Алексей Пронин - Время жестких мер Страница 14

Скрипя зубами, он тонул в делах. Ушел с работы в восемь, поехал домой. Альбины не было. Он позвонил ей на сотовый.

– Чем занимаешься?

– Волнуешься? – могильным тоном вымолвила Альбина. – Прости, дела. Сижу, гляжу в озера синие. Люди умирают, их ничем не остановить. Постараюсь вырваться часика через полтора.

Он поежился, представив эти «синие озера». Каждый день один и тот же триллер. «Покойники не умирают». Битый час он просидел в оцепенении, учась контролировать основные инстинкты, побрел на кухню исследовать содержимое холодильника. За этим нейтральным занятием его и застала Альбина. Он почувствовал изучающий взгляд в спину, резко повернулся, стиснув палку колбасы.

– Здравствуй, милый, – проворковала супруга. – Не утруждайся, если хочешь накормить меня ужином. Меня уже накормили. В итальянском ресторане «Ночи Сицилии».

– Ты встречалась с душеприказчиком убитого мафиозо, – догадался Павел.

– Убитого сына мафиозо, – поправила Альбина. – Парня убили за три тысячи. Даже не долларов. Кошмар, куда мы катимся. Полиция нашла убийцу. Отмороженный дружок не хотел отдавать карточный долг, нанял бомжа в своем дворе, кретин…

– Ты сытая, я уже понял, – вздохнул Смолин.

– Да, меня кормили паэльей с морепродуктами, поили «Слезой Христовой», а на десерт подавали бискотти, бриошь, испанские крендельки чурро и круассаны с вишневым конфитюром. А у тебя как?

– И у меня нормально, – пожал плечами Смолин. – Сейчас сварю себе макароны с колбасой и буду счастлив.

– Отлично, – кивнула Альбина. – Только не ешь никогда колбасу, купленную моей мамой. Судя по ее вкусу, корова не животное, а растение.

Он вырвался на пару часов в четверг. Летел на крыльях, игнорируя заторы и особенности отечественных дорог. Боялся, предчувствовал, радовался, как ребенок. А вдруг все будет не так? А вдруг опять этот кекс на джипе? Или квартира окажется пустой? Или дом снесли к чертовой матери…

Хлипкая лавочка у подъезда была занята. Две старушки обсуждали климатические прогнозы на ближайшие сезоны. Осень будет длинной, зима короткой, весна – ранней, морозной, начнется уже в декабре…

– Может, батареи заменят в доме, как ты думаешь, Никитична? – вопрошала иссохшая «Маврикьевна».

– Окстись, соседка. Скорее нас с тобой заменят. Сорок лет не меняли, а тут заменят? А чего ты спрашиваешь?

– Да мужчина несколько раз приезжал, странный такой, на черной машине, ходил по подъезду, вынюхивал чего-то. Я и спрашиваю: вы, мужчина, собственно, к кому? Из ЖЭКа, говорит, а у самого глаза презлые, и давай за батареи хвататься. Ничего не поняла. Но не вор, одет прилично, и машина опять же…

– Господи, всю ночь эта машина у подъезда стояла… Не из ЖЭКа он, Аркадьевна, приезжает он тут к кому-то. Живет тут кто-то на втором этаже, мы же не знаем, дальше первого не ходим. Я и сегодня его видела, приезжал, вот только не задержался…

Павел собрался притормозить, пообщаться с местными жителями, но резко передумал, отвернулся, зашагал к подъезду.

– А вот еще один, ты знаешь его, Никитична?

Он хлопнул дверью, кинулся наверх, задыхаясь от волнения – мимо изгаженных стен, расстрелянного спичками потолка… Она открыла – заспанная, щурилась, куталась в халат. Заулыбалась, повисла у него на шее. Ослабла пружина, он засмеялся, поцеловал ее в губы. Он наслаждался исходящим от нее запахом, чистым смехом, заводился от ее прикосновений, закипал, потел, как в жаркой пустыне.

– Я так боюсь… – бормотала она, обжигая его поцелуями.

– Не бойся, твой благоверный уехал, я точно знаю. Почему он ночевал в твоем доме? Я подслушал разговор старушек, они видели его машину…

– Глупенький, где же ему ночевать? Какой ни есть, а муж, глава и опора семьи…

И вновь по заведенной схеме. В минуту просветления он спохватился, время вышло, пора идти – тянуть лямку в своем мире. Казалось, он насытился этой женщиной. Она уснула, он выбрался из постели, торопливо покинул квартиру. Отъехал, встал, уткнувшись в местного полумертвого алкаша, форсирующего переправу. С чего он взял, что насытился? Разве можно ею насытиться? Четверть часа разлуки, он снова нервничал, чесался. Он должен был непременно ее увидеть. Нет, нельзя, хватит. Хорошего помаленьку. Езжай домой, – принялся он себя уговаривать. Завтра вернешься. Ты не разобрался ни с таблетками, ни с подозрительным «мужем» на черном «бумере»…

Остаток дня он был воплощением буддийского спокойствия. Ровен с коллегами, почтителен с шефом. Дома пожарил картошку, встретил Альбину во всеоружии – с широкой улыбкой, с полотенцем, наброшенным на руку. Помог раздеться, донести до кухни пакеты с полуфабрикатами. Рассказал анекдот про самую заботливую в мире девочку, у которой хомячок весит двадцать килограммов, – не имея в виду никого из присутствующих. После ужина проводил до телевизора, от телевизора в душ, из душа – в кровать. Он был безупречен и противен самому себе. Все дело испортила Альбина, отворачиваясь к стене после симпатичного домашнего секса.

