Михаил Черненок - При загадочных обстоятельствах Страница 12

— Поминал как-то старик, чтоб в гроб его соборовали с золотым хрестом, а где тот хрест взять, не сказал.

— Давно он это говорил?

— Не помню, родимый, врать не хочу.

Обведя взглядом убогое жилище, Антон будто посочувствовал:

— Бедновато у вас в доме.

Старуха дремотно клюнула носом:

— Мы усю жизнь у нужде.

— Сыновья не помогают?

— Сыны — отрезанные ломти, чего с них возьмешь.

— Где ваш Захар?

— У тюрьме сидит.

— Он же, говорят, освобождался.

— Ослободился и опять сел.

— Кто вам об этом сообщил?

— Старик мой.

— А старику кто?

— Вроде друг Захара какой-то объявился, переночевал у нас и тем же разом ушел.

— Давно это было?

— Несколько дён назад. Точно, родимый, не помню, врать не хочу.

— Как он выглядит?

— Ростом высокий, а лицо не разглядела — по темноте пришел в дом.

— Один?

— С Гриней Репьевым.

— Они что, знакомы были?

— Не знаю, родимый, врать не хочу.

— О чем говорили?

— Не слухала я их болтовню.

Старуха устало склонила голову и, как показалось Антону, даже всхрапнула. Задав еще несколько вопросов и не получив в ответ на них ничего вразумительного, Антон попрощался.

В бригадной конторе, тихой в это позднее время, Бирюков разговорился с Гвоздаревым о Екашеве. Когда речь зашла об их бедности, бригадир воскликнул:

— Загадка!.. Я, например, ничего понять не могу. Степан пенсию хорошую получает, но дело даже не в пенсии. Прошлую осень наш бухгалтер из интереса подсчитал, сколько Екашев получил денег из колхозной кассы… — Гвоздарев придвинул к себе счеты и принялся отщелкивать костяшками. — Нетель на четыреста рублей сдал, двух бычков на восемьсот, кабана почти на двести пятьдесят да картошки на тысячу. Итого получается… Две тысячи четыреста с лишним рубликов, не считая того, что еще одного борова Степан продал мясом в райцентре на базаре да, наверное, полдесятка овец туда же свез. Живут Екашевы вдвоем. В месяц, по словам продавца, тратят через наш магазин не больше двадцати рублей. Где остальные деньги?..

— На сберкнижку, видимо, складывают, — высказал предположение Антон.

— В том-то и дело, что у Екашева нет сберкнижки. Одеваются, сами видели, как. Сегодня перед тем, как отправляться Степану, говорю: «Переоденься почище, не стыдно в навозных штанах в больницу ехать?» А он серьезно отвечает: «Нету у меня, Гвоздарев, во что переодеться». Ну, мыслимо ли в наше время такое?..

— У них действительно в доме одни обноски.

— А в Серебровке издавна повелось: не годна одежонка стала, тащи Екашевым — доносят до последней нитки.

Антон невесело усмехнулся:

— Вот уж в самом деле, как сказал бы Кротов, загадочные обстоятельства. Может все-таки, Екашевы на детей тянутся?

— Дети от них отреклись. Старший Иван — мой ровесник, даже когда-то дружками были. Не так давно разговорились с ним, спрашиваю: «На вас, что ли, отец жилы рвет?» Тот с болью: «По конфетке внукам ни разу не купил. Одна песня у старика — на беспросветную нужду жалуется…»

Слушая Гвоздарева, Антон пытался уловить связи Екашева с пасечником или Барабановым, но никаких зацепок как будто не было. Самые разные мысли крутились в голове Антона. Он с пристрастием анализировал поведение Екашева, цыган, сложившуюся ситуацию и никак не мог соединить разрозненные факты в логическую цепочку. Цыгане, не получив в колхозе расчета и бросив на произвол судьбы лошадь, внезапно снялись с облюбованного места. Левка оставил свой нож в трупе Барабанова. Репьев, по словам Екашева, застрелил из обреза собаку Хлудневского, а Тропынин, будто нарочно, отыскал этот обрез в Крутихе. Екашев не понятно из каких соображений спрятал в амбаре сапоги и портянки убитого пасечника. У него же оказался золотой крест, который Репьев хотел продать верующему кузнецу. Чей это был крест? Если Репьева, то где он его взял? Кто телефонным звонком из райцентра спровоцировал Барабанова на покупку машины? Не Роза с Левкой?..

— Витольд Михайлович, — сказал Антон, — мне бы еще о Барабанове узнать побольше.

