Тут-то его позвоночник совсем и сдал, да еще и ты на него сверху свалилась, что, конечно, к лучшему для тебя и ребенка – все-таки на мягкое упала, а не на пол. Да вас же с ним одновременно оперировали.

– А прогнозы какие? Ходить-то сможет? – спросила я, замерев от страха. – Ходить? – удивленно переспросил Матвей. – Конечно, сможет! Я не специалист, но, как мне сказали, починили его на совесть, – и, немного поколебавшись, спросил: – Лена, ты не будешь против, если он в Баратове будет жить?

– Это, с какого же такого перепугу он в Баратов собрался? – изумилась я. – Он, что, обалдел? Как он себе это представляет? Бывшая жена с ребенком в Баратове и новую, как найдут, туда же привезут? По-моему, это, Павел, перебор!

Я нимало не кривила душой: я не хотела ни видеть Орлова, ни слышать его, а уж жить рядом с ним… Нет! Мне это было не под силу.

– Ты, Лена, с плеча не руби! – остановил меня Матвей, чьи глаза снова стали его обычного синего цвета – значит, он успокоился. – У тебя все-таки парень растет, не девка. А мальчику отец нужен!

– Знаешь, Павел! Я после общения с Орловым и так еле-еле живая осталась! – тут я подняла на него глаза и опасливо спросила: – Ты, что, опять что-то задумал?

– Нет, Лена, – серьезно сказал он. – Я уже неоднократно ругал себя последними словами за то, что мы с Панфиловым вмешались в твою жизнь, поэтому пусть теперь все будет так, как ты сама решишь. Но вот только решать не спеши, – попросил он, поднимаясь. – Ну, поправляйся! Отец твой отделку коттеджа уже почти закончил, так что в новый дом вернешься.

Он наклонился поцеловать меня в щеку, а у меня вдруг навернулись на глаза слезы, и я сказала:

– Спасибо тебе, Павел! Какое счастье, что меня есть такой друг, как ты! – Сам горжусь! – рассмеялся он, подмигнул мне и вышел.

Ухаживали за нами с Орловым и мама, и Печерская, и прилетевшие, узнав о моем несчастье, Наташа с Таней. Видеть их мне было неприятно, чего я не скрывала, но они так искренне старались искупить свою вину передо мной, что я, в конце концов, их простила. Мама периодически поглядывала на меня вопрошающими глазами и я, не выдержав, спросила ее, что случилось.

– Леночка, – присев рядом с моей кроватью на стул, осторожно начала она. – Павел Андреевич сказал, что ты не хочешь, чтобы Владенька в Баратове жил. Это так? – Я кивнула. – Как же так, Леночка? Он же все-таки Игоречку отец.

– Мама! – удивилась я. – Весь разговор был при тебе, ты знаешь, что наш с ним развод неизбежен, как и его брак с другой женщиной. Так о каком же Баратове может идти речь?

– Леночка, родная… Но он так хочет жить рядом с нами, со своим сыном, – искательно заглядывая мне в глаза, просила мама, но я перебила ее: