Фридрих Незнанский - Смертельный лабиринт Страница 11

Получалось, что неправ оказался Климов со своей «физиономистикой». Впору извиняться. Но этого пока, к счастью, не требовалось.

Малинина сама позвонила в просмотровую студию — видно, ей доложили, что работа следователя приближается к концу, — и предложила Сергею Никитовичу потом заглянуть к ней, чтобы обменяться. Это ее выражение вызвало у него доброжелательную улыбку: ну да, самый конец восьмидесятых, любимое выражение последнего генерального секретаря, сколько анекдотов ходило на эту тему!.. Но если она это помнит, то, выходит, они с Мариной Эдуардовной — ровесники? Ей где-то за тридцать. А лицо у нее свежее, хотя у женщин на четвертом десятке обычно начинают проглядывать первые признаки возраста. Но тогда почему же они с нею не могут найти общего языка?..

Малинина, как скоро понял Климов, и позвала его, чтобы прийти наконец к консенсусу. Еще одно летучее выражение из того же времени.

— Посмотрели? — впервые за время их знакомства спросила она доброжелательным тоном. — Присаживайтесь, я готова ответить на любые ваши вопросы.

В другой бы раз Сергей Никитович не преминул хмыкнуть: ишь испугались, однако! А сейчас он понял, о чем думает эта женщина — усталая, в очках, которые, когда он вошел, быстро сняла и спрятала. Стесняется, надела, наверное, недавно, не привыкла еще, и они ей мешают. Да, но в ее возрасте стесняться очков — как-то странно, или это у нее пунктик?

И Климов решил быть великодушным. С легкой усмешкой пожаловался на то, что теперь и у него самого от впечатлений голова пухнет — это он, якобы невольно, повторил ее выражение. А все оттого, что очки на службе забыл. Так-то он хорошо видит, а для чтения и когда близко смотреть, приходится пользоваться. Но это все пустяки, а главное, что он понял, так это то, что все они тут совершают поистине гражданский подвиг. Просто невероятно.

И пока он говорил, Малинина как-то незаметно достала свои старомодные какие-то очки и водрузила их на нос. Климов тут же доброжелательно улыбнулся:

— А у вас сколько?

Она ответила.

— Дальнозоркость. — Он сочувственно покачал головой. — Это от работы, да?

Она кивнула. В больших, с крупной оправой очках ее глаза не показались острыми — нормальные женские глаза, даже с поволокой. А она, видимо по-своему расценив его взгляд, поспешила стеснительно объяснить, что утром, собираясь на работу, нечаянно уронила очки, одно стекло разбилось, вот и пришлось искать старые, хорошо, не выбросила, и теперь придется после работы бежать в аптеку, чтобы заказать новые.

Он сочувственно покачивал головой, слушая, но, наверное, слишком уж пристально засмотрелся, спрашивая себя, почему эта женщина при первой встрече ему решительно не понравилась, а сейчас он даже испытывает к ней непонятную самому себе теплоту и желание сказать ей что-нибудь приятное, ласковое. Или она не поняла смысла его взгляда, или, наоборот, слишком хорошо поняла, но вдруг, оборвав себя на полуслове, Малинина недовольно повела плечами и перешла на сухой, деловой тон:

— Ну так что у вас, какие вопросы?

— Я теперь и сам не знаю, — честно признался он. — Ведь что получается? Вот я тут для себя кое-что отметил… Короче говоря, уже порядка пяти десятков человек — это я беру минимум — вполне могли сделать заказ на убийство вашего Леонида Борисовича. А я выбрал из прошлого только три передачи, где присутствует откровенный криминал, ну еще и невыпущенную программу тоже оставил. Полагаю, что те, кто уже были знакомы с репортажами Морозова, могли заранее предположить, на что он способен и кого возьмет за шкирку в обязательном порядке, я правильно понимаю, Марина Эдуардовна?

— Я очень рада, что вы, Сергей Никитович, пришли к такому выводу, он абсолютно верен.

— Спасибо, конечно, за комплимент, но это — моя рутинная работа… Нам же тоже, как и вам, приходится постоянно в психологиях всяких, извините за выражение, копаться. Искать причинно-следственные связи, причем без сослагательных, как говорится, наклонений. Что было бы, если бы, понимаете?.. Точно надо знать — и что, и почему, и, главное, кто? Вот я и хотел бы задать вам один серьезный вопрос, но время… Наверное, у вас уже кончилось, как у всех нормальных людей. Это мы нередко по ночам работаем.

— Мы тоже, бывает, — улыбнулась она, и ее улыбка ему понравилась. — А что за вопрос? И потом, вам обязательно надо записывать мои ответы?

— Нет, это же не допрос, что вы! Меня, кстати, интересует гораздо больше ваше личное мнение. Чисто по-человечески. Ну, например, почему только вы одна называете Морозова Леонидом Борисовичем? А все остальные — Леня, Леонид, даже Ленька слышал?