– Ты просто душка, Паша. Я в восторге. Ты приложил массу стараний, чтобы сделать вид, будто ничего не происходит.

Пора кончать с этим безумием, – решил он в пятницу и никуда не поехал. Ломал себя через колено, весь день сгибался под тяжестью «медалей». В субботу понял, что терпеть невозможно, собрался, поехал. По поводу «корпоративного» пикника с коллегами так и не утрясли, Альбина по субботам работала (ведь смерть не стоит на месте). Давил на газ, сгорал от нетерпения, попал в объятия любимой женщины… и понял, что происходит неладное. Она причиняла ему боль, не чувствовала, что впивается в кожу ногтями, ее глаза были мутны и неподвижны, движения судорожны. Он оторвал ее от себя, глянул в глаза. Там стояла такая муть, что сделалось страшно. Обострение! – забил набат.

– Пашенька, я его убила… – шептала она и дрожала, как осиновый лист. – Я не хотела его убивать… но он пришел, чтобы убить меня… и так все глупо получилось…

Фантазия была какой-то странной. Кира Князева не отличалась буйством воображения, она мирно существовала в своей реальности. Стрелка не зашкаливала. Воспоминания о прошлой жизни и ложные воспоминания причудливо переплетались с действительным положением вещей, но в целом в ее мозгу царил пусть необычный, но порядок. Проклятые «витамины»! Когда же руки дойдут до этой заразы?!

– Подожди, успокойся, – бормотал он, уводя ее в спальню. – Тебе приснилось что-то страшное.

– Ничего себе приснилось, – всхлипывала она. – Я убила его своими руками… Нет, не Максима, как ты подумал? Это был кто-то другой… Щеки у него, как у хомяка, он ножом махал, прикончить меня хотел…

Он уложил ее в кровать, напоил водой. Она обняла его, начала повествовать. По ее мнению, этой ночью после крупного раздора с мужем в дом проник посторонний. Она уснула в кресле перед телевизором, проснулась, когда занервничал ангел-хранитель, услышала шум в прихожей, спряталась за креслом. Ночной пришелец проследовал в спальню, обнажил нож, там она его и подловила, когда он свесился из окна. Тело оттащила, бросила в реку, до сих пор ее колотит и конечности гудят…

Ее рассказ вполне тянул на фантазию, кабы не три «но». Во-первых, Кира действительно была измотанной – она с трудом ходила, на пальцах красовались ссадины, ноги были сбиты – ее и впрямь носило ночью по каким-то буеракам. Об этом косвенно свидетельствовал и постиранный плащ в ванной комнате, и сохнущие на подоконнике кроссовки. Но главное – и эта мысль ввергала его в прострацию – в глубине дворов в Депутатском микрорайоне (а ведь она считает, что там живет!) нет никакой речки! Имеется Каменка, но до нее изрядный крюк, и уж никак не с трупом в обнимку. А вот за Северным поселком, в обход Верещеевского парка действительно протекает «обогащенная» химией и бытовыми отходами речушка. Метров триста от барака, – еще вчера, находясь дома, он дал себе зарок, что никуда не поедет, и тут же влез в «Дубль-Гис», нашел нужный район, тупо водил мышкой по окрестностям…

– И как мне жить теперь, Пашенька? – Она по-детски морщила носик, шутила неловко. – До свадьбы не зажило, что же делать?

Он сидел, глухой, как пень, погруженный в невеселые мысли.

– Нормально будет, любимая, все образуется, – бормотал машинально.

– Нормально? – Она встряхнулась, посмотрела на него изумленными глазами. – Считаешь, все нормально? Пустяки, дело житейское, само отвалится? – Она глубоко вздохнула, прерывисто выпустила воздух. – Ладно, пойду приму витамины, может, полегчает. – Сбросила ноги с кровати.

– Конечно… – пробормотал он. Дошло, как до жирафа. – Постой. – Он вскинул голову, но Киры уже и след простыл. – Черт… – Он бросился за ней вдогонку.

Когда он вбежал на кухню, она уже выпила горсть своих пилюль, запила водой из графина. Повернула голову и посмотрела на него пустыми глазами.

– Проблемы, милый?

Он ненавидел себя. Давно пора разобраться. Да, он любил ее, он барахтался в болоте, но так не хотелось нырять в него окончательно. Куда уж проще – не задавать вопросов, резвиться в кровати, уходить, зная, что завтра можно снова приехать, и тебе обрадуются, сделают приятное…