Алексей Макеев - Эхо дефолта Страница 14

– Согласен, – кивнул Ржевский. – Но вы так говорите, потому что не видели нашего Ветринова. Это же была целая история – как он выходил из машины. Например, с банком-то все было ясно: он въезжал во внешний двор, а дальше для него был построен еще внутренний двор с крышей, он там и выходил. А вот когда шеф приезжал к Нонне, то сперва из машины выходил охранник и проверял подъезд, потом шефу давалась отмашка, и он почти что выбегал из машины и сразу в подъезд. Вот так.

– Не могу одобрить его поведения, – заметил Гуров. – Он такими финтами просто показывал всем, какой он трус, но степень своей безопасности не увеличивал.

– Не знаю, – Ржевский отклонился к спинке кресла. – Ну, в общем, вот мы и подошли к тому, что я и сказал ранее. Сам Анатолий Анатольевич вычислил, что если его захотят убить, то скорее всего его отравят. Поэтому и взяли на работу меня.

– Как я понимаю, питался ваш шеф с такими же осторожностями, как и… – Гуров замолчал, подыскивая слово, но Ржевский, улыбнувшись, помог ему.

– Так же, как и жил, – сказал он.

– Согласен, – сказал Гуров. – Но все-таки, когда мы выяснили все эти пикантные подробности, ответьте мне, пожалуйста, на вопрос: кого боялся Ветринов? От кого он так перекрывался? Ведь нельзя жить и каждого человека опасаться.

– Он боялся всех, – спокойно ответил Ржевский. – Его любимой темой разговора, я имею в виду после темы покушать, был разговор о том, что все продажны, всех можно купить и перекупить, продать и перепродать.

– Весельчак был Анатолий Анатольевич.

– Да уж.

– Ну а кто стал бы перекупать всех, кого он называл? Кто именно? Ну, например, – Гуров улыбнулся, – его теща, его жена, Нонна… кто конкретно?

– Но только не Нонна, – Ржевский высказал это резко, и Гуров с интересом взглянул на него. Ржевский, встретив взгляд Гурова, покраснел.

– Я хотел сказать, что ей это было бы невыгодно, да и вообще, не такой она человек, чтобы… чтобы убивать… Проще уж заподозрить меня.

– Вот как? А почему?

– Ну, почему… – Ржевский растерялся, подумал и смело закончил: – Ну, потому что, например, я ученый, исследователь и…

– И вам было любопытно посмотреть, как действует один из известных вам ядов? – усмехаясь, закончил Гуров. – Как хорошо вы себя оговорили. Зачем вам это?

– Я просто привел пример! – воскликнул Ржевский.

– А мне не надо просто примеры приводить! – рявкнул Гуров.

Ржевский от неожиданности вжался в спинку кресла и испуганно заморгал.

– Я задал вам конкретный вопрос! Я спросил: кого опасался Ветринов? Кого он подозревал в возможностях подкупить своих людей?

Ржевский, все так же сжавшись, посидел в кресле, подумал и пробормотал:

– Конкурентов.

– Прекрасно, – одобрил Гуров. – До этого мы еще доберемся. Еще кого?

– Жену, – начал перечислять Ржевский, – тещу, но ее особенно Анатолий Анатольевич не опасался, она редко к ним ходит… Ну, кого еще. Наверное, брата, потому что брат – один из его наследников. Детей у Анатолия Анатольевича нет. Не было.

– Хорошо, – вздохнул Гуров. – Как я понял, весь мир хотел смерти Ветринова.

– Да, примерно так.

– А, например, Гранина, своего заместителя, он тоже подозревал?

– Вы знаете, нет, на него только ругался. Дело в том, что Вениамин Петрович – человек, обремененный семьей и родственниками жены, и ему слишком уж не до того, чтобы еще и строить коварные планы. Элементарно не хватает времени человеку, успеть бы разобраться со своими многочисленными бабами.

– Так считал Ветринов?

– Да, так считал Анатолий Анатольевич.

Гуров позвонил, и им принесли кофе.

Ржевский повеселел. Гуров же, найдя в столе Стаса сигареты и снова вспомнив о своем исчезнувшем напарнике, похмыкал, закурил и продолжил беседу:

– Ну, хорошо, тогда давайте разберем случай, произошедший сегодня. Сегодня оказалось, что вы были на месте, но оказались бесполезны. Почему? В чем же тогда состояли ваши обязанности, если яд… – Гуров помедлил и произнес: – Самый обыкновенный цианистый калий, яд очень известный, вдруг оказался в нужном месте в нужное время, а вы остались не у дел.

