Аркадий Адамов - Петля Страница 15

Елизавета Михайловна снова кивает и впервые за всю беседу подает реплику:

— Даже жениться предлагали.

И тонко улыбается при этом.

А я горестно соображаю, сколько же человек со всех концов страны нам придется проверить. Ведь вполне возможно, что как раз кто-то из них и оставил те самые следы у березок. Да, открывается новое и весьма важное обстоятельство. Ради одного этого стоило прийти в этот дом и столько времени терпеливо выслушивать его хозяина. Но теперь, кажется, мне можно взять инициативу в свои руки.

— Скажите, Елизавета Михайловна, — обращаюсь я к молчаливой хозяйке. — Вера не рассказывала вам о каком-нибудь человеке, который за ней ухаживал и ей самой бы нравился?

— Ах, Виталий Павлович, Виталий Павлович, — вмешивается Меншутин и укоризненно качает головой. — Вот опять вы не туда сворачиваете. И все-то вам самоубийство мерещится. Ну, я же вам уже говорил: забудьте этот вариант. Во-первых, самоубийцы оставляют письма. А Верочкиного письма ведь вы не обнаружили, не так ли? Во-вторых, для самоубийства нужны веские причины. Вот. Таких у Верочки не было и быть не могло. А любовь нынче на самоубийство молодых людей не толкает. Не тот век. Не тургеневские, знаете, нравы. Цинизм кругом, практичность. То есть я хочу сказать — у некоторой части молодежи. Вот. А у большинства — многообразие интересов, работа в коллективе, дух соревнования, творчества. Ну какое тут может быть самоубийство, помилуйте?

— Я не настаиваю на этой версии, Станислав Христофорович, — говорю я. — Но ведь слишком необузданная любовь может привести и к убийству тоже.

— Современный Отелло? — со снисходительной усмешкой осведомляется Меншутин. — Чепуха, мой дорогой. Прошли тургеневские времена, прошли и шекспировские. Я вам уже сказал: в наш рациональный век молодежь уже на это не способна. А вернее, от всего этого излечилась. Правда, Лизонька? — обращается он к жене.

Та в ответ неопределенно пожимает плечами, а на бледном ее лице появляется такая же неопределенная улыбка.

— А все-таки, — не очень вежливо настаиваю я, обращаясь к ней, — говорила вам Вера что-нибудь на этот счет? Может быть, называла какое-нибудь имя?

— Нет, — качает своей пышной прической Елизавета Михайловна. — Она ничего мне не говорила. Она была сдержанной и воспитанной девушкой. И посторонним людям…

— Ну, Лизонька. Ну что ты!.. — Меншутин перебивает жену и даже наклоняется в ее сторону. — Вот уж никак не посторонние. Мы принимали в ней такое участие. Что ты скромничаешь?

— Да, конечно, — смешавшись, говорит Елизавета Михайловна, и в холодных глазах ее мелькает беспокойство. — Но Вера была такая… скованная. Чашку чая даже… как-то неловко… все порывалась быстрее…

— Да, да, — подхватывает Меншутин. — Она была очень застенчивой, бедная девочка.

— Но вы сказали, что ей даже предлагали жениться, — напоминаю я Елизавете Михайловне. — Кто же, вы не помните?

— Ах, не помню уже, — она устало проводит тонкой, почти прозрачной рукой по лбу.

— Не тот ли парень из Латвии? — пытается помочь ей Меншутин. — Помнишь, они заезжали к нам по пути в гостиницу? — И, обернувшись ко мне, поясняет: — Вера ехала дальше, в Моссовет, с бумагами, но одна оказалась мной не подписана. А я как раз обедать приехал.

— Нет, кажется, не он, — качает головой Елизавета Михайловна. — Кажется, тот был с Украины. А впрочем… Нет, не помню.

Она снова проводит рукой по лбу.

— Верно, верно, — подхватывает Меншутин. — С Украины. Как же его фамилия была? — Он задумывается. — Сейчас, сейчас… В общем, это нетрудно будет установить.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Разрешите заехать к вам на работу, допустим, завтра?

Но про себя я решаю, что по поводу всех этих ухаживаний и возможных романов, пожалуй, лучше всего побеседовать с Любой и другими девушками в ее комнате. «И куда приятней», — тоже мысленно добавляю я.

— Приезжайте, — покровительственно говорит Меншутин. — Всегда рад.

Я благодарю, поднимаюсь из теплого, удобного кресла и начинаю прощаться.

На улице, шагая к метро, я продолжаю думать о новых, так неожиданно возникших осложнениях. Сколько же людей по всей стране нам предстоит разыскать? И как среди них найти того, единственного, который был в тот вечер с Верой? А может быть, он и не среди этих людей?

Мне приятно пройтись. Морозно, тихо, ветра нет, падает легкий как пух снежок. Голова болит, во рту противный вкус от последней сигареты. И еще я здорово голоден.

