Алексей Макеев - Убийство по расписанию Страница 11

– Послушай, Юляшенька. – Крячко все-таки поднялся на ноги и шагнул в направлении Завладской. – Я понимаю тебя. Прекрасно понимаю... И еще раз прошу простить меня. А что касается этого самого ожидания смерти... Постарайся об этом не думать. Я здесь, и, пока я здесь, тебя никто и пальцем тронуть не посмеет. А Лева сейчас ищет того, кто прислал тебе письмо. И я уверен, что он найдет его. Еще не было такого случая, чтобы Лева потерпел поражение в схватке с убийцами-психопатами. Поверь мне. И если бы ты перестала нервничать, – он взял ее за руку – пальцы Завладской продолжали нервно подрагивать, – то смогла бы помочь нам. Мне и Леве.

– Чем помочь?

– Ты должна хорошенько подумать, кому и зачем нужно убивать тебя. «Куча врагов» – это понятие абстрактное. Это все равно, что сказать: «У меня нет врагов». Постарайся что-нибудь вспомнить, Юля. Конфликты, серьезные разногласия, угрозы... Не такие кардинальные, как эта последняя, но...

Она выдернула свою руку из руки Крячко и тут же отошла в сторону. Нервно закусила верхнюю губу. Стасу показалось, что в эту секунду Завладская готова была расплакаться. Он даже в школе никогда не видел ее в таком состоянии и не представлял, что она может быть такой. Юля всегда производила на него впечатление девочки сильной и уверенной в себе. Неужели он ошибался? Или это время так изменило ее?

– Я не хочу говорить об этом. – В ее голосе засквозили визгливые истеричные интонации. – Не хочу ничего вспоминать. Разговоры об этом еще больше заставляют меня нервничать. Разве ты не понимаешь?

Крячко остался стоять там, где его оставила Завладская, а хозяйка прошла к столу и пальцами подцепила за ручку кружку, из которой Стас пил чай. Нервная дрожь не оставила Завладскую, кружка выскользнула из рук, покатилась по столу, расплескивая остатки чая, подтолкнула стеклянную вазочку со вставленной в нее одной-единственной карликовой розой. Юля вскрикнула, Крячко проворно бросился вперед, но не успел. Ваза грохнулась на пол, и осколки брызнули в разные стороны. Один из них попал на штанину Станислава, отскочил от нее и упал к ногам.

– Видишь, до чего ты довел меня, Стасик? – Глаза Завладской стали красными, а по левой щеке скатилась сиротливая слезинка.

– Успокойся. Все в порядке. Я помогу тебе.

Они вместе опустились на корточки и стали собирать с пола осколки. Один из крупных кусков стекла они схватили одновременно. Юля поморщилась.

– Оставь, ты обрежешься, – сказал Крячко.

Он дернул осколок на себя раньше, чем Завладская успела его отпустить, и острый край врезался Станиславу в кожу.

– Черт!

Из рассеченной ладони закапала кровь.

– Боже мой, Стасик! – Женщина мгновенно забыла обо всех своих переживаниях. – Нельзя же быть таким неуклюжим. – Она бросила собранные осколки обратно на пол и схватила его за руку. – Дай я посмотрю.

– Да все нормально. – Крячко раскрыл ладонь.

Рана была достаточно глубокой и на самом деле причиняла ему немалую боль. Но полковник старался держаться мужественно. Ярко-алая кровь уже залила ему пальцы, и несколько капель каким-то образом умудрились попасть на край рукава.

– Надо срочно промыть.

Перед Крячко снова была та самая сильная и уверенная в себе девочка, которую он помнил. Она заставила его подняться и пойти к раковине. Пустила из крана холодную воду и сунула руку Крячко под струю. Минуты полторы они так и стояли. Она, глядя на его ладонь, а он – на ее красивый профиль. Затем Завладская выключила воду, присела возле буфета и выдвинула нижний ящик. Достала флакончик йода и упаковку бинтов.

– Не стоит, Юляша. – Крячко попытался высвободить руку. – Всего лишь царапина.

– Ничего себе царапина. Стой и не кривляйся.

Умелые руки медицинского работника ловко обработали рану, а затем аккуратными пластами стали накладывать на ладонь Станислава белоснежный бинт. Крячко лихорадочно сглотнул. Нежные прикосновения Завладской, а также ее забота о нем были приятны мужчине. Она завершила манипуляции тугим узлом между большим и указательным пальцем, но выпускать руку Крячко из своей не торопилась. Он счел момент крайне благоприятным и решительно подался вперед. Его губы коснулись губ Юлии. Сначала она никак не отреагировала на этот пылкий отчаянный порыв, но уже через секунду ответила ему. И в тот момент, когда он вознамерился закрепить первоначальный результат, оставленный на барной стойке мобильник Завладской буквально взорвался громкой мелодией из какого-то голливудского вестерна. Женщина быстро отстранилась, на секунду потупила взгляд, а затем с таким видом, будто ничего не произошло, направилась за телефоном.