— Отличный был механизатор. Демобилизовался из армии три года назад. В технике разбирался великолепно. Хоть на трактор его сади, хоть на автомашину, хоть на комбайн. Норму пока не выполнит, с работы не уйдет. В прошлом году, помнится, снег рано припугивать начал, а у нас гектаров пятьдесят пшеницы в валках на полосе лежало. Будто на грех, задождило. Комбайны на подборке валков худо пошли. Андрей почти трое суток сам штурвал не бросал и других механизаторов за собой увлек. До колоска все убрали, хотя в других колхозах немало зерна снег накрыл. Вот такой этот был работник…

— А как человек? — спросил Антон.

— И как человек хороший, хотя и легкомысленный.

— В чем?

— Женщины Андрею жить мешали. Внешностью парень был видный. Общительный, веселый и… врун порядочный. Правда, врал без корысти.

— Холостяк был?

— Как сказать… Женился он как-то смешно. Нынешней весной Тропынин в отпуск ушел. Самосвал пришлось на прикол поставить. А тут наряд на фуражное зерно дали, срочно надо вывозить с райцентровского элеватора. Пришлось Барабанова на Самосвал садить. Вечером заявляется в контору: «Задание выполнил, Витольд Михайлыч!» «Невесту не нашел новую?» — смеюсь. «Нашел, — говорит, — в эту пятницу свадьбу будем гулять до понедельника. Официально вас приглашаю». Я посчитал это шуткой. Посмеялись. А он на самом деле в пятницу невесту привозит — лаборантку с элеватора. Верой ее звать…

— Пухленькая такая, хохотушка, невысокая? — догадался Антон.

— Точно. Знаете? — вскинул Гвоздарев брови.

— Вчера на элеваторе в попутчики меня к Тропынину определила.

— Правильно, она и теперь на элеваторе работает. Так вот… Преподнес нам Барабанов сюрприз со скоропалительной женитьбой. Пришлось в срочном порядке отдельную квартиру ему организовывать. За стенкой у меня пустовала половина дома — для агронома держали. Устроил я молодоженов туда. Веру агрономом назначили, она техникум по этой специальности закончила… Отгуляли, значит, всем селом свадьбу. Зажили Андрей с Верой любо-дорого, пока ему командировка в Новосибирск не подвернулась. Мигом там кралю нашел, а Вере кто-то передал. Та собрала свои вещички и опять на элеватор. Случилось это в июле… А недавно видел его в райцентре с какой-то новой красоткой, на артистку похожа, которая по телевизору пани Монику играет…

Узнал Антон еще одну деталь. Недавно на имя Репьева пришло письмо. Жена Гвоздарева, почтальонша, встретила Гриню у бригадной конторы и передала ему письмо. Он разорвал конверт, начал было читать, а потом, прикуривая, поджег письмо спичкой. Прямо на глазах у жены Гвоздарева.

Неторопливо, сумрачно велась беседа.

В кабинете бригадира зазвонил телефон. Гвоздарев передал трубку Бирюкову. Слава Голубев сообщил, что необходимые экспертизы закончены. Во-первых, дробь, которой был убит пасечник и застрелена собака Хлудневского, оказалась по структурному составу схожей. Во-вторых, есть основания предполагать, что в обоих случаях стреляли из обреза, найденного в Крутихе. В-третьих, между рукояткой и лезвием сапожного ножа, изъятого у Екашева, обнаружены груздевые споры и остатки крови той же группы, что и кровь пасечника, а кровь, засохшая на цыганской телеге, соответствует крови Барабанова. Пересказав все это, Голубев замялся.

— В-четвертых, ничего нет? — строго спросил Антон.

— Есть, — ответил Слава. — Левка с Розой из табора исчезли.

— Немедленно объявить розыск.

— Уже ищут.

Глава 14

Солнечное утро выдалось ослепительно чистым и по-сентябрьски грустноватым. Шагая по росной траве вдоль Серебровки, Бирюков еще издали увидел у бригадной конторы самосвал Тропынина. Сегодня этот лихой шофер очень нужен был Антону.

Бирюков дождался, когда Тропынин выбежал из конторы с путевым листом.

— Здравствуй, передовик труда!

— Здравия желаю, товарищ капитан.

— До райцентра подбросишь?

Тропынин, нырнув в кабину, миГом распахнул дверцу с противоположной стороны:

— Такси подано!

— Только, Сергей Павлович, без ветерка поедем, — поднимаясь в кабину, сказал Антон.

— Как прикажете.

— Давай, Сергей Павлович, сделаем контрольный рейс. Провези меня точно по тому пути, каким вез Андрея Барабанова, и попутно рассказывай, где что видал, кого обогнал, кого встретил. Словом, все самым подробным образом. Понял?

— Я понятливый, как утка, только отруби не ем. От мастерской рейс начнем, как тогда?

— Начнем с деревни.

— С деревни так с деревни.

Самосвал запылил по Серебровке. Поравнявшись с домом кузнеца, Тропынин быстро проговорил:

— Вот здесь Федор-Степаныча гусыня чуть голову не сунула мне под колесо. Так?..