Фридрих Незнанский - Кто правит бал Страница 14

— Знаете, что нас объединяет? — спросил вдруг Турецкий.

— Объединяет? — рассеянно переспросила Качалова.

— Да, мы ведь оба стали отщепенцами на празднике жизни, который устроила себе Элеонора Львовна…

— А, подарок? — Вера снова сложилась пополам от хохота, задумчивости как не бывало. — Так вы не в курсе?

— Нет, — обиженно ответил Турецкий: выходит, отщепенцем был только он один, Фроловский жене проболтался, а Ирина ему так ничего и не рассказала.

— О, это что-то, — не переставая смеяться воскликнула Качалова. — Даже я бы сказала — нечто! Это даже веселее, чем история моей жизни.

— Расскажете?

— Я подумаю.

Додумать Вера не успела, потому что буквально в следующее мгновение на них плотной стеной обрушился ливень. Качалова, щадя тощий кошелек Турецкого, увлечь себя в ресторан не позволила, правда, такси, на котором Турецкий отвез ее домой, тоже потянуло на значительную часть его зарплаты, но он посчитал данное капиталовложение весьма выгодным. Тайны бабушкиного подарка он так и не узнал, но зато успел выяснить, что Вера не совсем счастлива в браке, что она предпочитает мужчин как раз его типа, то есть тех, кому не чужды простые радости жизни, что связь столь дальних родственников она не считает кровосмешением и вполне допускает, что Фроловский всецело поглощен работой, долгими унылыми вечерами она одинока и покинута и что в принципе у него есть хорошие шансы для хорошего флирта.

7

— Как ты думаешь, Толян, сколько таких кружек пива мы теперь сможем купить? — спрашивал худой толстого, в сотый раз проверяя ботинком, на месте ли рюкзак.

Они сидели в уютном немецком баре, потягивая пиво и закусывая теми самыми булочками, которые так любил бедняга Ганс, царство ему небесное. Напряжение последних часов отступило, тело наливалось приятной усталостью, тянуло строить планы на будущее, чесать языками, хохмить, ну и, конечно, говорить о бабах.

— Ну что, помирился ты со своей Асенькой? — спросил Толик. — Перед отлетом все уши мне про нее прожужжал, влюбился прямо как пацан, а она из тебя веревки вьет. Может, и денежки тебе для нее нужны, а?

— Не только ж пиво пить, — ответил Максим, как раз прихлебывая из огромной кружки «Бундесбир». Ася была его последним большим, но очень коротким увлечением. Познакомились они не в каком-нибудь ночном клубе, как можно было бы подумать, а в тренажерном зале. Максим туда ходил регулярно, чтобы не растолстеть и по-прежнему убивать одним ударом кулака, а Ася пришла покачать и без того безупречный пресс. Убивать кулаками ей никого не надо было, Максим это понял сразу. Мужики в зале были собой все видные, но никто приставать к Асе не стал — уж больно высокомерная и красивая была, тужились со своими штангами, делали вид, что новенькой и нет. Асю это не смутило. Привыкла, наверно, что мужики ее боятся, и подошла к Максиму первая. Почему именно его из толпы выбрала — непонятно.

— Ты не поверишь, Толян, — говорил Максим товарищу, — первый раз с бабой знакомлюсь не в ресторане, не в клубе, не в каком-нибудь культурном месте, а в качалке, и подкатывается она ко мне сразу почти голая. Я просто опупел.

Впрочем, и в таком знакомстве есть свои преимущества. Подошла она к Максу вся такая ладная, стройная, потная, как будто ее только что целый взвод оттрахал (или, скорее, она целый взвод оттрахала). Максим сначала разговаривал с дамой стоя, но потом настоятельно попросил ее сесть и сел сам. Ася щебетала минут десять и потом сбежала. Максим прощался с ней сидя, потому что представил хохот мужиков, которые увидели бы его во весь рост. «Жаль, на тренировки в джинсах ходить нельзя, — думал потом Максим. — Может, трусы какие-нибудь металлизированные есть вроде доспехов?»

У Аси подобных проблем, понятное дело, не могло быть в принципе. Свое роскошное тело она изводила на тренировках на все сто. Если бы Максим сам был не таким жилистым, то ему надо было бы здорово опасаться за свои кости, очутись они в объятиях этой девушки.

— Не было такого скотства, — продолжал он с гордостью рассказывать Толику, — которого мы с ней не попробовали.

— Что, — ухмыляясь, спросил толстяк, — она и писала на тебя? — и с необычной для человека такой комплекции стремительностью нагнулся, чтобы уклониться от летящей в него кружки Максима. — А чего ты заводишься, Макс, я в порнухах еще и не такое видел.

— Лучше бы ты живых баб трахал, а не черт знает что смотрел, — ответил Максим и снова ударился в воспоминания, взбадриваемый пивными парами.

