Николай Леонов - Почерк палача Страница 11

– Да не казнись ты так, Петр, – сказал Гуров. – Ведь они уверены, что у нас ничего нет.

– Они сейчас уверены только в том, что смертны. И им страшно, в том они тоже уверены. И мысли у них одни – как от проклятого места подальше оказаться.

Жизнь Вальки Сухотого от рождения складывалась совсем неплохо. Мать с отцом работали на одном заводе, отец – мастером, мать – нормировщицей, жили дружно. Батя, случалось, поддавал, так не без этого, иначе с людьми близости никакой, даже дружком не обзаведешься, и девки смеются. Он и поддавал, да меру знал, дома вел себя спокойно, а лишнее примет – сразу спать. Маманя у Вальки была шустрая и деловитая, когда спала, неизвестно, но обед всегда был готов, квартирка двухкомнатная от завода сверкала, мужики всегда в чистом. В общем, Сухотые жили по тем временам красиво и в достатке. Ни с того ни с сего батя заболел, мужик он был здоровый, врачей не уважал, держался за живот, постанывал, но терпел. Все думали, язва, травами лечили, когда вконец приперло, пошел к врачу. Рентген, срочно в палату, а через две недели его не стало. Рак. Мать была на восьмом месяце. Ее в деревню к бабке. Валентин в восемь лет стал главой семьи. Мать жалел, сестренку народившуюся любил до ужаса, как взрослый ходил с ней гулять, матери, как мог, помогал. Но на деньги, что были в доме, как ни крути, прожить хоть и было можно, но жрать хотелось всегда, даже ночью.

Жили они на Плющихе, мальца, который тут родился, конечно, все знали, и участковый тоже. Парни постарше стали Вальку привечать: то на «шухере» постоит, то в форточку слазает, малолетке ничего не сделают. Так он и начал потихоньку воровать, и все в дом тащит, матери – продуктов на обед, сеструхе – леденцов.

Классе в восьмом Валька от воровства отошел, помог ему в этом школьный физрук. В те годы в моду вошло карате, а дружбан-физрук отработал много лет на Востоке водителем. И там многим хитростям новой борьбы обучился. Физрук друга в школу зазвал, и они в подвале оборудовали зал. Тогда карате спортом не считалось, но известное дело – мальчишек хлебом не корми, дай только подраться.

Валентин к шестнадцати годам сформировался парнем ловким, восприимчивым. По природе ширококостный и сухой, он быстро стал лидером секции, его даже на первенство Москвы среди юношей заявили, так как к этому времени карате стало спортом.

Десятый класс. Валька учился средне, но не плохо, даже на дополнительные занятия оставался. Физика ему нравилась. В марте, уж экзамены на носу, идет он из школы домой и слышит тонкий голос:

– Караул! Помогите!

А сестрин голос Валентин с ее пеленок узнавал, вот и рванул, как молодой лось. Каких-то три парня во дворе с девчонки, считай, всю одежонку сорвали и на скамейку уложили. Валентин как увидел, в глазах потемнело, больше ничего не помнит. Очнулся он уже связанным в милиции. Оказалось, он одному парню руку сломал, другому – нос, а у третьего нашли тяжелое сотрясение мозга.

Участковый за него бился, школа писала в прокуратуру, да, к несчастью, придурок, что головой сильно ударился, оказался сыном секретаря райкома. И перед милицией, как позже перед судом, встала дилемма: либо попытка изнасилования была, тогда всем троим сроки солидные светили. Либо хулигану Валентину Сухотому все померещилось, и он, используя свое физическое превосходство, невинных интеллигентных мальчиков изувечил, тогда у него чистая статья за хулиганство, нанесение тяжких телесных повреждений со стойким нарушением здоровья.

Первый секретарь райкома партии в начале восьмидесятых являлся полновластным хозяином района, так что вопрос, кто в произошедшей истории виноват, дальше дворовых хозяев не поднимался.

В семнадцать лет Валентин Сухотый получил три года, и жизнь его резко сломалась. Лагерь малолеток отличался от лагеря для взрослых, пожалуй, лишь жестокостью. У Валентина была первая «ходка», поначалу его хотели согнуть, сделать «шестеркой», а то и «опустить». Но он вырос на улице, законы ее знал, драться умел как никто в отряде, и местные паханы быстро поняли – новичка лучше, а главное выгоднее, пригреть.

Через три года на волю вышел форменный преступник, сильный, злой и если не с высшим, то точно со средним воровским образованием. Главная трагедия парня заключалась в том, что он уверовал: человек человеку – волк, существует лишь один закон – закон клыка.

Но неполных десять лет он все-таки проучился, книжки читал и по сравнению с остальными был парнем очень даже образованным. Мать к тому времени спилась, любимая сестра уехала с каким-то азербайджанцем далеко, но участковый его не забыл и Валентина в квартиру прописал. И тут без какого-либо перерыва Валентину не повезло снова. Школьный его дружок оказался агентом угро, и на первой же краже из дерьмовой палатки его снова взяли. Он не имел даже возможности вольготно вздохнуть, как вновь получил пять лет и оказался за решеткой.

