Николай Иванов - Наружка Страница 15

— О чем мечтаем? — в кабинет, широко распахнув дверь, вошел Моржаретов.

Получивший на днях генеральское звание, начальник оперативного управления словно воспрял, обретя новый напор и решительность. Аккурат под Указ привезли и первые комплекты генеральской формы, и на узком обмыве звездочки Беркимбаев с Глебычем, «первой величиной МУРа по объему», но последним из их троицы полковником, заставили облачиться в нее. Глебыч тут же расщелкал всю пачку «Полароида», и пока фотографии проявлялись, подняли первый тост.

— За дружбу.

Мужчины имеют право провозглашать два тоста: за женщин и за дружбу. Остальное — пьянка.

В конце вечера Беркимбаев, обняв муровца, с непререкаемой гарантией пообещал:

— Ничего, ты в своем полковничестве долго не будешь. Глебыч махнул рукой: ребята, о чем речь? Конечно, не задержусь.

Сейчас, глянув на Серафима, возбужденного и на что-то, как всегда, нацеленного, Ермек неожиданно спрятал папку с документами, которые сам только что хотел показать Моржаретову.

— Ну, так о чем мечтаем? Что плохого в жизни? — Долгие годы дружбы позволили начоперу сразу уловить состояние Ермека. Спрятанную в стол папку тоже отметил, но заострять внимание не стал.

— Какой ты быстрый, — поддержал уходящий в сторону разговор Беркимбаев. — За информацию, как ты должен знать, нынче платят. Рынок.

Моржаретов скорчил мину: так в чем дело! Прошел к стенке. Достал из хозяйского секретера пачку печенья, положил ее на стол перед Беркимбаевым. Тот не отказался, вспорол пальцем обертку.

— Давай колись, — отковырнув слипшуюся печенюшку и себе, подсел к столу начопер.

Беркимбаев начал трудно, подыскивая слова:

— Понимаешь, то… ну, что мы наметили с твоей… то есть с Людмилой… Словом, с ней ничего не получится. Буду просить Директора прекратить всю проработку операции.

Чего-чего, а подобного Моржаретов от «безпеки» никак не ожидал:

— Но это же… Как только мы прекратим работу, на нее тут же надо заводить уголовное дело.

— А потом нет? — грустно усмехнулся Ермек и отвернулся к окну.

Моржаретов посмотрел на друга, вроде бы отстранение крошившего в пальцах печенье. Но нужно было знать уважение и внимание Ермека к Людмиле, помножить на его исключительную порядочность, чтобы понять, на какой шаг пошел Беркимбаев.

— Ладно, все это — после разговора с Директором, — закрыл тему Ермек. И перешел на самого Моржаретова: — А ты чего с утра такой решительный?

Начопер переключился на свои проблемы:

— Послал Соломатина за уголовкой, а он зацепил связь. Проверили клиента — вроде балуется золотишком и ювелирными изделиями.

— Так ты радуешься из-за связи или за своего протеже Соломатина?

— И то и другое. Хотя связь только зацепили. А начинается она в Сибири, как бы не соврать, на аффинажном заводе. Что это такое, ты, конечно, понятия не имеешь.

— Абсолютно. Но если думаешь, что мне стыдно, то глубоко ошибаешься. Мне не обязательно знать все. Зато я, в отличие от некоторых, ведаю, где об этом можно спросить или прочесть.

Моржаретов поднял руки, изображая сдачу на милость победителя.

— Для твоего успокоения скажу, что мне самому об этом Рассказали только вчера вечером. Это не что иное, как заводы цветных металлов. Выплавка золота, платины, серебра — и далее по таблице Менделеева. Вот и хочу послать Соломатина собрать все, что можно, о заводе и добыче золота в крае.

— Ладно, Менделеев. От меня-то чего хочешь?

— Ничего. Чаю.

— Осторожнее, несу, — в тот же миг вошла с подносом Нина.

Зная подвижность Моржаретова, она посчитала за лучшее предупредить заранее, чем лавировать, спасая чашки, между мебелью и носящимся по кабинету начопером. Беркимбаев театрально простер руку: чай заказывали? Прошу.

— Ну так что? Будешь засылать своих орлов в Сибирь? Лично у меня это ассоциируется только со ссылкой декабристов. Да и ты, будем откровенны хоть перед самими собой, на что-то более гуманное не способен.

Уж тут-то Моржаретов категорически не согласился:

— Сибирь, брат ты мой, это не наша московская клоака. Пусть съездят, посмотрят на нормальных людей, увидят человеческие отношения. Это и для здоровья полезно.

