Ольга Лаврова - Ушел и не вернулся Страница 12

— Пал Палыч, вам нездоровится? Или что-то случилось?

Да, случилось, мог бы ответить Знаменский. Обидно и неприятно убеждаться в ошибке. Не столько даже обидно, что как несмышленыша обвели вокруг пальца, обидно, что верил и сострадал женщине, которая того недостойна, конечно, степень вины пока не ясна, но образ чистой, безмерно горюющей вдовы — насквозь фальшив.

— Да нет, ничего, — отозвался Пал Палыч с горчинкой.

— Но Томин определенно дал мне понять, что есть новости, — схитрила Миловидова.

— Вы говорите неправду.

— Пусть неправду! Да, неправду, потому что вы что-то скрываете! Вы сегодня другой… Пал Палыч, мне очень нужна поддержка, я на пределе, а вы… Вот я плачу, а у вас глаза холодные. Почему вам меня не жалко?!

Ладно, карты на стол. Нет настроения подлавливать ее с разными экивоками.

— Алена Дмитриевна, где вы провели ночь со среды на четверг?

Вот оно — то, что надвигалось. Миловидову накрыло волной страха. Если сейчас ошибиться, потом не выплывешь. С минуту она рыдала уже по-настоящему, искренне и некрасиво.

Пал Палыч ждал.

Она кое-как задавила рыдания, высморкалась и заговорила очень медленно, следя за реакцией Знаменского:

— Я поехала ночевать к маме… после опознания рубашки перестала ждать Сережу… Это была ужасная ночь… самая тяжелая… Мне не хотелось никого видеть и разговаривать… и я от мамы ушла… Но я не вернулась домой… до утра бродила, не знаю где.

Знаменский дрогнул бровями: неглупо. Вроде и придраться не к чему. Он записывал — она облегченно передыхала: выкрутилась!

— Еще вопрос. Горобец отрицает, что звонил вашему мужу и приглашал его. Придется устроить очную ставку. В какое время завтра вам удобнее?

Очная ставка была Пал Палычу не нужна, просто он избрал такой способ непринужденно сообщить об освобождении арестованного.

— Да хоть сейчас, — возразила Миловидова. — Пусть его только приведут.

— Горобец дома. Я пошлю повестку.

— То есть как… Вы его отпустили?! Вы отпустили Горобца? Вот в чем суть!.. — Миловидова спохватилась и поспешила замаскировать растерянность возмущением: — Такого бандита! Чтобы он дальше ходил убивал? Не понимаю, как вы могли! Зачем вы его выпустили?!

— За недостаточностью улик.

— Недостаточность? Да мне фабричный юрист сказал: «Нерасторжимая цепь улик!..» Вам надо тело найти, да? Но ведь бывает же — не находят, а все равно судят за убийство!

В дверь заглянула Кибрит:

— Можно, Пал Палыч?

— Разумеется.

Зина не стала бы мешать допросу, если бы не имела новостей, непосредственно этого допроса касающихся.

— Опять не удастся проверить методику мультгрупп, — сказала она. — Прочти, телефонограмма из Москвы.

— Ай да сюрприз в коробочке! — воскликнул он, прочтя листок. — Присядь, сама объяснишь. — Знаменскому понадобились секунды три-четыре, чтобы переварить новость и вернуться к прерванному разговору: — Да, действительно бывают так называемые «убийства без трупа». Но в данном случае сам факт убийства нельзя считать установленным.

— Что?.. Я на вас удивляюсь… Человека же нет!

— Закон предусматривает подобные ситуации. Когда розыск не приносит результатов, дело передается, так сказать, гражданскому ведомству. Через год исчезнувшее лицо может быть признано безвестно отсутствующим, а через три года суд по гражданским делам может признать его умершим.

— С ума сойти… Зачем вы эти ужасы рассказываете? Ведь на рубашке была Сережина кровь, вы экспертизу делали!

— Простите, я вам о результатах экспертизы не докладывал. Откуда вы получили сведения?

Видя, что следователь уже в открытую уличает ее, Миловидова вскипела:

— Если человек исчез и нашли рубашку, в которой он из дому ушел, то дураку понятно, чья кровь и что вообще стряслось!

Пал Палыч хладнокровно переждал ее вспышку.

— Товарищ эксперт, прошу.

— В телефонограмме, которую я только что получила… — начала Кибрит.

Продолжить ей помешало появление Томина.

— Минутку, — он взял телефонограмму, проглядел и возвратил: — Мило. Но с этим подождите, посмотрите, кого я вам привез.

Он вышел и вернулся с «хахалем» Миловидовой, привезенным из Лесных полян.

— Сережа! — отчаянно вскрикнула она.

— Спокойно, Алена, — глухо произнес тот.

— Рекомендую — Сергей Иванович Миловидов. Вот он, Алена Дмитриевна, жив-здоров. Странно: я так старался, а вы и не рады?

