Елена Топильская - Ход с дамы пик Страница 12

— Что взяли?

— Взяли заколку из шляпы, старую, никому не нужную вещь.

— Может, заколка из слоновой кости? — сразу зафонтанировал Горчаков. — У моей бабушки такая была, ею шляпку пристегивали к прическе, чтоб ветром не сдуло.

— Вот-вот, только заколка была железная и даже перламутром не инкрустирована.

— А что хоть тетушка смотрела в театре? — спросила я.

— Не смотрела, а слушала. «Пиковую даму». И злодей над этим поиздевался.

— Каким образом? — спросили мы с Лешкой в один голос.

— Вытащил программку спектакля и положил ей на рану сверху.

— Значит, комфортно чувствовал себя на месте происшествия, — пробормотала я. — Преступник с низким уровнем риска.

— Переведи, — потребовал Синцов.

— Готовится к преступлению, тщательно планирует его, выбирает наиболее благоприятное место, время и жертву.

— Согласен, что место, время и жертва были благоприятными. Это фэбээровские штучки?

— Ага.

— И что ФБР советует в таких случаях для установления преступника?

— Нужно понять, что является нормальным с точки зрения этого человека, и перейти к следующему этапу: узнать, что является логичным с его точки зрения. А потом пойти и задержать его.

— Это так тебя учили?

— Я потом, Андрей, расскажу тебе много интересного про фэбээровские штучки, — пообещала я. — А пока мне нужно подумать.

Весь вечер, пока я пыталась запихнуть в ребенка ужин, проверить его уроки и заставить его почистить зубы, во мне тихо свербило желание достать из сумки обзорную справку и еще раз проштудировать ее с карандашом в руках, глядя на календарь и на карту города. Кое-что из прочитанной днем информации не давало мне покоя.

Наконец мое чадо улеглось в постель, и я пришла пожелать ему спокойной ночи и поцеловать в носик и лобик. Весь в меня, думала я, глядя, как сын вертится в постели, не обнаруживая никакой сонливости, хотя шел уже одиннадцатый час. Весь в меня, наследственная сова. А утром не поднять. Бужу трижды: первый раз за полчаса до времени «икс», потом за десять минут, при этом он подтверждает, что услышал, как я его бужу, и общается со мной совершенно разумным голосом, но это обманчиво — на самом деле он продолжает спать и отвечает мне чисто машинально. И только на третий раз он врубается, что пора вставать. Как-то бабушка пожаловалась, что начала его будить, спросила, будет ли он есть на завтрак манную кашу, он совершенно сознательно, как ей показалось, ответил: «Да», а потом нагло отказался от каши. Ребенок же мне доказывал

потом: «Ма, она меня спросила, пока я спал, я бы ей на всё „да" ответил…»

— Тебе читать сегодня? — спросила я его, пытаясь накрыть одеялом так, чтобы ни одна из его длинных конечностей не вылезала наружу. Конечно, он уже большой мальчик, и такое чтение на ночь вызывает у моих подружек педагогическую аллергию. Но на самом деле это завуалированная форма выражения друг другу нежных чувств, просто знак взаимной любви и родственной близости.

— Не, ма. Сегодня я поздно лег, боюсь, не высплюсь. Завтра почитаем.

Легенды про динозавров уже отошли в прошлое, мы уже интересуемся героико-приключенческой литературой, рыцарскими романами, пиратскими историями, мушкетерскими дуэлями.

— Ну ладно. — Я поцеловала его в холодный нос. — Спи.

Я потянулась погасить свет, но Гоша меня остановил:

— Ма, посмотри, как блестит гитара. Моя хорошенькая, моя дорогая гитара! Как я ее люблю! Если прямо смотреть, она такая чистенькая! А если сбоку, то она вся пальцами залапана.

— Да, — машинально согласилась я. — Отпечатки пальцев на таких полированных поверхностях ищут в косопадающем свете.

— Как это? — заинтересовался Гоша.

— Источник света помещают сбоку от объекта, чтобы луч света падал на него не вертикально сверху, а сбоку, под углом. Вот ты сейчас смотришь на гитару сбоку и отчетливо видишь отпечатки.

— Это только отпечатки пальцев так ищут?

— Не только. Так можно обнаружить пятна, сливающиеся по цвету с поверхностью.

— Интересно, а кто это придумал?

— Не знаю, кто придумал, а описал впервые профессор Рейсе, известный криминалист начала века.

— А ты с ним была знакома?

— Нет, котик, я, конечно, не такая уж молоденькая, но ни с Рейссом, ни с Ломброзо знакома не была.

— А кто это?

— Потом расскажу, киса. А сейчас пора спать.

