Т. Паркер - Красный свет Страница 14

Мерси пока не могла решить, интересно это или нет. Сделала запись: «Все белокурые для Боттса, но в шкафу были парики и других цветов».

– А чем ей не подходили другие церкви?

– Слишком ограниченные, личностные, любопытствующие, компанейские и недостаточно... религиозные. Обри желала справедливого, но сурового Бога. Хотела быть наказанной, потом спасенной. Считала, будто заслуживает того и другого.

Мерси задумалась о противоречиях Обри Уиттакер: продавать тело и искать душу; Бог прощающий и Бог гневный.

– Что еще вам известно о человеке из церкви?

Боттс положил локти на стол. Плечи пиджака приподнялись еще больше.

– Высокий. Сильный. Красивый. Вежливый. Честный. Неженатый. Она объяснила, что он не похож на всех мужчин, какие ей встречались.

– Где он живет?

– Обри не говорила.

– Прихожанин этой церкви?

– Скорее всего.

Мерси задумалась.

– Была она влюблена в него?

– Думаю, да.

– Опасалась за свою жизнь?

– Нет. Она не считала, будто находится в какой-то смертельной опасности.

– Какой вы поставили ей диагноз?

Боттс снова откашлялся.

– Депрессия.

– И что ей прописали?

– Ничего. Мы разговаривали о лекарственной терапии, ее плюсах и минусах. Обри решила не проходить этот курс.

– Решение было правильным?

– Полагаю, да. После первого часа нашей беседы я сказал ей, что у нее очень глубокие, не находящие выхода чувства к отцу. Она рассмеялась очевидности этого. Я – нет. Подробности той истории рассказывать вам не стану. Лишь добавлю, что для таких чувств были серьезные причины. Ни психозом, ни галлюцинациями Обри явно не страдала. Я обнаружил у нее склонность к мании величия и, возможно, к паранойе, склонность к депрессии. Она была расположена к самобичеванию, самоосуждению. Мне было ясно, что широкие сферы ее чувств остались невыраженными и неизученными, особенно гнев. Обри подавляла некоторые эмоции для самозащиты. Но по-моему, для своего возраста она была проницательной, самоуглубленной, психически здоровой. Я не считал, что ей нужны медикаменты. Ей была нужна медитация. Время, чтобы разобраться кое в чем. И новая работа, предпочтительно в другой части мира. Где угодно, только не здесь и не в Орегоне, где Обри росла. В Портленде.

Мерси записала: «Для Боттса Орегон, для Майка Айова».

– Доктор, какой она была? Если без научной терминологии?

Боттс улыбнулся:

– Непочтительной, настороженной, временами язвительной, склонной к самоуничижению, самоосуждению. Легко переходила от веселости к суровости. Кое к чему относилась с особой нежностью. К лошадям – хотя ездила верхом всего несколько раз. К хорошим мужчинам – хотя не встречала таких до этого нового знакомого. Мне было ясно, что Обри много думает о некоем идеальном мире, из которого чувствовала себя изгнанной. Сдерживала наиболее гнетущие, отрицательные чувства к мужчинам и к себе.

– А как Обри к себе относилась?

Боттс вздохнул:

– Главным образом ненавидела себя, сержант. Временами жалела.

Мерси задумалась о том, что жизненный путь может несколько искривиться, а потом кривизна заставляет тебя двигаться по кругу, как вывернутый руль машины. Беда в том, что двигаться приходится быстро, можно потерять управление и врезаться в грузовик. Грузовик с глушителем.

– Говорила она когда-нибудь о своем боссе?

– Нет, ни разу.

– О Горене Моладане?

– Нет.

– Насколько мне известно, клиенты у нее были не только направленные из конторы. В неблагоприятных обстоятельствах это может стать роковым.

– Похоже, сейчас все может стать роковым. Езда по скоростному шоссе, открывание двери на стук.

Мерси зачастую воспринимала подобные слова как профессиональное оскорбление, но эти пропустила мимо ушей.

– Доктор Боттс, Обри сама оплачивала ваши консультации?

– Да.

– И последний вопрос, доктор. За то время, когда вы общались с ней, на скольких мужчин она возлагала надежды, как на этого знакомого из церкви?

Боттс медленно, печально покачал головой:

– Только на него.

Ланс Спартас, помощник пастора ньюпортской маранатской церкви, настоял на встрече с Мерси вне храма. Она уловила в этом нечистую совесть: ведь номер его кредитной карточки обнаружили в записной книжке проститутки.

Спартас был высоким, темноволосым, красивым и улыбался так, словно попался на чем-то и знал, что от него хотят. Тридцати с лишним лет. Элегантно одетым, с большими часами, модной стрижкой. «Тот еще тип», – подумала Мерси. Он вызвал у нее что-то похожее на брезгливость.

