Александр Лукин - «Тихая» Одесса Страница 14

Около одиннадцати часов он пришел на Новобазарную.

Дом номер шесть был темен и тих, как и все другие дома в Одессе. Стараясь не греметь сапогами, Алексей поднялся по чугунным ступеням и четыре раза стукнул пальцем в оконную раму.

Стекло тихонько задрожало: кто-то открывал тугую форточку.

Женский голос спросил:

— Кто там?

— Я от Баташова…

Через минуту он услышал скрежет дверного крюка, и женщина проговорила совсем рядом:

— Входите.

Он протиснулся в парадное. Женщина долго налаживала крюки и запоры, потом нашла его руку и потянула за собой.

Миновали еще одну дверь. Запахло жильем. Женщина повозилась в темноте и зажгла свечу. Желтый коптящий огонек осветил заставленную сундуками прихожую и самое хозяйку—встрепанную толстуху лет под сорок в цветастом домашнем капоте.

— Мадам Галкина? — спросил Алексей.

— Я.

— Мне велено…

Она взмахнула рукой:

— Знаю, знаю! Вас уже порядочно ждут! Обождите здесь минуточку.

Она поставила свечу на сундук, кивнула Алексею и ушла в комнату. За тонкой стеной приглушенно загудели голоса. Алексей напряг слух.

— …Один, — говорила женщина. — Лет двадцать пять, здоровый…

— Отведи его пока вниз, — пробасил кто-то, — надо улицу осмотреть.

— Куда вниз? — возразила женщина. — Там же…

— Сказано — делай!

— Ох, Микоша! Доиграешься ты!…

— Иди! — с угрозой повторил мужчина.

Хозяйка вышла в прихожую.

— Пойдемте, — сказала она, беря свечу с сундука.

Алексей молча двинулся за ней.

Парадный подъезд имел сквозной выход во двор. Недалеко от заднего крыльца, чуть сбоку от него, находилась дверь в подвал. Женщина поскребла ключом, отодвинула тяжелую дверь и нырнула куда-то вниз, в темноту, откуда на Алексея пахнуло застойным запахом сырости, прели и крысиного помета. Огонек свечи померцал в глубине и вдруг, заполняя дверной проем, разлился неярким рябящимся светом: женщина зажгла лампу.

— Входите, — позвала она.

Алексей спустился по шатким ступенькам. Женщина прибавила огоньку в лампе, велела подождать и ушла, по-утиному раскачиваясь на коротких ножках. Алексей огляделся.

Большое низкое помещение с кирпичными неоштукатуренными стенами и единственным заколоченным досками окном в глубокой нише было тесно заставлено какими-то ящиками, тюками и ржавыми бидонами. Около стены навалом лежали старые полушубки, поношенные» но еще вполне пригодные сапоги, рубахи, брюки армейского образца. В углу Алексей заметил деревянную койку с соломенным тюфяком, а на столе, возле лампы, две немытые жестяные миски с заплесневелыми остатками еды. Несколько колченогих венских стульев стояло вокруг стола.

«Эге, да тут каптерка!» — подумал Алексей с облегчением: это объясняло, почему женщина не хотела вести его сюда.

Он переложил браунинг из брюк в карман пиджака, сел так, чтобы лицо оказалось в тени, и стал ждать.

Сверху не доносилось ни звука. Глухая подвальная тишина закладывала уши, и только в углу под полом время от времени дрались крысы.

Минут через десять дверь заскрипела. Вошли двое.

Человек, которого хозяйка называла Микошей (Алексей узнал его по сиплому пропитому басу) был сутулый длиннорукий мужик в обшарпанной вельветовой куртке. Глубоко надвинутая фуражка-мичманка оттопыривала его маленькие, как у обезьяны, уши. Под толстыми надбровьями суетились быстрые, часто моргающие глазки, а подбородок торчал вперед, и нижняя губа наползала на верхнюю.

Его напарник был не менее приметен. Та часть Молдаванки, которая создала Мишку Япончика, вполне могла бы гордиться и этим своим порождением. Верзила огромного роста, он был одет в куцый пиджачок цвета беж и синюю фуражку с угловатой тульей и плетеным шнуром по околышку. Ноги его обтягивали очень короткие, по щиколотку, брюки в мелкую черно-белую клетку, которые еще в шестнадцатом году были известны в Одессе под названием «в Париже дождь идет».

Заложив руки в карманы, верзила встал у двери. Микоша бочком придвинулся к Алексею и остановился на почтительном расстоянии, позаботившись о том, чтобы не заслонить своего напарника: в случае необходимости тот мог стрелять, не боясь задеть его.

— Здравия желаю, — пробасил он. — Говорят, вы полный день шукаете нас по всей Одессе. Это точно?

— Не знаю, вас или не вас: ищу покупателей на два плюшевых коврика, — сказал Алексей.