Я не могу не думать о делах, когда все так неясно еще, все висит в воздухе, когда перед нами десятки дорог и тропинок, загадок и вопросов. Накопление тумана. А перед глазами у меня стоит Вера, две Веры — мертвая и живая, и кто-то должен ответить за эту несправедливую, противоестественную, ужасную смерть. Кто-то должен ответить. Этого требует не только чувство элементарной человеческой справедливости, не только служебный мой долг и не только закон, но и сознание, что только так можно рассчитывать не допустить в будущем ничего подобного. Неотвратимость наказания — великий тормоз в дурных, преступных побуждениях. Когда-нибудь исчезнут эти побуждения. Когда-нибудь… А пока что надо раскрыть вот это конкретное дело. И главное здесь сейчас — найти того человека. Кто может его знать, кроме самой Веры? Из тех людей, до которых мы можем сейчас добраться? Люда, Полина Ивановна отпадают, они не знают его. Кто еще? А еще Катя, школьная подруга. Ее надо непременно найти. Но как — вот вопрос. Что-то надо придумать. Может быть, эту Катю знает Верина сестра Нина? И когда Петя ее найдет… Нет, нельзя ждать. У Пети задача потрудней моей. И я могу найти Катю даже раньше и тогда, возможно, помогу Пете. Ведь Нина старше Веры всего года на два. Сестры могли учиться в одной школе. Наверняка даже. И Катя… Стоп, стоп. Что-то тут есть…

Я невольно замедляю шаг. Мне очень не хочется сейчас оказаться в метро. Я чувствую, этот переход от тишины и простора пустой, полутемной улицы к свету, шуму, суете метро меня собьет, уведет от чего-то интересного, что вертится у меня в голове. Кажется, можно найти Катю. Кажется, я нащупал к ней путь. Что ж, совсем неплохой план поиска постепенно выстраивается у меня в голове. Да, да, совсем неплохой. Значит, так…

К метро я подхожу с гудящей головой, но довольный.

Ну и денек предстоит мне завтра! Кроме новой поездки в министерство, а также в поликлинику, где лечилась Вера, придется осуществить еще и этот нелегкий поиск неведомой пока Кати. Неужели я завтра найду Катю?

Только бы мне сейчас уснуть побыстрее. Может быть, взять у мамы таблетку? Завтра предстоит трудный день, и надо выспаться.

Но назавтра меня ждет открытие, которое разом переворачивает все мои планы.

Глава 3

САМЫЕ РАЗНЫЕ ВСТРЕЧИ, В ТОМ ЧИСЛЕ И ОПАСНЫЕ

Утром мне звонит прямо домой старый мой знакомый Володя Граков. Еще рано, и я только сажусь завтракать, сбегав вниз, к почтовому ящику, за газетами.

Володя работает в одном из отделений милиции города. Он способный и старательный парень, но поразительно невезучий. Володя давно мечтает перейти на работу к нам в отдел, и уже третий раз дело срывается: то одно начальство в чем-то засомневается, то другое вдруг сочтет это нецелесообразным, а то и сам Володя неожиданно схлопочет какое-нибудь замечание, — на нашей работе без этого не бывает, тем более Володя человек инициативный и азартный. И живется Володе трудно. У него давно болеет жена, которую он страшно любит, да еще двое ребят и ни одной бабушки. Володя вечно озабочен поисками продуктов, и на работе, за его столом, всегда сложены какие-нибудь покупки. Ну, и денег у него, конечно, всегда не хватает. Другой на его месте давно бы взвыл и на все махнул рукой. Но Володя обладает редкой жизнестойкостью и оптимизмом. Мне Володя как-то оказал большую услугу в одном деле, и с тех пор я у него в неоплатном долгу. Но видимся мы редко, а уж домой он мне вообще не помню когда звонил.

— Привет, — говорит Володя, — это по твоему делу была вчера ориентировка на женские вещи? Два костюма джерсовых, голубой и коричневый, пальто, туфли, сапожки, кольцо какое-то?

— Да! — кричу я в ответ. — Точно! Мое дело! Что ты там разыскал, выкладывай скорей!

Признаться, я меньше всего ожидал пока удачи с этой стороны, ведь ориентировка была отправлена только вчера. И я сгораю от нетерпения узнать, что Володе удалось раскопать. Не будет же он мне зря звонить.

— Ну, выкладывай же, — повторяю я.

А Володя вместо этого начинает разводить церемонии.

— Ты уж извини, что я так рано звоню, — говорит. — Да еще домой. Но я…

— Кончай, — нетерпеливо обрываю я его. — Ты что, министру звонишь или послу иностранной державы? Тем более что ты просто так никогда не позвонишь, что, я тебя не знаю? Выкладывай давай.

— Понимаешь, я тут, по-моему, один из двух костюмчиков нашел, — с некоторым сомнением в голосе отвечает Володя. — Продавали его.