Они сидели в баре небольшого дорогого ресторана на Прибрежном шоссе. Аквариум во всю стену позади стойки казался Мерси каким-то потусторонним миром: блестящие привидения непринужденно плавали среди камней и пузырей. Бар был почти пуст.

– Спасибо, что встретились со мной на стороне, – сказал Спартас. Его голос звучал обеспокоенно.

– Я понимаю.

– Собственно говоря, я почти не знал ее. Обри всего раз приходила в мою часовню. После богослужения вступила в мою группу «Бессемейные христиане». Это было полтора-два месяца назад. Больше я ее не видел.

«Нечистая совесть, – снова подумала Мерси, – готов помогать, угождать, лгать...»

Подошла официантка и улыбнулась Спартасу. Она называла его Ланс. Он ее – Шерри. Спросил, как она себя чувствует и когда придет помолиться с ним.

– Субботние вечера – это ужас какой-то, – вздохнула Шерри, всовывая пачку денег в пластиковый держатель на круглом подносе.

Она подала безалкогольный коктейль Спартасу, чашку кофе Мерси и, поскрипывая кроссовками, ушла с подносом.

– Бывали когда-нибудь дома у Обри?

– Нет. Я понятия не имею, где она жила.

– Виделись с ней вне церкви?

Спартас, плотно держа в губах соломинку, покачал головой. Бросил взгляд на Мерси, потом уставился на аквариум.

– В церковь Обри приходила одна?

– Да. После богослужения пошла к бессемейным. Представилась, сказала, что работает консультантом по организации сбыта, недавно приехала из Форт-Уорта, штат Техас. Выросла там. Добавила, что любит верховую езду, роликовые коньки, ходить в картинные галереи. Назвалась двадцатитрехлетней, но мне показалось, она младше. В газете написано, ей девятнадцать лет. Я не думал, что она такая юная. Меня удивило, что она работала профессиональной спутницей.

– В самом деле?

– Конечно.

Когда он бросил на Мерси быстрый взгляд, она заметила в его глазах виноватое выражение. Родную мать не смог бы обмануть, подумала она. И записала третий «родной» штат Обри Уиттакер.

– Что вы о ней думали?

Спартас некоторое время молчал, помешивая коктейль.

– Она была слегка отчужденной. Какой-то надменной. Словно бессемейные христиане чем-то ниже ее. Производила впечатление искушенной. Обладала острым языком. Высокая. Привлекательные лицо и фигура. Красивые черные волосы.

Мерси записала, что для Спартаса Обри была брюнеткой.

– Чего она хотела от этой группы?

Спартас кивнул:

– Я тоже задавался данным вопросом. Наверное, того же, что и все мы. Сообщества. Дружбы. Может, кого-нибудь, чтобы влюбиться. Но я не знаю. Обри как будто не особенно интересовалась нашей деятельностью или нашими членами. Правда, была она у нас всего однажды, словно приценивалась.

– Позже вы звонили ей?

Мерси почувствовала, что Спартас содрогнулся. Он вытер рот салфеткой.

– Нет. – И взглянул на нее. – Да. Да.

– Не хотите рассказать мне об этом?

– Я спрашивал, не поедет ли она с нами в выходные на лыжную прогулку в Биг-Бир. Она отказалась.

– Потом вы попросили ее о свидании.

Снова нервозная дрожь.

– Да.

– И когда она объяснила положение вещей, вы достали кредитную карточку.

Спартас глубоко вздохнул, посмотрев на Мерси со стыдом и страхом.

– Куда вы поехали?

– В отель «Четыре времени года».

– Пятнадцатого октября, в понедельник вечером.

– Кажется.

– А поточнее нельзя?

– Да, в тот вечер.

– Сколько заплатили?

– Тысячу за... нее. За номер триста пятьдесят. И еще пятьдесят за сыр и вино.

– Долго вы были с ней?

Спартас покачал втянутой в плечи головой:

– Пять минут.

Когда подошла официантка и спросила, как дела, Ланс выдавил жалкую улыбку:

– Все превосходно, Шерри. Спасибо.

Мерси посмотрела, как она возвращается к другим официанткам возле стойки бара.

– Хорошие это были пять минут?

– Оставьте, – промолвил он. – Да, конечно. Превосходные.

Мерси отхлебнула кофе, ощущая исходящие от Спартаса волны смущения.

– Потом еще приглашали ее?

– Нет. Только тогда. Это было... первый раз в жизни за деньги. – Он повернулся к Мерси. – В церкви об этом не станет известно, так ведь? Иначе вся моя жизнь пойдет псу под хвост.

– Если будете лгать мне, станет.

– Я с вами совершенно откровенен.