Алексей Макеев - Вдова на один день Страница 12

Решив проявить последовательность, Гуров направился по адресу следующего утонувшего, руководителя агентства по оценке недвижимости Семена Абрамова. Тот проживал недалеко от дома Варгузова, так что поехать именно к нему Гуров счел логичным.

Остановив автомобиль у дома Абрамова, Гуров направился к подъезду. Здесь ему повезло чуть больше: дверь, по крайней мере, открылась, и Гурова впустили в подъезд, причем даже не спросив, кто он такой. Гурова в одинаковой степени настораживали как повышенная подозрительность хозяев, так и их чрезмерная беспечность.

Поднявшись на нужный этаж, Гуров увидел, что дверь открыта. На всякий случай постучав, он сейчас же услышал бодрый голос, донесшийся откуда-то издали:

– Заползай давай, чего мнешься!

Чуть удивленный таким приемом, Гуров прошел в квартиру. Она была довольно просторной, из четырех раздельных комнат, проход в которые вел через большой квадратный холл. Идя на звуки голоса, Гуров вышел наконец к одной из комнат и прошел внутрь. Там за компьютерным столом спиной к нему сидел молодой парень в наушниках и с увлечением строчил что-то на клавиатуре.

– Ты что-то рано сегодня, – не поворачивая головы, проговорил парень. – Рейд на босса еще не начался!

– Ничего, я думаю, мы найдем, как скоротать время, – произнес Гуров, понимая, что парень, видимо, имеет в виду какую-то компьютерную игру онлайн.

Парень сейчас же повернулся, в глазах его отразилось изумление, сменившееся растерянностью, а затем явным испугом. Он проворно вскочил, на ходу скинув наушники, и, ухватив довольно тяжелый крутящийся стул, поднял его над головой, проговорив хрипло:

– Только попробуй подойди – пришибу так, что мало не покажется!

Гуров улыбнулся. Перед ним стоял парнишка весьма щуплого вида, на вид не старше двадцати лет. Против широкоплечего, атлетичного Гурова он смотрелся несколько мелковато, и сыщик никак не мог подумать, что тот может причинить ему серьезный вред.

– Ну зачем же так? – проговорил полковник. – Ты опусти стул-то, опусти, а то рука моментально затечет. Ты прости, я тебя напугал немного, но ведь ты сам меня впустил!

– Я думал, это Юрка, – нерешительно пробормотал парень, не торопясь, однако, опускать стул.

– Я пришел по поводу Семена Абрамова. Он тебе кем приходился?

– Это мой отчим, – проговорил парень уже смелее.

– Понятно. А мама твоя где?

Поколебавшись, парнишка сказал:

– Она в санаторий уехала, сразу после похорон.

Гуров немного помолчал, обдумывая ситуацию. Конечно, он куда больше надеялся на разговор с вдовой, но за ее отсутствием можно было довольствоваться хотя бы беседой с пасынком Абрамова. Кстати, возможно, он будет даже более объективным в своих оценках ситуации и характеров.

– Меня зовут Лев Иванович, я полковник МВД, – Гуров достал свое удостоверение. – Так что бояться меня не стоит. Но если у тебя есть какие-то опасения, входную дверь лучше все-таки закрыть. Я не знаю, как она запирается.

Парень немного подумал, потом поставил стул на место, быстро прошел в прихожую, откуда Гуров услышал звук поворачиваемого замка. Потом он вернулся и показал Гурову на кресло.

– Ну, тогда садитесь. Хотя я не понимаю, о чем со мной беседовать.

– Но ведь твой отчим погиб, так? – усаживаясь, уточнил Гуров.

Кресло было очень мягким, и он практически утонул в нем. Полковник не любил подобную мебель, он предпочитал жесткие сиденья, и даже в своем кабинете у него был персональный стул, сидеть на котором строго-настрого запрещалось всем остальным сотрудникам. Генерал-лейтенант Орлов, зная об этой слабости своего подчиненного, тоже держал у себя на этот случай стул с жесткими сиденьем и спинкой – Петр Николаевич действительно был добрым и заботливым человеком. По крайней мере, к тем, к кому питал теплые чувства. А Гуров не зря считался его любимчиком.

Крячко, тоже отлично осведомленный о пристрастиях своего друга, не проявлял такую теплоту и при всяком удобном случае старался подшутить над ним. Он частенько то подкладывал на гуровский стул кнопки, то мазал его клеем, то брызгал какой-то пахучей женской парфюмерией, неизвестно где позаимствованной. Гуров не оставался в долгу и периодически мстил Крячко за его каверзы. В последнее время, правда, Станислав несколько утихомирился, после того как в управление заехал главный прокурор города и, дожидаясь Гурова, присел в кабинете на тот самый пресловутый стул, на который Крячко уже успел прилепить ядовито-розовую жвачку. Сам Станислав в этот момент как раз вышел на минутку из кабинета, чтобы поторопить Гурова, который застрял у Орлова, и не видел этого момента. Вернувшись, Станислав увидел прокурора, стоявшего в центре кабинета с откинутой назад головой и яростно растиравшего свои светлые брюки от нового костюма. Монолог при этом прокурор вел весьма далекий от светского, подобные выражения в этом кабинете чаще позволяли себе люди, находящиеся по другую сторону от прокурорской.

