Амиран Кубрава - Старая шкатулка Страница 12

Наши взгляды встретились, но я ничего не ответил.

– Молчание – знак согласия, – расценил по-своему мое поведение Шоуба, но я не стал ни подтверждать его умозаключение, ни опровергать его.

– Я вновь поехал в Сухуми, – продолжал Шоуба, – и нашел Валеру. Он тоже запаниковал, и мы стали думать, что нам сделать такое, чтобы Дроганов не свалял дурака, но ничего придумать не смогли. «Хорошо, если меня посадят за попытку кражи, – сказал Валера, – я к этому уже привык, но если еще и убийство приклепают, тогда что? Это – вышка!» Я ушел от него, так и не решив, что делать с Дрогановым…

– Продолжай.

– Я приехал в Краснодар, – вздохнул Шоуба, – и узнал, что меня хотят исключить из института… А виноват Дроганов, ведь из-за бес цельных разъездов по его вине я пропускал занятия, и тут мне в голову ударила моча…

Я поморщился, и Шоуба это заметил:

– Ну-у… решил его угрохать: он ведь мог выдать нас… Но, как говорят, подвалил фарт – в одной забегаловке встретил Перегудова. Он был пьян в стельку. Я давно знал, что Дроганов – любовник Полины, но, увидев Перегудова, понял, что он дошел до точки… Я так, шутки ради, сказал ему, что лучший выход из положения – хлопнуть Дроганова, мол, на Кавказе настоящие джигиты именно так и поступают. Соврал, конечно. А он: «Сколько мне дадут за это?» Говорю: «Не больше восьми лет». «А не расстрел?» « Да ты что, чокнутый? – ответил я. – Расстрел, знаешь, что такое и за что его дают? Посмотри кодекс!» Он глянул на меня, и я заметил, что он плачет. Потом сказал, что убьет Дроганова… Я подумал, что это пьяный треп, не больше. И ушел. А через три дня Перегудов нашел меня. Был он как помешанный, твердил, что Дроганов оскорбил его. «Я убью его, я убью его!» И дернула меня нелегкая спросить: «Тогда чего ждешь?» – «А чем – пальцем? – ответил он. – Если имел бы что-нибудь, убил бы, как собаку!» Тогда я достал из карма на пистолет… – Шоуба умолк и, вынув платок, неслышно высморкался. – Он сразу стал серьезным, а потом сказал, что не умеет с ним обращаться. Я объяснил… Через три дня Перегудов отдал мне оружие, сказав, что одной сволочью на земле стало меньше.

– Перед убийством ты подходил к дому, где жил Дроганов? – спросил я.

– Да, несколько раз… Хотел узнать, когда он один будет в квартире. Перегудов об этом просил. Сам он ждал за углом. Я подкараулил, когда Дроганов приехал домой в обеденный перерыв, сказал Перегудову, а сам дал деру. В тот день Перегудов его и… – Шоуба щелкнул языком и, вытянув указательный палец правой руки, несколько раз согнул его, словно нажимая на невидимый курок.

– Если вы, как ты говоришь, не воспользовались драгоценностями Лозинской, то, скажи, откуда тогда у Дроганова автомашина? Да и по ресторанам, говорят, он стал похаживать в последнее время… Как это понять? Одно не вяжется с другим! – Интересно было знать, какой ответ даст Шоуба.

– По-моему, он промышлял наркотиками. – Шоуба высморкался в платок, – Вокруг Краснодара, в колхозах, растет много конопли, и из нее делают гашиш, кокнар…

– Откуда знаешь об этом? – перебил я. – Случайно, не был его клиентом?

– Да нет, – пряча глаза, ответил Шоуба. – Говорят, что и Полина снабжала деньгами, магазин ведь у нее, – добавил он как-то уж слишком быстро, и я подумал, не снабжал ли его самого наркотиками Дроганов для сбыта их в Абхазии? – Я решил поделиться с Валерой и поехал в Сухуми… «Да, наделали мы делов из-за ерунды», – сказал он. Я отдал ему пистолет.

– Где это было? На морвокзале?

– Нет, в другом месте.

– Предлагал ли Хатуа убрать Дроганова?

– Нет. Клянусь прахом отца, он просто сказал, чтобы я как-то успокоил его… И вот что из этого вышло!

– Успокоили… навсегда, – докончил я за Шоубу. – Зачем ты передал пистолет Хатуа?

– Он сам попросил…

– Не знаешь, зачем ему нужно было оружие?

– Нет, – как эхо, отозвался Шоуба.

– Учаву на самом деле не знаешь?

– Неужели вы еще не убедились в этом? – как-то укоризненно произнес Шоуба.

– Ты сам откуда взял пистолет?

– Помните, я говорил, что у меня умер дядя? Так вот, он привез этот пистолет с войны и хранил с тех пор. Я его выкрал и носил с собой. Дядя, правда, поднял шум, узнав о пропаже, но я так и не раскололся.

– Да, ты тоже крепкий орешек, – полупохвалил я Шоубу, вспомнив его рассказ о том, как Ганиев выразился о Лозинской. – Патронами где разжился?