Помимо атлетического постельного секса Ася увлекалась шейпингом. Это и навело Максима на мысль насладиться Асей как-то по особенному, и он предложил ей исполнить полный гимнастический комплекс специально для него и в чем мать родила, а он, Максим, снял бы все на видео. Ася неожиданно быстро согласилась, Максим взял у Толика камеру и даже пролистал по этому поводу учебник по операторскому мастерству. Впрочем, все срежиссировала сама Ася, Максим просто сидел и смотрел. «Как это так здорово у нее получается, — думал он, — совсем не вульгарно и даже красиво, и к тому же вон как вертится, а сиськи не дергаются. Училась где-то, что ли? — Тут Максим с содроганием представил себя в такой же обстановке. — Нет уж, — решил он, — голый мужик, выполняющий физические упражнения, должен быть отвратительным».

Запись получилась отменной с первого дубля. Камера зафиксировала все волнующие Асины штучки — от подмышек, блестящих от пота, до мерно вздымающегося плоского живота. Особенно взволновал Максима комплекс упражнений на полу, когда его любимая разводила и сводила ноги прямо на камеру. Куда уж тут Шуре Каменевой, то бишь Шарон Стоун, стеснительно переставляющей ножки на виду у всего полицейского управления в «Основном инстинкте»! Максим потом подумал было попросить Асю повторить все еще раз, но в туфлях на высоком каблуке, но почему-то постеснялся.

С этой-то злополучной кассеты и начался их разлад. Максим целыми днями просиживал перед видиком, любуясь на свою пассию. Асе сначала это нравилось, а потом она обозвала любовника извращенцем и выбросила кассету в окно. Максим сразу же побежал ее поднимать, но было поздно. Кассета оказалась на проезжей части, и ее переехал на глазах у Максима грузовик. У нашего героя случилась первый раз в жизни истерика, как будто это не кассета погибла, а сама Ася. В тот же вечер они первый раз подрались, причем неизвестно, кому больше досталось, возможно, и Максиму, изнуренному постоянным трахом. В общем, Ася ушла и больше не появилась. Впрочем, он с самого начала подозревал, что не один у Аси, а есть у нее если не муж, то еще как минимум парочка таких, как он.

— Ага, ты, значит, не в Асю влюбился, а в кассету с Асей, — сказал толстяк, обнаруживая глубочайшие познания в психиатрии. — Вот видишь, это тебе надо к живым бабам привыкать вместо видашных, а не мне.

— Веришь, Толян, все бы деньги отдал, только бы она вернулась, — продолжал Макс, которого уже начинало потихоньку развозить от пива.

— Ну, это ты зря, — ответил Толик, доставая ручку и принимаясь что-то писать на салфетке. — Давай посчитаем. У тебя, считай, в кармане 25 миллионов долларов. Если ты будешь ходить в ночные клубы, знакомиться там с девочками, а они там, уж, пожалуйста, поверь мне, поверь и не качай головой, свое дело знают, ночью тебе заснуть не дадут, и будешь платить за девочку по 200 долларов, то твоих денег тебе хватит на 125 тысяч девочек. Слышишь, ты, пень влюбленный? На 125 тысяч девочек. Это целый город женщин, и все твои. А теперь слушай дальше.

Толик позвал официанта, что-то ему объяснил, и немец прибежал с калькулятором.

— Смотри сюда, Сван несчастный, — продолжал Толик, — смотри и слушай папочку. Предположим, ты каждый день будешь ходить в ночные клубы и приводить себе оттуда бабу. Тогда, чтобы перетрахать 125 тысяч баб, тебе понадобится, так, делим 125 тысяч на 365, понадобится приблизительно 342 года. Слышишь, дубина, 342 года! А если ты будешь приводить домой каждый день двух баб, на что тебе, я уверен, сил не хватит и на неделю, то твоих деньжат хватит на, делим 342 на 2, ну вот, на 171 год. И ты надеешься прожить еще 171 год? Молоток!

Где-то посередине этой математической тирады Толика Максим стал хихикать, но в самом конце внезапно посерьезнел. Через окно было видно, как у бара, взвизгнув тормозами, остановились две машины и из них что-то уж очень стремительно, сразу было видно, что не просто так, вышли, а точнее, выскочили люди. Толик продолжал восхищаться трахательными перспективами Максима, а заодно и своими, переводя 125 тысяч женщин на полки, батальоны, роты и отделения, а равно и взводы, вспоминал Панурга из «Гаргантюа и Пантагрюэля», который хотел за одну ночь перетрахать целую армию женщин, красивых, как богини («эта армия теперь дислоцируется в Москве в ночных клубах и каждую ночь сражается с мужиками не на жизнь, а на смерть, то есть на баксы»). Внезапно Максим крикнул ему: «На пол!» — и, как-то успев перевернуть стол, плюхнулся рядом со своим не менее сообразительным товарищем на мешки с деньгами. Тотчас же на толстой дубовой столешнице появились дырки от пуль; в зале раздался крик, визг, звон разбившейся посуды и в довершение всего русский мат.