— Тогда, факт, нас! Мы коврики принимаем по любой цене. А что вы хотели за те коврики?

— Нужно повидать кого-нибудь из хозяев, имею до них поручение.

Микоша придвинулся ближе:

— А нельзя ли узнать от кого?

— От Феоктистова…

С этой фамилии начинался второй пароль, и, как предупреждал Алексея Рахуба, на людей посвященных она должна была произвести впечатление.

— От самого Феоктистова? — Микоша приблизился еще на шаг. — А что же он хочет?

По-видимому, он ждал, что Алексей назовет пароль до конца. Но Алексей не торопился это делать. С Микоши хватит сказанного, надо оставить что-нибудь и для тех, кто «посолиднее»…

— Что хочет Феоктистов я передам кому следует. И предупреждаю: времени у меня мало.

— Не-е, так нельзя, — промолвил Микоша, качая головой, — у нас, знаете, порядок…

— Послушайте, вы! — Алексей стукнул по столу костяшками пальцев. — Мне лясы точить некогда, и так день потерян! Еще раз повторяю: имею спешное и совершенно секретное поручение до руководства!

— А я что-нибудь говорю против? — удивился Микоша. — Просто в нашем монастыре такой устав: ежели из-за кордона, так должны знать одно петушиное словцо… Или нет?

— Знаю, можешь быть спокоен!

— Тогда, будьте ласковы, скажите.

— Кому надо — скажу.

— А мне, стало быть, не надо, так вы себе думаете?… — в хриповатом баске Микоши прозвучали вкрадчивые нотки.

Алексей чувствовал, что с каждой секундой в Микоше нарастает недоверие к нему. Надо было немедленно напомнить этому бандиту, с кем он имеет дело: как-никак Алексей был сейчас «представителем мировой закордонной контрреволюции», а Микоша и его напарник— всего только пешками в большой игре.

То, что он сделал затем, объяснить нелегко. Требовались решительные действия, а лучшего он не придумал…

Смерив Микошу взглядом, он сказал:

— Что ты артачишься? Или боишься меня? Робкий, гляжу, у вас тут народец! Ладно, я тебя успокою! — Он сунул руку в карман и, прежде чем Микоша успел ответить, выдернул браунинг.

Микоша отшатнулся.

— Но, но!… — вконец осипнув от неожиданности, произнес он.

Верзила у двери шагнул вперед, и карманы его пиджака остро выпятились.

Алексей положил браунинг на стол.

— На, возьми, — сказал он презрительно, — смелее будешь.

— Веселая картинка… — просипел Микоша.

Медленно подойдя к столу, он взял браунинг, разглядывая, повертел в руке.

— Ничего игрушечка. Только зачем же так… сразу? Даже как-то неосторожно! И больше у вас ничего нету?

— Можешь обыскать.

— Ну, ну, или я не вижу!… — поспешно и даже как будто испуганно сказал Микоша. Он явно растерялся.

Не давая ему опомниться, Алексей приказал:

— Тогда веди! И нечего тянуть, как бы после жалеть не пришлось! Теперь вроде бояться нечего?

Микоша пробормотал:

— Одну минуточку…

Он сунул браунинг за пазуху и бочком отступил к двери, где, все так же оттопырив пистолетами карманы пиджака, стоял второй бандит.

Они о чем-то пошептались. Алексей расслышал, как верзила пробурчал: «Никуда не денется!…»

Микоша вернулся к столу.

— Пожалуй, приведу кого-нибудь, — сказал он, — хотя, конечно, никакого здесь порядка нема… Придется обождать.

— Долго это?

— Не-е, полчасика от силы. А Битюг нехай посидит, вам веселее будет.

Алексей досадливо передернул плечами:

— Пусть сидит. Давай только поживей!

— Я мигом, не успеете соскучиться…

И Микоша ушел.

Битюг (Алексей по достоинству оценил меткость этого прозвища) устроился на ящике возле стены и некоторое время бдительно следил за ним. Потом это занятие ему надоело. Он зевнул, достал перочинный ножик и занялся маникюром. Он с увлечением выковыривал грязь из-под ногтей, обрезал заусенцы, обсасывал пальцы и, отводя руку, издали любовался своей работой. Сидя у стола, облокотясь и прикрыв лицо ладонью, Алексей с интересом разглядывал его пышущую здоровьем рожу, на которой цвели крупные веснушки и белый рубчатый шрам тянулся от виска до шеи.

Так они и просидели до возвращения Микоши, не обменявшись ни единым словом.

Минут через сорок Микоша сунул голову в подвал, убедился, что все спокойно, и распахнул дверь:

— Заходите.

Вошел сухощавый, среднего роста человек в примятой клетчатой кепке и штатском костюме. Микоша, заложив щеколду, спустился по лесенке и указал ему на Алексея: