Николай Леонов - Дьявол в раю Страница 11

– Может, достаточно? Не Россия, не стоит привлекать к себе внимание, – Гуров красноречиво взглянул на Николая.

– Верно, – согласился старшой, – остальное допьем дома.

– Не пойдет, – решительно ударил кулаком по столу Борис. – Я еще и не начинал, – и ткнул пальцем в Гурова. – Ты сказал, мол, вечером выпьем мировую, так выпьем. А то снова только насмешка получается! Ты что же, решил за свою сеструху червонцем баксов откупиться?

«Спокойно!» – приказал себе Гуров, но желваки заходили по скулам. Этот поддатый блатарь расценивает предложение мировой как слабость? Зря он так! А чего же зря, если у него в крови топтать человека, который не сопротивляется. Гуров пытался себя урезонить, мол, человек не виноват, живет по законам мира, в котором вырос. А воровская среда признает лишь один закон – право сильного. Сопливые байки о дружбе, братстве, общем кошельке, который зовут общаком, – для недоумков. Гуров был категорически против смертной казни, но сейчас, глядя в тупое, наливающееся серой злобой лицо подонка, невольно поймал себя на мысли, что без сожаления раздавил бы его, как мерзкую тварь, представил на мгновение, что бы такое животное сотворило с Марией, окажись она в его власти. «Спокойно!» – еще раз приказал себе, стиснув зубы. Когда разжал через мгновение челюсти, уже и хохоток выкатился наружу:

– За дружбу? – плеснул в рюмки доверху.

– Вот и ладушки! Сказано пить – значит, пить. Опосля и веселее придумаем.

Николай, надеявшийся заработать на поездке солидные башли, забеспокоился: пьяный дебош ему был совершенно ни к чему.

– Боренька, – попробовал он улестить распоясавшегося мордоворота, – давай возьмем горючее и пойдем в номера…

– А ты кто? Старший по зоне? Ты какое право имеешь мне, – зарычал тот, ударив себя в гулкую грудь, – указывать, где можно пить? Вернемся, я тебя на стельки, падла, пущу!

К стойке бара подошел Еланчук, взял сок. Гуров поднялся, встал рядом.

– Ты, как всегда, прав. Твой приятель в прошлом году убил немецкого полицейского.

– Так в чем проблема? – Гуров пожал плечами. – Пусть местная полиция его арестует.

– Они заявили, что об аресте на территории отеля не может быть и речи, а в отношении аэропорта будут решать.

За столом, где сидели «спортсмены», раздался шум, бармен быстро заговорил по-английски, адресуясь к Еланчуку.

– Хочешь ночевать в кутузке? – подошел к компании Гуров.

Борис слащаво осклабился, отчего его физиономия стала еще отвратительнее, по-блатному растопырил пальцы:

– Все в норме! Все в норме! – И заныл: – Начальник! Где тут отлить можно?

– Внизу, – Алан ткнул пальцем под ноги, – по лестнице, там написано. Давай провожу.

– Сиди, сявка, сам пока тверезый! – Вор поднялся и, шатаясь, размашисто зашагал к стеклянным дверям.

Николай кивнул Алану на дверь. К столу подошел Еланчук:

– Добрый вечер, мужики! Я такой же отдыхающий, как и вы. Администрация просит вас вести себя потише.

– Извините, сейчас уходим, – Николай беззвучно выругался.

Но четвертый парень, видно, тоже пить не умел и, махнув рукой, громко заявил:

– Козлы! Как брать полторы штуки с человека, это у них принято, а громко слово сказать…

Дальнейшее Гуров уже не слышал, так как увидел сквозь стеклянную дверь стройную фигуру одного Алана. Бориса рядом с ним не было. Сыщик рванулся мгновенно и бесшумно, словно зверь. Он пролетел лестницу в один прыжок и понесся по кратчайшей прямой к своему номеру. Перемахнув через фигурно подстриженный кустарник, рассекая тонкие струи воды, Гуров подлетел к номеру со стороны лоджии, увидел свет, кряжистую фигуру Бориса; мгновенно остановился, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Хмель вылетел, злоба осталась. Он сейчас был очень опасен, понял свое состояние, решал, как себя вести дальше. Сошел с газона на дорожку, подошел к дому и, будто только увидел Бориса, беспечно сказал:

– Боренька, ты куда пропал? Я уже по новой велел налить, а тебя нет.

Тот, шумно дыша, молча вытянул из брючины здоровый тесак. Гуров успокоился окончательно: ножа он не боялся. Если только нападут сзади. А по затылку что кирпич, что молоток – всего достаточно. Нож в руке нападающего лишает его трех рычагов, замыкает сознание на паршивом оружии, да и стоял уголовник неудобно, на пологом газоне, и ростом был ниже. Гуров понял, что единственный шанс у противника – броситься ему в ноги.