– Ну, надо же понимать, – Ржевский слегка улыбнулся, но было заметно, что эта линия разговора ему не нравится. – Надо же понимать, что имелось в виду, когда решался вопрос о постоянном присутствии врача. Нельзя предугадать все случаи. Я всегда делал анализы еды, которую приносили в кабинет Анатолию Анатольевичу, но когда, например, он встречался в ресторанах с деловыми партнерами, то я просто ждал в машине внизу. Анатолий Анатольевич ел только то, что ели его партнеры, и ничего больше… Если же после встречи у него были какие-то проблемы, то я быстренько делал анализы и принимал медикаментозные меры. Если считал нужным. Но, между нами говоря… – Ржевский даже покраснел и понизил голос, настолько, похоже, парень стеснялся самого себя и своих простых хитростей. – На самом деле, если я видел, что все нормально, то давал или слабительное, тогда Анатолий Анатольевич очень хвалил меня за работу, или, наоборот, давал успокаивающее, и тогда он… ну, короче, шел спать.

– Успокаивался то есть.

– В какой-то мере, безусловно.

– Что из себя представляет жена, то есть теперь уже вдова Ветринова? – спросил Гуров.

– На мой взгляд, абсолютно неинтересное существо, – ответил Ржевский. – Она очень больной человек. Невроз, я думаю. Отягощенный истерией по причине некорректного поведения мужа.

– Это интересно, – пробормотал Гуров. – А кроме нее и брата, больше родственников у Ветринова нет?

– Мне больше никто неизвестен.

– Что вы можете сказать о брате?

Ржевский помялся и тихо спросил:

– Можно мне сигарету? Я себе не успел купить…

– Да, пожалуйста, – Гуров пододвинул пачку сигарет к Ржевскому, – тем более что они не мои, а полковника Крячко.

– А этот полковник…

– Помните мужчину в короткой курточке и в сапогах, как у д'Артаньяна? Так это он.

– А он… этот полковник… – Ржевский неожиданно покраснел, затем побледнел и замолк. Гуров, прищурившись, взглянул на него.

– Что вы хотели спросить? – Сыщик протянул Ржевскому зажигалку, тоже найденную в ящике стола у Стаса.

– Я… хотел… – повторил Ржевский, прикуривая. – Он, этот ваш полковник, сейчас где? Когда я… когда меня увозили, он оставался у… в квартире.

– Может, до сих пор там еще и торчит, – раздраженно бросил Гуров, – никак не могу ему дозвониться.

Он взял свой телефон со стола и набрал знакомый номер. Подождав и послушав длинные гудки, полковник отложил телефон.

– Или отключился, или не слышит, – резюмировал он. – Но при нашей работе такое бывает.

– Зачем же отключать телефон? – пробормотал Ржевский. – Зачем же его отключать, если он есть?

– Да мало ли, – Гуров внимательно изучал изменение расцветки лица Ржевского и решил не шутить, а ответить почти правду. – Бывает же так, что лежишь в засаде и вдруг звонит телефон. Сами понимаете, зачем это нужно?

– Лежишь, и звонит телефон, – убитым голосом повторил Ржевский и опустил голову.

– Вы хотели мне рассказать о брате вашего шефа, – напомнил ему Гуров, постучав пальцем по столу.

– О брате? – повторил Ржевский. – А что о нем говорить? Обычный… обычный научный работник. Историк, кажется. Или философ. Не помню, в общем, что-то такое…

– Где он работает? В вузе? В каком?

– Александр Анатольевич? Нет, не в вузе. Он вообще-то хозяин маленького магазинчика где-то на проспекте Мира. Но я там не был, я только пересказываю, что слышал.

– А говорите, историк!

– Он историк, кажется, кандидат наук. Если бы у него бизнес шел хорошо, он был бы бизнесменом, а так только постоянно рассказывает о своих неудачах. Конечно, историк!

Гуров рассмеялся. Он не ожидал от Ржевского такого неожиданного юмора.

– Историк, значит, – повторил он. – Это интересно. А чем же торгует его магазин?

– Не помню, кажется, едой.

– Едой?

Глава третья

Стас не потерял сознание.

То ли череп у него оказался покрепче и позакаленней, чем думали эти братки, то ли просто удар прошелся вскользь, что вероятней всего, но он почти все нормально видел и почти нормально соображал, только движения были заторможены. И все-таки в голове было не совсем свежо, а очень даже туманно и вдобавок подташнивало.

Стас закрыл глаза и притворился полностью потерявшим сознание. И почувствовал, что на самом деле начал его терять. По чуть-чуть. Понемножку.

Выпрыгивать одному против четырех, на их территории, да еще в тесноте, – эти подвиги удачи сулили мало. Такие классы рукопашного боя мог показывать только хронически улыбающийся Джекки Чан, да и то – в киношном варианте. А как он действует на самом деле – это Стасу было неизвестно. Да сейчас его этот вопрос занимал мало. Не сдохнуть бы. Или оклематься слегонца да погибнуть героически, если удрать не получится.