Станислав проявил гигантскую выдержку, ни одним жестом, ни взглядом не выдав, что имеет самое прямое отношение к этой проделке. Он сокрушенно принялся костерить малолетнего правонарушителя, которого якобы только что допрашивал в кабинете, свалив тем самым вину на него. Никакого нарушителя, конечно, не существовало и в помине, но Станиславу очень не хотелось портить отношения с прокурором, который и так точил на Крячко зубы за то, что в переданных им в прокуратуру документах обычно нельзя было разобрать ни слова – Станислав не дружил с каллиграфией. И прокурору обычно приходилось напрягать всю сообразительность и даже фантазию, чтобы разобрать, что такое там накарябано.

Крячко также предпринял все возможные попытки помочь незадачливому прокурору, достав из ящика стола вату и флакончик спирта. Совместными усилиями им удалось отшкрябать жвачку, однако на том месте, где она прилипла, осталось грязное серо-розовое пятно. Крячко заявил, что такие пятна отлично удаляются, если прогладить брюки через слой папиросной бумаги. Неизвестно, воспользовался ли прокурор предложенным советом, но в белых брюках его больше в управлении не видели. Равно как и испорченного стула, который был просто выброшен.

Гуров, узнав об этой истории, смерил Крячко насмешливым и многозначительным взглядом, однако комментировать ничего не стал. И лишь когда наступил день получения зарплаты, высказал пожелание получить ее и за Станислава. Обрадованный Крячко, который терпеть не мог стоять в очереди, радостно согласился, а когда пересчитал полученную сумму, оказалось, что в ней не хватает тысячи рублей. А за гуровским столом появился новенький стул. Такой же жесткий, как и предыдущий.

Так что сейчас, утопая в кресле Абрамова, Гуров чувствовал себя не очень привычно и комфортно, но решил не обращать внимания на такие мелочи.

– Тебя как звать-то? – обратился он к пареньку.

– Пашка… Павел, – поправился тот. – Павел Колесов.

– То есть ты не носишь фамилию отчима?

– С какой это стати? – встал в позу Павел. – У меня свой отец есть!

Гуров понимающе кивнул и спросил будто между делом:

– А твой родной отец жив-здоров?

– Конечно! – тут же ответил Павел. – Правда, мы с ним нечасто видимся. У него, – он слегка замялся, – небольшие временные трудности. Но Абрамов мне вообще никто.

Гуров пристально посмотрел на парня.

– Я вижу, ты не очень любил своего отчима? – полюбопытствовал он.

– А с чего мне его любить? – с вызовом пожал тот плечами. – Это вон мать его любила!

«Видимо, говорит сыновняя ревность, – подумал Гуров. – Интересно, сколько ему было лет, когда мать вышла замуж за Абрамова?»

Возможно, эти сведения и не имели прямого отношения к раскрытию дела, возможно также, не имели вообще никакого, но Гуров отлично знал, что именно такие моменты, жизненные нюансы позволяют лучше найти общий язык с собеседником. Работа со свидетелем – один из важнейших методов в оперативной работе. Поэтому он терпеливо продолжал:

– А с твоей мамой они хорошо жили?

– Нормально! – снова пожал плечами Павел. – Мать вообще, когда он погиб, чуть с ума не сошла! Я уж боялся, что она свихнется, и даже обрадовался, когда она в санаторий уехала.

– Она уехала в санаторий, а в какой? – спросил Гуров.

– В «Лучшую планету», кажется. Это закрытый санаторий. Правда, я думал, что она хотя бы после его смерти будет больше мной интересоваться, но куда там! Хотя… – Павел задумался. – Мне, если честно, и одному неплохо. Никто над ухом не жужжит, в тысячный раз не напоминает, чтобы я занимался… Чего жужжать-то, если я сам знаю, когда мне заниматься? Я зимнюю сессию нормально сдал!

– И мать спокойно оставила тебя одного? – спросил Гуров.

– А чего такого? – покосился на него Павел. – Мне уже восемнадцать. Она, правда, хотела мне Татьяну Ивановну оставить, домработницу, – ну, чтобы она пожила здесь, пока мать нервы лечит. Но тут уж я наотрез отказался! Лучше я сам буду убираться каждый день, чем еще ее тут терпеть!