— Как я понял, тебе памятника в Москве за такую любовь от благодарных жителей столицы не дождаться. Моржаретов поддержал однозначно:

— Не видать, Ермек, это уж точно. Если Россия — дом, то Москва — ее кухня. И, к сожалению, сварливая, грязная, и копоти, тараканах, запахах…

Серафим даже сам передернулся, высыпав горсть таких эпитетов. Поводил донышком чашки по краям блюдца. Обычно даже о серьезных вещах они с Ермеком вели разговор в шутливой манере, а вот про Москву — в лоб, без обиняков и приглаживаний. Может, из-за того, что в силу служебных обязанностей видели оборотную, неофициальную сторону встреч, презентаций, договоров и соглашений, неоновой роскоши, ночных казино, офисов, тусовок, баров, клубов, глянца, лоска и блеска, которыми столица пыталась загородиться от бездомных, нищих, пьяниц, проституток, просто умирающих на улицах и в подворотнях.

Москва первой безжалостно разрывала Россию на богатых и бедных, именно она сузила государственные интересы Отечества до размеров Садового кольца. Она плевала на окраины и откровенно презирала тех, кто работает и хоть что-то производит. Впервые за долгие-долгие годы о ней стали говорить лишь как о столице банкиров, бизнесменов, жулья, проходимцев и политиков. Рабочие, некогда гордость и слава столицы, оказались оплеванными вышедшим из ресторана «новым русским». Амбициозная Москва теперь любила только саму себя и тем заслужила презрение всей остальной России…

— Ладно, повидался, попил на халяву чай, просветил насчет аффинажных заводов — кто скажет, что день прожит зря? — Моржаретов встал. — Но ты подумай о гостинцах из Сибири: кедровых орешках там, пихтового масла. Серьезно.

У двери хотел еще что-то сказать или спросить, уже серьезное и, скорее всего, про Люду. Но Ермек, опережая его, хлопнул по плечу: собрался идти? Иди!

В добыче золота Россия — дура. Уже весь мир перешел на его качество в 99,5 процента, а она за ту же цену продолжала тужиться, но гнать четыре девятки.

Правда, зато все знают: золотой брус с товарным знаком СССР — лучший в мире. Один из парадоксов времени: давно нет Советского Союза, а товарное клеймо с серпом, молотом и четырьмя некогда авторитетнейшими и весомыми буквами сталось, подтверждая «гудделивери» — высшее качество.

Однако на золото глаза горят у всех. При его упоминании политические пристрастия отступают на второй план: за золотой брусок, даже с ненавистными собственным крикливым демократам, Западу и Америке буквами «СССР», хватаются все. Так голодные мусульмане готовы срывать с банок тушенки наклейки со свиной головой и без зазрения совести уминать мясо. Так Запад и Штаты, ненавидя Россию за ее самобытность, готовы закрыть глаза на любые свои принципы, если дело касается выгоды и российского сырья.

И вместе с этим — новый парадокс, порожденный перестройкой. Если раньше в Сибирь на аффинажные заводы везли сырье более десяти тысяч поставщиков, то с началом Великих Демократических Перемен желающих иметь дело с Россией осталось менее пятисот. Страны СНГ, пусть себе в убыток, но в пику Кремлю, гнали сырье на переработку в Америку.

Оттуда же, особенно из таких авторитетнейших в добыче золота стран, как ЮАР и Бразилия, ради получения высшего качества сырье везли в Россию. Где-то в Атлантике грузы встречались и вместе с пароходными гудками расходились в разные стороны.

Смеяться или плакать?

Да здравствует национализм!

Бред.

А уж россияне давали качество — не придуманное и не пропагандистское. До двух тысяч операций проходит, прежде см засверкают те самые четыре буквы «СССР» на брусе. Россияне оставили в своем производстве много ручного труда, особенно на прессах. Но именно это позволяет избежать впадин, полостей и готовить не губку или порошок, а самый удобный для транспортировки и хранения известный всем рус в 13 килограммов. Специально ради качества все оборудование на заводах цветных металлов сделано из платины и титана. Хотя и слышали недоуменное:

— Дураки, зачем же заморозили такое количество драгоценного металла!

А потому и заморозили, что только титан и платина не несёт «заражения» золоту. Все на алтарь качества! На четыре девятки. На серп и молот. И никто пока не собирается их менять, подстраиваясь под политику: поди-ка пробейся с новым Клеймом на мировой рынок, куда Россию, несмотря на все заверения, сделанные перед развалом Союза, и близко не хотят подпускать.

От всей этой арифметики и политики лично начальнику артели старателей Егору Байкалову было ни холодно, ни жарко. Его задача — добыть само золото. Еще шлиховое, то есть не очищенное, в виде песка, пластин или даже самородков, но с вкраплениями других металлов. И отправить на завод для переработки и очистки.