Анджей Пивоварчик - Открытое окно Страница 11

– Понятно. А ты спрашивал, по какому телефону он разговаривал с этим доктором?

– Спрашивал… Позвоню-ка я твоей маме, пусть она введет в твой рацион фасоль. Это полезно для мозга.

Я повесил трубку. Он был скрупулезнее, чем я. Можно было не сомневаться в данных, полученных им в ходе предварительного расследования.

Приближалось время обеда.

– Куда едем? – спросил шофер такси.

Я назвал Горносленскую улицу.

Через минуту с портфелем и пачкой каталогов в руках я ввалился в собственную квартиру.

– Ты свободен или после обеда поедешь на работу? – спросила моя дорогая мамочка, лицо которой так напоминало портрет Уистлера в Лувре.

– Свободен. Но… мне хочется немного прогуляться вдоль Вислы до виллы.

Мы разговаривали так, словно ничего не произошло.

– На письменном столе под стеклом я положила для тебя марку… – сказала мне за обедом мама.

Я не мог утерпеть и, взяв тарелку с десертом, пошел в свою комнату.

– Где ты это купила? Вот уж не ожидал от тебя, мамочка!

Она вырвалась из моих объятий.

– В больнице ты полдня бредил «Колонией Оранжевой реки». И я спросила об этой марке у одного спекулянта возле филателистического магазина. А сегодня он принес мне ее прямо домой. За каких-то пять злотых.

Я немедленно заглянул во французский каталог Ивера. Зелено-голубая «Колония Оранжевой реки» должна стоить не больше десяти-пятнадцати грошей. У меня было прекрасное настроение. Будь я на месте мамы, то заплатил бы и десять злотых. Но мамочке полагался нагоняй. Она не должна пользоваться черным рынком!

– Я ему давала два злотых. Потом два с половиной. Но он объяснил, что с колониями всегда связаны большие расходы. В государственных магазинах колониальных марок нет. Он достал марку в Северном районе Варшавы и потратился на трамвай.

– Наверняка зайцем ехал! – сказал я, сильно сомневаясь в «расходах».

– Ну… в следующий раз ищи себе сам. И не болтай в бреду: «Мама, купи мне „Колонию Оранжевой реки“!»

– Я что-нибудь еще говорил?

– Да. Бредил о «Маврикиях»… Но доктор Кригер рассказал мне: чтобы сфотографировать «Маврикиев» для публикации в каком-то американском журнале, целых два года разыскивали владельцев, так как они скрывались под псевдонимами. Их долго не могли обнаружить.

– Фьюу-у-у! – свистнул я протяжно. Мама ошеломила меня своими познаниями. – Если ты еще что-нибудь узнаешь такое же интересное, надеюсь, расскажешь мне?

Она насмешливо посмотрела на меня.

– Ты этого не знал, всезнайка?

Я прикусил язык. У себя дома не следует показывать свою неосведомленность.

«Интересно, а не станет ли моя мама филателисткой? И будут ли у меня тогда вкусные обеды, будут ли пришиты все пуговицы на рубашках, если – не дай бог! – мама всерьез начнет собирать марки?» – думал я.

Покрутившись немного по комнате, я переодел костюм и вышел на улицу.

Мой драгоценный шеф должен был знать о моем выздоровлении от НД. Но в управлении его не было, он заседал на одном из многочисленных совещаний.

Через четверть часа я был уже возле виллы. Дверь мне открыла служанка. Несмотря на ее близорукость и царящий в прихожей полумрак, представляться мне не пришлось.

– Это сотрудник милиции! – крикнула она хозяйке и направилась в глубь коридора.

– Мне хотелось бы поговорить с вамп, – обратился я к вдове. – Ключ от комнаты, где было совершено преступление, у вас?

Обе женщины все еще выглядели подавленными, но уже не в такой степени, как в тот вечер, когда мы решили, не предупредив их, устроить засаду.

– Пожалуйста, – ответила вдова. – Анеля, дай ключ и присмотри за черешней в тазу.

Очевидно, они варили варенье или компот.

Открыв дверь и отодвинув портьеру, я первым вошел в комнату. Она давно не проветривалась.

– Можно открыть? – спросил я, подходя к окну.

Вдова кивнула и села в кресло.

– Скажите, того человека, который влез сюда ночью, после того как вы приходили с вашим коллегой, уже поймали? Нашли у него марки? – спросила вдова.

«Она не знает, что в действительности произошло в ту дочь, – объяснил мне по телефону полчаса тому назад НД. – Когда я влез за тобой в комнату и начал сразу же названивать в управление, она, услышав мой голос, проснулась. Хотела поднять тревогу. К счастью, мне удалось успокоить их обеих. Я велел им сидеть на кухне. Поэтому они не видели, как выносили на носилках твое бренное тело…»

– Да… этого человека нашли, – информировал я ее без всякого энтузиазма. – При нем обнаружили справку из психиатрической больницы, – говорил я, не уклоняясь от истины. – К сожалению, марок у него не нашли. Но есть надежда, что и убийца и грабитель попадут в руки правосудия.