— Я в нем уважала мастера, если это что-то вам говорит…

— Отчего же, конечно! А остальные, получается, не уважали?

— Раз уж вы о психологии заговорили, то у них другое.

У них конкретная сопричастность. Я с гением, как говорится, на «ты» — это определенная марка. Вы, наверное, еще с Эльдаром не разговаривали, тот и с уборщицами молоденькими — всегда на «вы». Себя в первую очередь уважает.

— Погодите… Ой, простите! — Климов засмеялся. —

У меня мозги уже совсем… Эльдар — это же… шеф-редактор программы «Честный репортаж»?

— Ну конечно! Вам надо обязательно с ним встретиться. Вообще, я вам скажу, у нас тут только двое по-настоящему знали Морозова — это Пашкин, оператор, и Эльдар. Для остальных он был, как вы говорите, Леня и Ленька. От этих вы ничего путного не добьетесь, разве что сплетен, как в каждой уважающей себя конторе.

— Ценю ваш юмор. Наверное, не от очень хорошей жизни?

Малинина вздохнула и не ответила.

— Я еще раз прошу прощения за то, что задерживаю вас, но мне хотелось бы разобраться в характере этого человека. Скажите, вы очень торопитесь домой или по каким-то еще делам?

Она посмотрела на него, потом сняла очки, стала искать, куда их положить, и наконец ответила:

— Мне некуда торопиться. В том смысле, что не к кому, если я правильно поняла ваш вопрос.

— Да вы же просто умница! — воскликнул Климов. — Марина… Эдуардовна.

— Можно просто Марина.

— С удовольствием. Тогда уж, пожалуйста, и вы — Сергеем. Лучше — Сережа.

Она улыбнулась, и улыбка ей очень шла, она будто осветляла строгое лицо, а на щеках появлялись симпатичные ямочки, которые, наверное, так приятно целовать. Подумал так и вдруг почувствовал, что краснеет, ой, стыдища-то! Но она, кажется, не заметила.

— Могу я предложить вам выпить со мной по чашечке кофе? Хотя бы? Я вчера, уходя домой, приглядел недалеко от метро симпатичную кафешечку, не составите компанию? А потом я мог бы вас с удовольствием доставить прямо к подъезду вашего дома, я на машине.

— Вы, вероятно, хотите еще что-то узнать у меня? Вы же говорили о каком-то серьезном вопросе.

Он совсем смутился. Неохотно сказал:

— У меня, честно говоря, как-то все нужное из головы вылетело.

— Да-а? — удивленно произнесла она и уставилась на него. — И с чего ж бы это вдруг?

— Марина, пойдемте по кофейку выпьем, а то со мной что-то непонятное происходит.

— Ну пойдемте, Сережа…

Он помог ей надеть меховую шубку, которую она сняла из шкафа, с вешалки, надевая, не удержался и погладил ладонями плечи и рукава. Сам он надел свою утепленную куртку внизу, на общей вешалке. Они дошли до его «Лады», уселись и поехали. И все — молча, даже не глядя друг на друга. Но он все время чувствовал ее присутствие рядом. Слышал ее дыхание. Краем глаза наблюдал, как она повозилась, укладывая на коленях свою сумочку и целлофановый пакет с чем-то. Успокоилась, поглядывая в окно. Потом повернула лицо к нему, поймала его взгляд, улыбнулась и снова стала глядеть на дорогу.

Кафе, о котором он говорил, находилось в устье проспекта Мира. И когда он развернулся и ловко затормозил у тротуара, Марина сказала:

— А я знаю это кафе, оно мне тоже нравится. Забегала… Оно ведь как раз на пути домой. Я в том конце проспекта живу, в Графском переулке.

— Знаю такой. Сталинские еще дома…

Заведение пока пустовало, похоже, местное население предпочитало еще домашние новогодние разносолы, от которых надо было как-то избавляться. Посмеиваясь, они обсудили эту ситуацию, о том же сказали и официанту. Тот, смеясь, подтвердил догадку. Заказали кофе со сливками и всякими вкусностями, а Сергей уговорил Марину и на рюмочку коньяку, чтоб от стресса избавиться, расслабиться. Сам, к сожалению, за рулем, а то не преминул бы…

— Вы знаете, Сережа, с вами, я заметила, очень приятно молчать. Это редкое качество в людях. Но я же понимаю, что мы здесь не для молчания, спрашивайте, буду рассказывать, что знаю… помню…

— Марина, только честно, вам это здорово неприятно сейчас?

— Что, говорить с вами? Нет, ну почему, это же ваша главная работа.

— А давайте пошлем все сегодня к чертовой матери и помолчим, раз вам это приятно? Я тоже с удовольствием с вами помолчу.