Вячеслав Денисов - Хроника двойного контракта Страница 13

Известного настолько, что даже я о нем не слышал?..

Сколько там у нас билет стоит?.. Без изменений. Как обычно. Червонец…

Та-а-ак… Это интересно. Во всяком случае — ярко. А где, позвольте, сам автор?..

— Он приболел, — созналась работница галереи. — А ты, Витя, хотел с ним поговорить?

— Честно говоря, я недопонимаю творчество севостьяновых. Так что вряд ли мы с ним нашли бы общий язык.

Это было единственное заведение в городе, в стенах которого я всегда говорил только правду. Меня здесь знали, поэтому я мог это делать, не вызывая к себе неприязни со стороны сотрудниц. Женщина рассмеялась и приблизилась к моему плечу:

— Я тебе тоже скажу честно, Витя. Я работаю здесь восемнадцать лет и знаю, что работы севостьяновых понимают только сами севостьяновы или их родственники.

— Выражать протест к действительности на самом деле тяжело. Говорят, чтобы понять, что творится в душе автора, нужно заглянуть в его картину. Я считаю, наоборот, если хочешь понять смысл сотворенного, нужно вникнуть в суть самого человека.

— Ты рассуждаешь, как милиционер, — без упрека заметила женщина. — Это твоя привычка. Привычка рассматривать содеянное и догадываться о его сути, предварительно изучив внутренний мир человека. Здесь же это не всегда так. Здесь часто поступки автора не совпадают с его желаниями. Вернее, даже не желаниями, а помыслами.

— Я рассуждаю, как реалист. Ничто не заставит мастера создать то, чего он не в силах создать по причине своего внутреннего неприятия. Но в чем-то вы, безусловно, правы… Наверное, в том, что можно создать нечто, что будет выражать свою явную неприязнь к случившемуся, изобразив его так, как он представляется самому автору. Но здесь не увидеть фальши. Все дело в отношении.

— «Герника»?

— Да, пусть это будет «Герника» Пикассо…

Мы ходили по залу, тихо разговаривая, и я чувствовал, что постоянно возвращаюсь к полотну Рериха в квартире убитого депутата. Это и есть настоящая работа. Подлинник. Она должна быть одна на той стене… Ее не должно оскорблять жалкое присутствие пусть искусных, но копий… Может ли так поступить настоящий ценитель прекрасного? А Шкурко был им… Значит, я все-таки прав…

Все будет шито-крыто. Нет человека — нет проблем. А ты, Витя Ломакин, оставайся один на один с убийством, закрытым счетом «подставленной» под тебя фирмой и липовым паспортом на твое имя, найденным в квартире убитого Алика Агалакова… А думать, куда ты спрятал три с половиной миллиона «новых» рублей, полученных мошенническим путем от клуба «Форт-Норд», это удел компетентных органов. Пусть сломают себе голову в думке — куда Витя Ломакин их спрятал еще до того, как его холодный труп нашли… Где нашли?.. Ну, например, в подъезде его собственного дома.

Нет, эти мои «бега» по паркам — не дурь… Помидор на кусте еще не созрел. Срывать его рано. Но и опоздать нельзя, иначе испортится. Или украдут… Брать его нужно в тот момент, когда он будет к этому готов.

— …Поэтому душа человеческая, Витя, это тайна, которую понять до конца не суждено никому…

— Согласен, — ответил я, мельком глянув на часы. Есть еще время. Есть.

— От вас можно позвонить? — Не желая того, я перебил размышления вслух своей собеседницы.

— Конечно. Пойдем, я покажу — где…

Мы зашли в комнату обслуживающего персонала выставки.

Теперь этот номер телефона я набирал уже по памяти. Есть ситуации, в которых человек быстро запоминает необходимое…

— Любовь Витальевна?..

— Это я… — Ее голос не изменился с момента последнего разговора. Мужественная женщина…

— Как вы себя чувствуете?

По дыханию на другом конце провода я понял, что неважно. А что еще можно ожидать в подобной ситуации, когда потерян близкий человек? Именно так и должен себя чувствовать оставшийся один…

— Как дела, детектив?

— Нормально. За последние двое суток обстреляли всего два раза.

— Шутишь? — Ее голос чуть не сорвался.

— Нет, не шучу. А вас что, удивляет то, что я живой? Или то, что меня обстреляли? Любовь Витальевна вздохнула. Умеет же человек мгновенно успокаиваться!