— Прошу вас, побудьте в коридоре, — распорядился Пал Палыч, адресуясь к «вдове».

Миловидова вышла, зажав рот рукой, на шатучих, будто чужих ногах, и никто не поглядел вслед, кроме мужа.

— Как прикажете понимать? — обратился к нему Знаменский.

— Как шутку. Хотел разыграть друзей.

— Необычайно смешно. Поскольку мы не принадлежим к числу ваших друзей, не трудитесь нас дальше разыгрывать. Сядьте.

Миловидов опустился на стул, где только что сидела его Алена. Вероятно, сиденье было еще теплым, и снова он тоскливо оглянулся на дверь.

— Часто у вас идет носом кровь? — жестко спросил Знаменский.

Недавний покойник вздрогнул.

— Не обращал внимания.

— Что вы говорите! Можете наконец высказаться, товарищ эксперт.

Кибрит взяла телефонограмму.

— Кровь, изъятая с вашей рубашки, была проверена на биологические примеси. И вот заключение: «Проведенные анализы позволяют категорически утверждать по наличию специфических отслоений и слизи, что источником крови явилось ее истечение из носа, каким страдает ряд людей».

— Благодарю. Итак, Миловидов, кто подбросил рубашку Горобцу — вы или жена?

Тот понял, что проиграл окончательно и бесповоротно. Долго молчал, обводя взглядом присутствующих. Наконец обратился к Знаменскому:

— Простите, забыл ваше имя-отчество.

— Понятно. Не думали, что понадобится. Пал Палыч.

— Пал Палыч… — Он всматривался в Знаменского, оценивал противника. — Вас ведь больше устраивает, чтобы я честно рассказал все как есть?

— Тонко подмечено. Вранье меня действительно не устроит.

— Тогда если я где-то оговорюсь и вместо «я» скажу «мы» — не ловите на слове. Мужики делают ошибки — им и расплачиваться.

— Покупаете на благородстве?

— Алена ни при чем. У вас против нее ничего реального, кроме моих показаний, быть не может. А я их не дам!

Томин и Кибрит потихоньку вышли. Они свое сделали, очередь за Пал Палычем. Из коридора Кибрит оглянулась: ей импонировало, что в такой момент Миловидов совершенно не думал о себе.

Пал Палыч тоже на глазок оценивал противника, взвешивал его решимость. Решимость была свинцовая. И, очевидно, родилась задолго до «гибели», со времен благополучного сбыта «левака». Потому что риск есть всегда, и трезвый, не слабонервный человек планирует возможность провала и свое поведение «в случае чего».

Миловидов был крепок, упорен и, судя по разработанности «розыгрыша», умен. Либо сейчас, спасая жену, он раскроется и отдаст Знаменскому все нужное для окончания следствия, либо вступит в борьбу, где каждый факт и каждую деталь придется отвоевывать у него день за днем, неделя за неделей. Для Миловидова время теперь не имеет особой цены. Для Знаменского — в свете разъяснений Скопина — неожиданность захода на начальственных покровителей фабричного воровства могла оказаться чрезвычайно ценной.

Отвергнуть этот торг, чтобы непременно покарать женщину, ложно обвинившую Горобца и обманувшую Знаменского и его друзей? Или стрясти с ушей навешенную лапшу и предоставить Миловидову ее судьбе?

— Ладно, — решил Знаменский, — не стану ловить вас на оговорках.

— Тогда спасибо, — Миловидов расслабился, сел поудобней.

— Рассказывайте.

— Спрашивайте, Пал Палыч, так будет легче.

— Хорошо… Способ хищения в общем ясен. Состав группы тоже… Традиционный вопрос: с чего начинали, что толкнуло?

— А, давно толкало. Сколько можно мимо открытого амбара ходить? Вот однажды и перестал сдерживаться.

— Но был момент, когда вы решали: да или нет?

Сколько перевидал Знаменский людей, и все они ему интересны, самому порой удивительно.

Миловидов едко усмехнулся:

— Был, помню… Прихожу домой раньше обычного — Алена что-то в тазу стирает. Хозяйственным мылом. И запах висит в кухне… не переношу его! Она знала и так виновато-виновато глянула. Вот в тот момент я понял: на все пойду, а этот рай в шалаше — побоку! Чтоб ей на мыле не экономить. Носков моих не штопать!

— Понял, — Пал Палыч слегка вздохнул. — А когда вас осенило «погибнуть» от руки Горобца?

— Надоело все. И захолустье это, и фабрика… Обозначать, будто что-то там меня волнует в производственной жизни. Торчи на собрании и слушай, как очередной дуб тебя экономике учит… а у самого до получки трояка не хватает. Ну а главное — вы, в смысле, следствие. Чувствую: пора обрываться. Я закурю?.. Спасибо. От районных проверяльщиков я бы, пожалуй, отмазался. А к вам сунуться — вы бы ведь послали?