— Ну вот, на самом интересном месте… — заныл киса. — А как профессор Рейсе описал то, о чем ты говоришь?

— Он читал лекции в Лозанне — это Швейцария, о научной технике расследования преступлений, специально для чинов русского судебного ведомства.

— А когда это было?

— В 1911 году. Почти девяносто лет назад.

— Да, тогда ты, конечно, с ним знакома не была, — подумав, решил мой зайчик. — И что он там интересного сказал?

— Ну… — Я задумалась, чего бы такого страшненького рассказать малолетнему ребенку на ночь. — Например, он говорил, что в косопадающем свете нужно искать пятна биологических выделений на теле убитых людей. В морге нужно раздеть труп, погасить свет и со свечой в руке осмотреть его, наклонясь к трупу; пятна слюны или чего-нибудь другого (Рейсе говорил про сперму, но мой ребенок пока обойдется без этой подробности) выявятся. Представляешь, каково было осматривать труп, закрывшись в морге и погасив свет, со свечой в руке?

— Жуть! — воскликнул ребенок восхищенно. — А зачем эти пятна на трупе искать?

— Потом расскажу. А еще лучше — поступишь в университет и сам все узнаешь. Там тебе будут читать курс криминалистики.

— А ты тоже осматривала трупы в морге со свечой?

— Нет, мой зайчик. С 1911 года наука на месте не стояла. Все, спать.

Я решительно погасила свет и направилась к выходу из комнаты.

— Ма, — позвал сыночек в темноте.

— Что?

— А зачем ты делаешь вид, что ты очень строгая? Ты вовсе не строгая.

— Спи! На самом деле я строгая. И если сейчас не заснешь, то проверишь это на практике.

Я вышла, плотно притворила за собой дверь и прислушалась. Ребенок еще некоторое время копошился в постели, ворочался с боку на бок, вздыхал и что-то бормотал, потом затих. Я немного посидела перед телевизором, бесцельно нажимая кнопки программ на пульте и даже не вникая, что такое мне пытается показать родное телевидение, потом поднялась и ушла на кухню. Там мое место, даже если я читаю уголовные дела или обзорные справки.

В тишине квартиры я обвела глазами кухню. Это самое уютное помещение, и когда мы жили вместе с Сашкой, все, включая Хрюндика, постоянно стекались в кухню пообщаться. Я всегда держала в холодильнике или кухонном шкафу аварийный набор продуктов, из которых можно было в считанные минуты соорудить угощение для внезапно нагрянувших гостей; а гости в доме не переводились. Деньги, правда, переводились очень быстро, но все равно — было весело, тепло и дружно. Мне очень нравилось готовить, а еще больше нравилось смотреть, как мои мужчины поглощают завтраки, обеды и ужины. Я, конечно, понимала, что, подавая Хрюндику в постель креманку с салатом из свежих фруктов, залитых взбитыми сливками и украшенных цукатом, я сильно завышаю планку своей будущей невестке, но, в конце концов, это уже ее проблемы.

Почему я рассталась с Сашкой? Что мне еще надо было от мужчины? Не пьет, хорош собой, умен, говорил, что любит… Снова и снова я задавала себе этот вопрос, но понимала, что еще не дозрела до того, чтобы честно себе на него ответить. И уж тем более я не могла честно ответить на него всем друзьям и знакомым. Конечно, самый доступный (и, кстати, максимально приближенный к истине) вариант ответа звучал так: зажралась Швецова. Добровольно расстаться с мужчиной, который с каждой получки, а также под настроение приносит домой шикарную розу, с мужчиной, который по поводу и без повода, без понуканий говорит о том, как меня любит, какая я красивая и умная… Не было случая, чтобы он остался равнодушным к моим переживаниям. Более того, пожив со мной некоторое время, он так проникся моими проблемами, что сменил работу — из увлеченного стоматолога превратился в такого же увлеченного судебно-медицинского эксперта. И я не без оснований подозревала, что в этой смене специализации — не только профессиональный интерес, но и личный, подспудное желание быть поближе ко мне. Чего же мне все-таки не хватало?

Наверное, помимо уже изложенного, был еще один вариант ответа. Психологи называют его эффектом «последней капли». Это когда взрыв эмоций, приводящий к аффекту, провоцирует событие, само по себе не являющееся чем-то из ряда вон выходящим, просто чашу терпения субъекта долгое время наполняли такие же, неприятные для него, но не смертельные события. И когда чаша наполнилась, в нее упала последняя капля, которую чаша, то есть психика, вместить уже не могла, — и человек ударил кого-то ножом, выбросился из окна или совершил другие неадекватные поступки.