– Ах, значит, это был не он? Значит, расследование еще не закончено и еще…

Мне было невыгодно вдаваться в подробности, и я прервал ее:

– В свое время вы обо всем узнаете. А пока я вас прошу помочь нам. Пожалуйста, опишите подробно события, предшествовавшие этой трагической истории.

Вдова опять согласно кивнула. Предложив мне сесть, она начала рассказ:

– За неделю до несчастья, до того, как моему мужу сделали смертельный укол, – она посмотрела на ковер возле шкафа с альбомами, стоящими ровными рядами, – как раз за неделю до этого он пошел к врачу. Врач прописал ему строфантин. Анеля обратилась к медсестре в клинике на площади Коммуны. Первый укол сделала эта медсестра. Но видите ли, медсестры хотят заработать на чьем-то несчастье. К тому же не известно, в какое время такая «графиня» соизволит явиться. Поэтому муж решил связаться по телефону со студенческим обществом. Я уже говорила об этом, когда составляли протокол… Приезжал студент-медик, совсем юноша, среднего роста, брюнет. Мужу он очень нравился. Медсестра просила тридцать злотых за визит. Я заплатила ей двадцать два, так она еще была недовольна.

Я взглянул на шкаф.

«У нее здесь, если верить доктору Кригеру, но крайней мере десятки тысяч, а трясется над каждым грошем. Она из тех, кто тщательно собирает крошки со стола, ссыпает их в банку и прячет в кладовую, на случай если лет через десять кто-нибудь подарит ей курицу».

– В тот день, – продолжала вдова, – мы с Анелей поехали на базар, хотели купить клубнику подешевле. Здесь она стоила пять злотых килограмм, а там можно было купить по четыре шестьдесят… Когда мы вернулись, начинало темнеть. Муж был в этой комнате. Я не заходила к нему, он не любил этого. Уколы переносил тяжело и всегда отдыхал после них. И на этот раз я была уверена, что он отдыхает после укола. Когда кукушка прокуковала восемь раз…

– Почему кукушка? – прервал я ее рассказ.

– У нас на кухне шварцвальдские часы с кукушкой.

– Можно будет потом посмотреть их?

– А разве часы имеют какое-то отношение к убийству?

– Нет. Просто из любопытства. Иногда меня интересуют… часы.

– Значит, в восемь часов, как обычно, я понесла мужу рисовую кашу. Открыла дверь и удивилась, почему он не зажигает света. Решила, что он задремал в кресле…

Вдова вдруг встала и, толкаемая необъяснимой силой, начала воспроизводить передо мной сцену, происшедшую неделю назад. Она подошла к двери, отодвинула портьеру и вышла в прихожую. Через секунду я услышал стук в дверь.

– Кароль! – раздался ее тихий, несмелый голос. – Я принесла тебе кашу…

Дверь беззвучно отворилась, и одновременно отодвинулась портьера. Вдова шла, вытянув перед собой руку, словно несла тарелку. Лицо ее было неподвижно, глаза, как у слепой, ничего не выражали. Подойдя к письменному столу, она показала, что ставит тарелку на стол, и обернулась.

– О-ох! – громко вскрикнула она. Я вскочил.

– А-а-ах, это вы! – с облегчением вздохнула вдова. – Сидите, сидите. Со мной все в порядке.

Мне стало ясно, что тогда кресло у стола, в котором она часто видела своего мужа, было пусто. Слишком точно и глубоко вошла она в свою роль.

– Тогда кресло было пустое… Я подумала, что мужа нет, и зажгла на столе лампу.

Комнату залил затененный желтым абажуром свет настольной лампы.

– Я думала, может быть, муж вышел из дому и оставил записку. – Ища, она склонилась над столом, – Но записки не было…

Воцарилось молчание.

Понемногу, сантиметр за сантиметром, с опаской вдова поворачивала голову к шкафу. Дверцы шкафа были слегка приоткрыты. Она посмотрела на то место, где, как я помнил по фотографии, лежало тело убитого.

– Да… он лежал здесь и не подавал признаков жизни. – Она опустилась на колени, руки ее бессильно поникли.

Затем, торопливо встав, она сняла телефонную трубку. Быстро, очень быстро набрала двузначный номер Скорой помощи. Я выхватил у нее трубку. Настойчивый голос телефонистки: «Слушаю! Скорая помощь слушает!» на этот раз остался без ответа…

– Мне очень неприятно, что мои вопросы воскресили тяжелые для вас воспоминания. Отдохните, прошу вас.