– Патроны в двух обоймах при пистолете. Он был весь в солидольчике… Дядя, видимо, даже не стрелял из него, но регулярно чистил.

Вошел Шота Гагуа, который словно дожидался конца нашего разговора. Только сейчас я понял, что он надолго отлучался из кабинета, но тогда не обратил на это внимания – оно было направлено лишь на Шоу-бу.

Когда Шоубу увели, Шота сказал:

– Могу поздравить: Хатуа нигде нет. Пока ты допрашивал Шоубу, я наводил справки. Словно испарился…

Не заезжая на работу – был поздний вечер – усталый и голодный, я поехал домой.

– Что у тебя под глазами? Посмотри на себя! – встретила меня тревожно жена.

Я подошел к трюмо. На меня глядело почерневшее и ставшее словно чужим лицо. Темные круги под глазами, как синяки.

Приняв душ, поужинал и направился к двери.

– Куда ты? – спросила Манана.

– На работу.

– Но ведь рабочий день кончился! Отдохни, книгу, наконец, почитай. Преступники подождут!

Но дела не ждали. В кабинете по телефону связался с Ганиевым, попросил приехать.

– Уже поздно, – капризно протянул он. – И притом, я не сова, а жаворонок…

– Приезжайте!

Ганиев явился через полчаса. Выглядел так, словно собрался на званый вечер.

– Что, нашли убийц? – спросил он, усаживаясь.

– Ищем, – коротко ответил я.

– До каких пор? – Он уже перешел в наступление.

Я постарался взять себя в руки, но не смог:

– Мешает что-тo, или, вернее, кто-то!

– Кто же именно?

– Например, вы!

– Вы с ума сошли, – негромко произнес он. – Я мешаю следствию? С чего вы это взяли?

– Я располагаю сведениями, – во мне всё кипело, – что два парня еще до убийства Лозинской расспрашивали вас о драгоценностях, и вы подтвердили, что таковые имеются… Было это или нет?

У Ганиева опустились плечи:

– Да, помню такой разговор. Я им рассказал об этом, совершенно не придавая значения… Они представились мне сотрудниками Абхазского государственного музея. Эксперта-ювелира обещали привести… Неужели они, а?

Я не ответил.

– Да не похожи они на преступников, клянусь честью! – Лицо Ганиева покраснело. – Вежливые такие, аккуратно одеты…

– Вы думаете, Игорь Филиппович, преступники ходят в звериных шкурах, с дубиной в руке или с ножом в зубах? – с плохо скрытой насмешкой спросил я. – В дальнейшем вы видели кого-нибудь из них?

– После убийства Натальи Орестовны встретил на улице одного из них… Он отвел меня в сторону и сказал, что если я выну изо рта язык, то отрежет его вместе с головой.

– Поэтому вы и молчали на следствии?

– В основном, да. Знаете, у меня дети, внуки, наконец…

Ганиев сейчас бил на жалость, но я решил не поддаваться чувствам.

– Сможете опознать их?

– Да. – Голос его прозвучал обреченно.

– Тогда берите вот этот протокол и напишите всё, что сейчас

говорили. Укажите приметы парней. И подробно.

После допроса я повел Ганиева на опознание. Ганиев уверенно опознал Шоубу и заявил, что во время того памятного разговора в ресторане этот человек молчал, зато без умолку говорил другой.

Я показал Ганиеву несколько фотоснимков.

– Вот он и вел переговоры, – сказал Ганиев, указав на фотографию Хатуа. – И он после убийства Лозинской угрожал расправой, если кому-нибудь расскажу о встрече с ним.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Из командировки вернулся Ахра. Я сказал ему, что надо брать Хатуа, но… никто не знал, где он.

Хатуа я не видел ни разу, если не считать фотографии. Но справки о нем наводил. Выяснилось: когда Хатуа чувствовал, что капкан вот-вот захлопнется, не огрызался, не портил нервы следователю, а тихо, не спеша выкладывал обо всех своих прегрешениях, которых у него было немало. Это был вор-виртуоз, который мог обокрасть квартиру почти на глазах хозяев… Но, если уж улик против него было мало, он так же тихо парировал удары и в большинстве случаев вылезал сухим из воды. Легко входил в доверие, как в случае с Ганиевым… Я также узнал, что он жизнью своей и чужой никогда не рисковал. До того, как я вплотную занялся личностью Хатуа, казалось, что он из той породы, кто, не задумываясь, может пустить в ход нож или пистолет. Впоследствии убедился, что это не так, но, тем не менее, не покидала мысль: не изменил ли он своей привычке? Старуха могла и крик поднять, а в такую минуту преступником движет только страх, и он не думает о последствиях. Вот он мог и стукнуть ее чем попало… Словам Шоубы я не больно-то верил…

Человек не укладывается в определенную схему, и это в полной мере относилось к Хатуа: говорили, что он выглядит безупречно. Правда, он не был так красив, как, например, Шоуба, но нечто изящное и, как бы сказать, интеллигентное, что ли, проглядывало в нем. В ином месте он мог сойти за порядочного человека, но то была личина, которая очень ему шла… Ломброзо не был бы от него в восторге, не в восторге был и закон, но Хатуа Валерия Кунтовича это мало трогало.