Обрушив на Гурова поток матерной ругани, перемежаемой блатными словами, он заводил себя. На губах выступила пена.

– Стоять, полиция! – раздался сзади голос Еланчука.

Гуров знал, а фиксатый видел, что никакой полиции в округе не было. Но свидетель уголовнику был ни к чему, нож он убрал.

– Я твоей масти не знаю, – сказал Гуров, – но ты «опустил» себя. Солидный вор званием не козыряет. Я в Москве «людям» скажу, тебе не до моей сестры будет. Иди спать, пока цел. А железку забрось, до дома не доедешь.

Спокойный тон и правота незнакомца, его явное знание законов отрезвили Бориса окончательно.

– Ладно, считай, ничего не было, спи спокойно, – процедил он, твердо решив, что зарежет мужика еще до отъезда.

– Это ты, Бориска, считай! Я закона не нарушал, спать буду спокойно.

Самое страшное обвинение в воровском мире – нарушение закона. Хотя и никакого закона нет, а что остался, не нарушает лишь слабый трус, однако прилюдное обвинение в нарушении выдуманных законов грозит в зоне очень крупными неприятностями. Говорить страшно, о петле мечтать будешь.

Борис пошкандыбал в номер, решил напиться по-настоящему. Окончательно добил его мужик, когда назвал «Бориской». Значит, в законе он, в серьезном законе, и пришить его следует непременно.

Еланчук и Гуров остались одни.

– Несерьезными ты делами занимаешься, раз подобная мразь тебе поперек дороги становится.

– Сам не пойму, в нашем деле таких людей не встретишь, – пожал плечами Еланчук.

– Я сначала такой кроссворд сложил, – начал говорить Гуров, замолчал. – Подожди меня, я домой на секунду заскочу.

Он отпер дверь, миновал небольшой холл, увидел Марию, которая, лежа на огромной кровати, смотрела телевизор. Судя по стрельбе и переворачивающейся на экране машине, шел американский боевик.

– Дорогой, настоящие полицейские не извиняются перед уголовниками и дерутся намного лучше тебя.

Гуров посмотрел на Марию, не находя нужных слов, прошел к окну, проверил запоры:

– Восхищайся американцами, а я погуляю около дома.

– Ты, кажется, взволнован, – Мария зевнула и вновь повернулась к телевизору.

Гуров вышел, запер дверь, вернулся к Еланчуку, понимая, что претензии к приятелю несправедливы:

– Не пойму, что за контора Интерпол? Человек разыскивается за убийство полицейского, он обнаружен, а арестовать убийцу некому.

– У нас сложные отношения с Турцией, – вздохнул Еланчук. – Через нее ежедневно проезжают тысячи и тысячи торговцев, страна живет туризмом и торговлей. Если Интерпол начнет требовать ареста то одного, то другого, сократится поток туристов. Мое дело – нащупать наркопуть, а не разыскивать посторонних преступников. Если парни ждут товар, то мы выйдем через них на московского покупателя. Тогда по этой цепочке можно будет вернуться назад и выявить поставщика. Возможно, и изготовителя. Твой бандит будет арестован в любом случае. Не за одно, так за другое преступление.

Гуров молчал, жевал тоненькую веточку, неожиданно сказал:

– Смотрю, как эти вертящиеся фонтанчики рассеивают воду, и думаю, какова же протяженность всей поливочной системы и сколько требуется воды, чтобы поливать ежедневно все газоны?

– Ты бы лучше думал, как не прозевать момент передачи наркотика и как не упустить получателя. Не факт, что он полетит в Москву.

– В Москву или нет, ты не узнаешь. Есть тут наркотик и будет ли, неизвестно. Положение твое – хуже некуда. Кроме выявленного убийцы, у тебя ничего нет. Мой совет: задерживай Бориса, или кто он там есть на самом деле, и кончай кино. Так ты хотя бы свою задницу от начальства прикроешь, не зря на курорт летал. Задержан убийца, находящийся у вас в розыске. Такое не каждый день случается.

Еланчук насупился. Не таких он ждал слов от Гурова.

– Ты утверждал, и я согласился, что «спортсмены» – типичная группа сопровождения.

– Не утверждал, а предполагал. И мне свойственно ошибаться. В отношении твоего согласия я молчу. Им бы не следовало держаться вчетвером – слишком светятся. И этот уголовник! Наркомафия использует убийц, но не фраеров с наколками и золотыми зубами. Извини, Юрий, ты работаешь в Интерполе, я лишь сыщик угро. Здесь даже для меня грубо, аляповато, как на плохом лубке. Я даже могу предположить, что они тут делают на самом деле, но не скажу. Ты на пустом месте, на том самом, где я застал тебя неделю назад. – К чему повторил уже говоренное? Злость взяла, не удержался. На кого злоба-то – на себя, на Еланчука? Умеет ли он хоть по-настоящему обижаться?