– Алло! – В ее голосе появились игривые интонации. – Да, милый, здравствуй. Нет, я дома... У меня произошло кое-что. Неприятности, да. Но мне не хотелось бы говорить об этом по телефону. Нет, не совсем... – Она коротко бросила взгляд на Крячко. – С одним старым знакомым... Перестань, Костя, как ты можешь. Ты что, первый день меня знаешь? У меня действительно проблемы... Что? Нет, приезжать не надо. В этом нет необходимости. Я потом тебе обязательно все расскажу. Если...

Крячко не стал слушать. Звонок явно был личного характера и не имел никакого отношения к тому, ради чего Стас здесь находился. Держа перевязанную руку на весу, он пересек зал и вышел на застекленную лоджию. До него по-прежнему доносился приглушенный голос Завладской, но разобрать то, о чем она говорила, он уже не мог. Среди припорошенных снегом карликовых елей была одна гигантская, метров пятнадцать в высоту, посаженная отцом Юлии сразу после ее рождения. Крячко знал эту историю, но легендарную ель видел впервые. Снег падал под косым углом, и на этом фоне ель выглядела так, словно она была перенесена сюда из другого измерения.

Крячко облокотился на подоконник. Он слышал, что Завладская закончила разговор, но не спешил возвращаться в общее помещение. Она сама подошла к нему и осторожно, будто боялась спугнуть, положила руки на плечи.

– Как твоя рука?

Крячко повернул голову. Ладонь ныла, но сейчас ему хотелось говорить совсем не об этом.

– Кто это звонил?

– Один знакомый.

– И ты назвала его «милый». Ты ко всем так обращаешься?

– Ты снова хочешь меня обидеть? – Юля отступила назад, и несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу. Дыхание со свистом вырывалось из приоткрытых уст Завладской. – Скажи мне честно, Стасик, ты до сих пор боишься меня?

– Я давно уже ничего не боюсь, Юляша.

Он не соврал. Подари ему Юля второй такой шанс, как тогда, после выпускного, все было бы иначе. Крячко был уверен в этом.

Вторник. 12 часов 2 минуты

Савельев жил в коммунальной квартире на Пестрякова. Гуров не сумел загнать «Пежо» в заваленный снегом, давно никем не расчищаемый двор, и автомобиль пришлось оставить прижатым к обочине на проезжей части. Деревянные, рассохшиеся от влаги ворота колыхались на ветру. Скрипнули несмазанные петли, когда полковник вошел во двор. Едва ли не по колено утопая в рыхлом снегу, он подошел к дому, поискал глазами звонок и, не обнаружив такового, постучал кулаком в дверь. Никто не ответил. Из недр дома не доносилось ни звука. Гуров постучал еще раз, но ответом ему по-прежнему была гробовая тишина. Полковник потянул на себя круглую, болтающуюся на плохо вбитых гвоздях ручку, и дверь поддалась. Он заглянул внутрь. Его взгляду предстала уходящая вверх широкая лестница, выкрашенная в отталкивающе-красный цвет.

– Есть кто-нибудь дома? – призывно выкрикнул Гуров, переступая порог и закрывая за собой дверь.

Ему показалось, что слух уловил какой-то отдаленный невнятный шорох, но в целом дом хранил молчание. Полковник стал неторопливо подниматься вверх по лестнице. Площадка, которой она заканчивалась, была довольно-таки тесной и не имела окон. По правую руку располагалась тяжелая дубовая дверь, а слева на небольшом выступе стояла грязная литровая банка, наполовину наполненная смятыми окурками. Гуров постучал в дубовую дверь и, как и прежде, не получив ответа, толкнул ее от себя.

– Я хотел бы видеть Павла Савельева, – возвестил он, обращаясь в пустоту захламленной общей кухни с прикрытым замызганной клеенкой столом в центре. – Полковник Гуров. Уголовный розыск.

В грязную ржавую раковину из плохо закрытого крана капала вода. Рядом возвышалась гора немытой посуды. Переполненное мусорное ведро, большую часть которого занимали пустые бутылки из-под дешевой водки. На залапанном пальцами окне, которое, судя по всему, никто и не думал мыть с позапрошлого года, не было штор, однако рассмотреть через него двор не представлялось возможным. В глубину квартиры из кухни уходил длинный неосвещенный коридор. На всякий случай Гуров расстегнул пальто, обеспечивая себе быстрый доступ к висевшему в наплечной кобуре «штайру», и шагнул в коридор. Три двери уходили в трех разных направлениях. Направо, налево и одна прямо в дальнем конце коридора. Полковник остановился, привыкая к окутавшему его полумраку.