— Мне бы очень не хотелось, чтобы с тобой что-нибудь случилось, но ведь ты работаешь за деньги, не так ли? Причем — сознательно… Если убили моего мужа, то почему я должна удивляться тому, что стреляли в тебя? В тебя, который влез в это дело? Жить и хорошо кушать хотят все…

— Всё верно. — Поспорить с этими ее доводами я не мог. У меня всегда вызывали уважение люди, которые открыто говорили правду, какой бы мерзкой она ни была. — Но я звоню вам не за тем, чтобы пожаловаться. Меня интересует другой вопрос. А именно: как вы намерены поступить с людьми, убившими вашего мужа?

— Это мое дело.

— Наймете таких же убийц? А если контракт по поиску убийц этих убийц снова попадет ко мне? Поймите, у меня чисто профессиональный интерес.

— Для того чтобы вас это стало волновать, нужно как минимум найти убийц моего мужа. Вы что, их нашли и все выяснили?

— Их, как вам известно, я нашел давно, но вот с мотивами пока неясности…

— В моем понимании, убийца не только тот, кто нажимал на курок, но и тот, кто желал этого по личным мотивам. Вас где учили вести подобные разговоры по телефону? В милиции?

— А что вы так волнуетесь? Если даже кто-то нас сейчас слышит, он понимает, что к смерти вашего мужа не причастны ни вы, ни я.

— Вы издеваетесь надо мной?.. Вы создаете мне алиби?! Мне?!

— Ну, давайте так, Любовь Витальевна… Вы сами изволили отметить тот факт, что я — профессионал и должен быть лишен сантиментов и прочих чувств. Тогда почему вы против того, чтобы я мыслил, как профессионал?

— Это не профессионализм. Это — игра в детство по телефону…

— Я не могу появляться у вас всякий раз, как только у меня возникнет рабочий вопрос. А у меня они возникают десятками.

Мне нужно было попасть к ней в квартиру еще раз. Пока она этого не понимала. Сейчас поймет…

— Так как насчет вашего алиби? Вы, надеюсь, понимаете, для чего мне нужна его суть? Выслушав эту его суть, я найду некоторые ответы на некоторые вопросы, которые касаются убийц вашего мужа.

— Тогда, наверное, будет лучше, если вы приедете ко мне?

Слава богу…

— Ну, хорошо… — помедлив, сказал я. — Я сейчас подъеду.

Напущение тумана вокруг себя в тот момент, когда все зазоры для ошибок уже заполнены истиной, — залог неожиданности. Если хочешь, конечно, чтобы истина стала неожиданностью… Зачем шокировать своего партнера по контракту, если с ним хочется просто поговорить? Лезть в душу клиента, вместо того, чтобы честно, по-деловому заработать деньги, выполнив свою работу не профессионально. Я знаю… Вот два положения, между которыми я нахожусь в данный момент.

Но кто сказал, что нет случаев, когда влезание в душу клиента не является проявлением профессионализма?

Надо бы поосторожней с ним, с профессионализмом-то… Ты, Виктор Ломакин, сейчас доразмышляешься… Ты, детектив, уже заходишь в подъезд, а все о высоком думаешь! Кроме известных тебе быков, есть еще алкаши с запущенной последней стадией «белой горячки»! Сейчас один из них ошибется адресом и расколет о твою голову полупустую бутылку с портвейном… Будет тебе тогда — профессионализм… Из темноты.

— Кто там?..

— Это я, Любовь Витальевна…

— Надеюсь, вы не затем начали этот разговор, чтобы потом плавно перейти к вопросу об увеличении задатка? — спросила Шкурко, усаживаясь на свое привычное место около стола.

— Что вы! Я очень экономный человек… Когда состоятся похороны вашего мужа?

Шкурко разгладила на колене полу халата. Видно, что она облачилась в него совсем недавно. На улице второй час моросит дождик. На ее лице следы слегка потекшей косметики. Свежей косметики. Значит, утром делала макияж и выходила на улицу, а сейчас — пришла и переоделась.

— Завтра в одиннадцать.

— Представляю, сколько будет народу…

— Да, людей будет много… С работы, родственники…

— А почему ваша квартира сейчас не переполнена соболезнующими родственниками? На столике в прихожей я увидел много телеграмм. Пока разувался, понял, что все они от друзей. А где же родные?

— С родственниками Саши мы никогда не ладили. Они решили, что лучше им будет это время побыть в гостинице, до похорон. Своих я просила не приезжать…

— Почему? — удивился я.

— Я намерена после похорон уехать на некоторое время к родителям. Так и мне, и им будет легче…

— Как я понимаю, депутат — личность весьма заметная. Дело о его убийстве, насколько мне известно, под личным контролем прокурора области и начальника УВД. А у вас — тишина…

— Не волнуйтесь, похороны будут более чем солидные… Я сделала все, чтобы исключить шумиху вокруг похорон… — Шкурко поморщилась. Ничто так не уродует женщину, как гримаса предстоящего плача.