Николай Леонов - Защита Гурова Страница 14

«Тимур, обрати внимание на число, которое видно на газете. Снимки твоей родни сделаны два дня назад в Москве, сейчас твои близкие далеко, они в полной безопасности, их достать невозможно. Твоя жизнь – не твоя собственность, тебя родила мать, воспитали отец и дед, в тебе кровь предков, ты не имеешь права расплескать ее в тюремном дворе. Переверни страницу, напиши коротко, как все произошло. Мне нужно зацепиться за кого-нибудь из организаторов».

Гуров увидел, что парень прочитал текст дважды, положил перед ним авторучку.

– Тимур, кто дал тебе взрывное устройство, кто научил им пользоваться? – продолжал монотонно повторять адвокат.

Тимур медленно писал. Гуров поднялся, начал неторопливо прохаживаться по комнате, подошел к двери, махнул перед «глазком» рукой. Дверь не открылась, спокойный голос спросил:

– Вы закончили?

– Нет, хотел пепельницу попросить.

– Вентилятор не работает, курить не положено.

– Ну извини, и тебе не болеть, – ответил Гуров, увидел, что Тимур писать закончил, подошел к столу, забрал ручку, снимки, лист бумаги, убрал в карман, сказал:

– Может так быть, что я случайно встречу кого-нибудь из твоей родни, что передать?

Тимур отвернулся, глухо произнес:

– Слава Аллаху!

– Слава, – Гуров кивнул. – Может, добавить, что ты любишь родивших тебя на свет отца с матерью, деда, который сажал тебя на коня, сестер, которых ты растил и учил уму-разуму? Сказать, что Аллах велик, но велел каждому человеку пройти свой путь до конца и бороться до последнего вздоха?

– Вы не чеченец, вы русский, – ответил Тимур.

– Русский, – согласился Гуров. – И не вижу в этом ничего плохого.

Бояринов и Гуров сели в «Пежо», проехали два квартала, свернули в переулок, сыщик припарковался, выключил мотор, вынул из кармана полученный от Тимура лист и перекрестился.

– Вы, Лев Иванович, нарушаете все существующие законы, – пробормотал адвокат, пытаясь развернуть листок, который держал Гуров.

– Извините, Иван Максимович, нарушить все я бы не сумел, законов очень много, жизни не хватит.

Он не разворачивал листок, не торопясь закурил, приспустил стекло, только затем развернул бумагу, просмотрел, передал адвокату.

– «Я ничего не знал. – Бояринов не обладал выдержкой и читал вслух. – Мне дали сумку, сказали, что в ней деньги для борьбы с неверными, посадили в автобус, велели сойти на площади Восстания, сумку оставить под задним сиденьем, ее заберут. Кто заберет, не знаю, со мной говорил русский. Человек нестарый, среднего роста, голова бритая, на руке выколот якорь. В первый день после ареста в камере какой-то русский, похож на бомжа, мне шепнул: если я распущу язык, семью вырежут. Отца, мать, деда и сестер назвал по именам. Бомжа скоро увели, больше я его не видел».

– Значит, мы правы, – произнес задумчиво адвокат. – Только вряд ли нам такая информация поможет. Все доказано, закреплено, такую записку никто не признает как вновь открывшиеся обстоятельства.

Гуров забрал у адвоката листок, положил в карман.

– Жизнь покажет, Иван Максимович. – Он тронул машину, взглянул в зеркало заднего вида, усмехнулся. – Сейчас я вас отвезу домой и пропаду на неизвестный срок.

– Лев Иванович, чуть не забыл вам сказать, – оживился адвокат, – а холодильник переставили из гостиной в кухню.

– С чем и поздравляю, вот видите, Иван Максимович, а вы не верите в нечистую силу.

Мария позвонила, сказала, что задерживается на съемках – менеджер разорился, директор ищет деньги, осталось всего два съемочных дня, группа в сборе, но работа стоит.

– При такой жизни, – сказала актриса, – начинается ностальгия по застойным временам.

– Плюнь на все и возвращайся, – сердито посоветовал Гуров. – Я тут деньги вовсю зарабатываю, скоро полетим на Канары.

– Я на что угодно могу наплевать, но на друзей не научилась. Я в кадре в помещение вошла, но не вышла. Из-за моей фанаберии люди должны другую актрису искать и всю сцену переснимать?

– Да нет, конечно, – Гуров немного сник. – Да и в отношении Канарских островов я слегка поторопился. У меня тут еще поле не пахано.

– Крепись и паши, подождем с Канарами. – Мария старалась говорить бодро, но Гуров чувствовал, настроение у нее отвратительное.

– Спасибо, что позвонила. Целую. – Гуров получил ответный поцелуй, положил трубку, прошел из спальни в гостиную, где собралась вся опергруппа.

