Павел Нилин - Приключения-1988 Страница 129

Я подхожу и, не отводя пистолета, громко кричу:

— Шпринц, выходите! Живо! Меня самого бьет нервный озноб.

Мельком я бросаю взгляд на Осипа, он скрючился на желтой траве, спрятав лицо и подобрав под себя ноги. Жив.

— Не стреляйте! — кричит появляющийся из-за угла дома Шпринц и, увидев Ермакова, тоже поспешно вскидывает вверх руки. — Ради бога, не стреляйте!.. Господи боже мой, какой ужас! — продолжает причитать он, не в силах оторвать глаз от лежащего на земле Осипа. — Какой ужас! К черту, к черту!.. Пропал!.. Это уже совершенный факт! Возьмите все документы... Я все скажу! Только не стреляйте!.. Не стреляйте!.. Я абсолютно все скажу... Я все знаю... Я вам пригожусь... Не стреляйте...

В этот момент Ермаков делает нетерпеливое движение, пытаясь опустить руки.

— Руки, — угрожающе говорю я.

И направляю на него пистолет. Меня вдруг охватывает жгучее, просто невыносимое желание выстрелить. И, видно, Ермаков уловил что-то в моем взгляде и вдруг стремительно, как подрубленный, рушится на колени, тяжко, натужно всхлипывая и преданно глядя мне в лицо, все еще боясь произнести хоть слово.

Зато Шпринц, захлебываясь, продолжает визгливо причитать, держа руки над головой и изнемогая от страха:

— Я все скажу... Я все знаю!.. Все, все!.. Меня нельзя убивать!.. — вдруг истерично кричит он.

Нервы его, очевидно, не выдерживают. Глаза расширяются, и он не в силах оторвать взгляда от неподвижно лежащего Осипа. Но перед глазами у меня встает вдруг бледное, перекошенное от боли лицо Эдика, его запекшиеся губы, я чувствую просто физическую боль в сердце.

И тут я вижу, как перепрыгивает через ограду Давуд. А за ним появляется Володька-Жук и еще какой-то человек.

Спустя несколько минут мы уже гуськом двигаемся вниз по крутой, каменистой улочке, туда, где нас ждет машина. Впереди идет Ермаков, руки у него связаны за спиной. За ним иду я. В кармане у меня пухлый сверток, который привез Осип. Там два паспорта, много денег и записка от Гелия с двумя адресами в двух разных городах. Давуд ведет Шпринца.

Вот и все. Мы свое дело сделали, мы, уголовный розыск. Теперь предстоит до конца распутать паутину, которую соткал Гелий Ермаков, хитро соткал, втянув много разных людей. Расследованием его преступлений займутся наши коллеги из службы БХСС. Это сложное и особое дело, тут я не специалист.

ЛЕОНИД СЛОВИН

ПОДСТАВНОЕ ЛИЦО

Повесть

— Двести первый! Срочно позвоните дежурному! — проснулась скрытая под курткой рация. — Прием...

«Что-то произошло... — понял Денисов. — Антон не решается объявить по рации».

Электронное табло на стеклянном кубе нового здания показывало: «04.15». К утру мороз усилился. Высвеченный пронзительным неживым светом перрон казался безлюдным: несколько отъезжающих, носильщики.

Денисов зашел в справочную. Верхний свет не горел. За столом дремала женщина.

— Мне надо позвонить.

— Звоните, — кивнула она на телефон.

В отделе трубку поднял Сабодаш, Денисов догадался по секундной паузе, после которой Антон назвал себя:

— Дежурный по отделу капитан Сабодаш...

Продолжительность пауз была всегда одинаковой.

— Денисов. Слушаю.

— Тревожный сигнал. Не знаю, с чего начать... — Было хорошо слышно, будто оба они находились в одном помещении.

— Что случилось?

— Из камеры хранения пропала переписка.

— Письма?!

— Три десятка страниц, не предназначенных для посторонних глаз...

— Какая камера хранения?

— Автоматическая.

— Бывает: положили не в ту ячейку.

— Все сложнее. За письмами охотились...

Готовилась к отправлению электричка. Насквозь промерзшая — всю ночь простояла у платформы. Хрупкая наледь блестела на вагонах черными косыми полосами.

— Когда это случилось?

— Ночью. До трех пятидесяти.

— А заявитель...

— Это женщина.

Денисов подумал.

— Замужняя?

— Да.

— А адресат? Не муж?

— Не муж. Тоже семейный. Сейчас его нет в Москве. Но дело не в нем. Ревность! Муж заявительницы год назад уже покушался на ее жизнь...

Пока Денисов думал, как поступить, Антон охарактеризовал обстоятельства, какими они ему представлялись:

— Распадающаяся, по существу, мертвая семья. Последствия могут быть страшные...