Взрослая зона учила его серьезнее, можно сказать, основательнее, и, когда в двадцать пять лет Валентин Сухотый вновь оказался на свободе, он стал уже человеком не только сильным и злым, но и крайне осторожным.

Подельники сбивались в стаи, теперь они называются группировками. В одной из таких группировок оказался вор в законе, который знал Валентина по зоне: он принял его спокойно, без всяких эмоций, и определил в группу, получавшую ежемесячную дань с палаточников подведомственной территории. Прошел год. «Сухой», такую кличку ему определили еще в зоне, был уже старшим группы, когда пахана застрелили. Пуля предназначалась не вору в законе, но угодила именно ему и точно в лоб.

Группировка начала уже рассыпаться, и тут нашлись активные ребята, устроили сход, решили выбрать нового авторитета, воров в законе среди них не было. Сухой сидел безучастно, в «базаре» участия не принимал, думал о матери, которой жить оставалось считанные дни: водка женщину доедала, однако не торопилась, видно, лакомилась. Сидели в «Веселых парнях», заведение по такому случаю закрыли. За корону бились два азербайджанца, хотя, может, парни были и другой «южной национальности».

Наконец один другому сломал челюсть, и тогда было решено голосовать. Так бы все и кончилось, если бы распаленный схваткой Ахмет не крикнул:

– Ясно, главой должен быть кавказец, и вы правильно определили меня. Мы, родившиеся в горах, настоящие мужчины. Маленькая Ичкерия вашей России жопу надрала, вы ей дань платите. – Ахмет поднял палец. – Помощника президента увезли, потом его за деньги девочкой отдадут.

Не такие уж большие патриоты сидели в зале, некоторые точно и не знали, что они русские, но последние слова всколыхнули собрание, раздались негодующие, матерные крики.

– Тихо! – Ахмет поднял руку. – Воете, как шакалы. А никто против меня один на один не выйдет.

– Сева, дай-ка пройти, – Сухой из дальнего угла уже пробирался к центру.

– Зачем поднялся, Сухой? – рассмеялся Ахмет. – Травки нанюхался? Грабь палатки, не лезь в мужской разговор.

– Ребята, сдвиньте столы, освободите центр. Твое место, Ахмет, на рынке зеленью торговать, наших девок за подолы хватать. Иди сюда, я тебе укажу твое место.

Ахмет выругался на своем языке, начал медленно снимать пиджак. Сухой был очень спокоен и улыбался как-то странно. И Ахмет выхватил нож.

В зале зашумели, кто-то передернул затвор.

– Брось перо, Ахмет!

– У нас руками дерутся только женщины! – крикнул кавказец.

– Пусть его, – Сухой махнул рукой. – Так иди, я жду. – Он стоял в центре освободившейся площадки.

– Почему я к тебе? – Ахмет пренебрежительно махнул рукой.

– Все, сам захотел! – Сухой сделал два мягких шага, махнул одной рукой, другой, нож Ахмета отлетел в сторону, а сам он упал.

– Извинись, шакал, что ты о Руси болтал, я отпущу тебя.

– Мамой клянусь! – крикнул Ахмет, вскакивая.

Сухой ударил ногой, и из руки Ахмета вылетел пистолет, он беспомощно завертелся на полу и затих. Сухой взял противника поперек туловища, тряхнул, моментально оказался сзади, схватил за голову, дернул в сторону, развел руки, и кавказец обмяк и опустился на пол.

Вскочил из-за стола кавказец постарше и крикнул:

– Ты убил его, русский! Теперь ты мой кровник!

– Отберите у него пушку, ребята, и садитесь, водка греется, еда стынет.

Когда Сухой шел драться, он и в голове не держал, что бьется за власть. Он только знал, что землю и народ оскорблять нельзя, их требуется защищать.

Зал хрипло и пьяно повторял одно слово:

– Сухой! Сухой!

Он наконец понял, развел руками и сказал:

– Какой же из меня авторитет, ребята? Сегодня поужинаем, завтра на свежую голову решим. Одно слово! Сегодня начали друг друга по национальности называть. Раньше этого не было. Если еще раз услышу, морду набью.

Так Валентин Сухотый, по кличке Сухой, стал авторитетом небольшой бандитской группировки.

С тех пор прошел год, несколько кавказцев из группировки ушли, другие остались. Приблудилось еще несколько человек. Вскоре произошла короткая стычка с соседом, вором в законе Крещеным. В воровской иерархии последний был выше, но по тем же законам, если ты авторитетом не сумел задавить, а начал стрелять, то не жалуйся. Крещеный стычку проиграл вчистую, потерял двух человек и отдал бензоколонку. Сухой ждал нападения, выставил посты. Потом он решил, что вор в законе нападет, когда они соберутся на известной поляне, как это делалось при предшественнике. Сухой угадал, когда люди Крещеного вышли из кустов, размахивая оружием, раздался залп, и пять парней Крещеного полегли.