Нестеренко, Котов и Василий Иванович Светлов разместились на диване, пили чай. Станислав, изображая Гурова, прохаживался по ковру, поглядывал на присутствующих свысока, увидев хозяина, Крячко упал в кресло, смотрел невинно.

– Неуемная энергия, завидую, – сказал Гуров. – И как же ты не устаешь, Станислав?

– Я выносливый, – Станислав потупился.

– Какие имеются соображения? – спросил Гуров, указывая на страничку с показаниями Тимура, которая лежала на столе.

– Похоже на правду, – заметил Гриша Котов.

– А как удалось вынести? – спросил Нестеренко. – Переписка осужденного с волей досматривается.

– Я имел в кармане заготовленный текст, – ответил Гуров. – Спросили, отдал бы, но, так как я присутствовал по распоряжению начальника, дежурный офицер решил со мной не связываться. Меня, Валентин, интересуют твои предложения, а не вопросы.

– Лев Иванович, я хотел сначала доложить о проделанной работе, – ответил Нестеренко. – Хвастаться нечем, но отсутствие результата – тоже результат. Гриша, хочешь сказать? – Он взглянул на Котова.

Тот отрицательно покачал головой, и отставной полковник продолжал:

– Виделись мы с четверыми свидетелями. О пятом скажу позже. Алексей Федорович Касьянов, двадцать восемь лет, челнок, ездит в Польшу, холостой, достаток умеренный. Сел в автобус у Белорусского, через две остановки вышел, видел, как Тимур вошел в автобус там же, на Белорусской, имел в руках небольшой рюкзак. Касьянов имеет «Жигули» пятой модели, в тот день машина находилась на станции техобслуживания: готовится к техосмотру. Проверяли, все верно, на станции Касьянов хорошо известен, платит нормально, прижимист, водку не пьет. Его сотрудничество с кем-либо из спецслужб считаю маловероятным.

– Спасибо, – Гуров взглянул вопросительно на Котова, который в очередной раз высморкался, нехотя сказал:

– Разрешите мне, Лев Иванович, в итоге несколько слов сказать.

– Хорошо, Валентин, продолжай, – Гуров присел на подлокотник плюшевого кресла.

– Коновалов Василий Гаврилович, сидел на заднем сиденье автобуса, когда Тимур вошел и сел рядом. Сорок лет, женат, двое детей, в прошлом инженер-электрик, сегодня работает шофером, обслуживает палатки у Белорусского, предполагаю, что основная его специальность – охранник. Он физически крепок, воевал в Афгане, уволился после ранения. Хороший семьянин, выпить может, но не злоупотребляет, не любит «черных». Для Коновалова что афганец, что чеченец – все едино. Человек он сдержанный, даже скрытный, однако разговаривал охотно, что настораживает. Семья живет в достатке, но не более того. Имеется машина «Жигули» третьей модели, но на ней больше ездит жена, которая работает в Митине на кладбище. Там мы не были. Связи Коновалова со спецслужбой практически исключаю. Он оперативной информацией не располагает, работа, дом, связи, полагаю, ограниченны. Возможно, у него имеется любовница, деваха из палаток, где они и решают насущные проблемы. – Отставной полковник замолчал, выпил чаю.

Григорий Котов кашлянул, взглянул на приятеля многозначительно. Нестеренко отмахнулся.

– Лучше нос длинный подотри, ничего я не забыл, дай дух перевести. Будешь рожи строить, заставлю докладывать самого. Захребетник.

– А ты антисемит, – буркнул Котов и отвернулся.

– Григорий прав, в показаниях Коновалова имеется серьезное противоречие.

– Два, – поправил Котов.

– Лев Иванович! – Нестеренко развел руками.

– Взрослые сыщики, цапаетесь, словно дети, – усмехнулся Гуров. – Вам дня не хватает?

– С мысли сбил, морда, – пробормотал Нестеренко. – Так вот, когда Тимур в автобус вошел, то все места на заднем сиденье были заняты, рядом с Коноваловым лежал здоровенный рюкзак. Так свидетель его снял, место парню освободил, а утверждает, что «черных» не переваривает. Вы приказывали свидетелей не подлавливать, мы странный поступок мимо ушей пропустили. Так Коновалов сам об этом разговор начал, целую речь произнес. Мол, адвокат в суде из-за этого рюкзака душу вымотал. Почему да отчего и по какому случаю? А свидетель утверждает, что журнал смотрел, не разглядел морду подошедшего парня, потому рюкзак и снял, место освободил.

– А Коновалов должен был рюкзак не снять, а надеть, так как на ближайшей остановке вышел, – сказал Станислав.

– Верно, – кивнул Нестеренко, – тем более странно, что вышел он на одну остановку раньше, чем ему требовалось, он дальше по ходу автобуса живет. Коновалов хорошо запомнил парня и его маленький рюкзачок. Объясняет свою отличную память тем, что парень очень на чеченца похож, а рюкзачок у него был в точности такой, как у самого Коновалова, только развернут не полностью, а на одну треть.