— А уголовное дело в отношении мужа? По поводу покушения.

— Прекратили. Она взяла назад заявление. Эти письма... Это как джинна выпустить из бутылки...

— Муж мог сегодня за ней следить?

— Нет. Он тоже в отъезде, вернется сегодня к вечеру. Она уверена, что письма выкрали, чтобы передать ему.

— Женщина сейчас у тебя?

— Поехала к матери. Пытается что-нибудь предпринять... — Антон продолжал что-то говорить.

«Несчастье», — уловил Денисов, и слово это, произнесенное раздельно: «не счастье», — обнажило скрытый, но четко определенный смысл: «Нет счастья!»

Электричка за окном наконец двинулась, с места набрала скорость. Снежные буранчики побежали по вагонным крышам.

Выйдя из справочной, Денисов поднял воротник куртки, прямиком, через перрон, направился к центральному зданию. Еще одна электричка на соседнем пути, такая же промерзшая и пустая, словно согревая себя, прерывисто и часто застучала компрессорами.

Еще издалека Денисов увидел Сабодаша.

Антон возвышался в глубине отсека, в узком лабиринте металлических ячеек. Он был без шинели, в тесноватом кителе, туго натянутом на бедрах. Заметив Денисова, он быстро пошел навстречу.

— До вчерашнего дня переписка хранилась у брата заявительницы. Он живет в Соколовой Пустыни. Вчера вечером по ее просьбе Николай — так его зовут — привез письма на вокзал.

— Зачем?

— Вдруг испугалась, что их у него выкрадут. Она сама тебе все объяснит. Говоря коротко: ей было бы спокойнее, если бы она узнала, что письма уничтожены.

«А вместо этого положила переписку в ячейку», — подумал Денисов.

В одном из отсеков раздался пронзительный зуммер: дежурная по камере хранения помогала открыть ячейку кому-то из пассажиров, забывшему или перепутавшему шифр.

— А все-таки? — спросил Денисов. — Что тебе известно?

— Работают вместе, в одном НИИ. Она — младший научный сотрудник... — Они шли вдоль длинной вереницы автоматов. — Химик или физик. Адресат — тоже научный работник. Сейчас он в командировке, — Антон огладил китель на груди. — Нам сюда!

— А ее муж? — спросил Денисов. — Он работает в том же институте?

— Кажется, в другом. Не знаю. Мы разговаривали минуты четыре. Не больше. Сейчас она будет здесь.

— Переписка лежала в ячейке вместе с другими вещами? Может, охотились за чемоданом, а бумаги прихватили заодно?

— В ячейке находились только письма. В конверте.

— Адрес на конверте был?

— Там поздравительные открытки к праздникам, телеграммы... Это здесь.

Окрашенные в стальной цвет, безликие ящики с трехзначными номерами тянулись в глубь лабиринта.

— Все преступления безнравственны, я считаю... — Антон помолчал, обдумывая мысль. Историк по образованию, он так и не стал бесстрастным знатоком права. — Но шантаж, по-моему, одно из наиболее отвратительных! Кто-то держит сейчас переписку в своих руках, думает, как выгоднее ее использовать...

Зуммер в соседнем отсеке прекратился. Дежурная по камере хранения, молодая рыхлая женщина в очках, прошла мимо, на ходу поздоровалась с Денисовым.

— Утром я тоже останусь. Поработаем. Мы просто обязаны...

— Там будет видно.

Злополучная ячейка оказалась недалеко от угла, в последнем ряду.

— Кто набирал шифр? Заявительница? Или Николай?

— Николай, кажется. Дал ей посмотреть шифр и захлопнул дверцу.

— Что они делали дальше?

— Зашли в ресторан. В три пятьдесят он пошел к электричке, а она — в камеру хранения.

— Николай куда-нибудь отходил в течение ночи?

— Несколько раз...

Где-то рядом снова раздался зуммер. Дежурная приближалась с другой стороны отсека.

Не дождавшись конца фразы, Денисов закончил сам:

— Потому, обнаружив пропажу, заявительница побежала к электричке. Решила, что Николай передумал и увозит переписку назад, в Соколову Пустынь.

— Сложность заключалась в том, что ни брат Сергея, Николай, ни я не знали друг друга...

Женщина на секунду взглядом соединила вместе обоих находившихся в комнате сотрудников милиции. Сабодаш за столом делал для себя короткие записи. Денисов молча слушал.

— Я посылала письма в Соколову Пустынь, когда бывала в отпуске или в командировке. Сергей часто навещал брата, и мы договорились, что удобнее и надежнее будет писать туда. Но мы с Николаем никогда не встречались. Так что со своей просьбой я ему свалилась как снег на голову. — Она через силу улыбнулась. — Здесь у вас зябко? Или мне кажется?