Фридрих Незнанский - Любители варенья Страница 15

Ретя что-то бессвязно бормотал и норовил опять улечься, отмахиваясь от нее обеими руками. Слава богу, обе руки относительно чистые. Следов крови нет. И у второго алкаша руки не в крови… Зато у того, под ватником — обе руки в кровавых брызгах и ссадинах, словно кто-то тер их железной теркой.

Тамара побежала домой и позвонила в милицию. Сразу же вызвала «скорую». Когда во двор въехали почти одновременно обе машины, соседи уже выползли из своих квартир, невзирая на довольно раннее утро и выходной день. Уже обсуждали, кто из двоих проломил мужику башку.

— Никто, — вступилась за алкашей Тамара, хоть и зла была на них. — Не видите, что ли, руки у них чистые? А кирпич весь в крови.

— Помыли руки, — предположил сосед Тюхин, тоже старый алкаш, но пьющий в меру.

Чтобы мужики, вусмерть пьяные, стали мыть руки? Да никогда! Ретю и трезвого не заставишь… Тамара спорить не стала, на всех нервов не хватает. Тем более что ее тут же, в гараже, стали допрашивать менты, пока Ретя и его дружок приходили в себя. Менты, чтобы не простаивать, начали опрос соседей. Никто ничего не видел, но голоса слышали. Бабулька Гаврикова сказала, что видела в первом часу ночи целую толпу народу. Будто их пришло человек пять. И была среди них женщина.

— Что ж я женский голос не слышала? — ехидно спросила Тамара.

— А она молчала. Клюкала и молчала. Потом мне надоело смотреть, и я спать пошла. Тем более что они дверь закрыли.

Менты засунули кирпич в целлофановый мешок как вещественное доказательство, погрузили в УАЗик обалдевших Ретю с дружком, а мужик с пробитой головой, как ни странно, вдруг шевельнулся и издал слабый стон. Врач склонился над ним, поднял его веко, откуда на него глянул расширенный от страдания зрачок, и обнадеживающе произнес:

— Жить будет.

Из «Скорой помощи» вытащили носилки, и врач подрядил дворовых ребят затащить раненого в машину. «Скорая» укатила, а Тамара принялась собирать бутылки. Но Ретя выглянул из открытой еще двери «уазика» и жалобно попросил:

— Не сдавай их, я приеду и сдам.

— Когда теперь ты еще приедешь! — махнула рукой Тамара и радостно приступила к генеральной уборке гаража. Почему-то она была уверена, что бывший нескоро теперь вернется в родную обитель. Пришлось долго отскребать доски пола от пятен крови, но она и с этим в конце концов справилась. Кровать вообще была в непотребном виде, несвежая простыня валялась грязной тряпкой, да еще и в подозрительных пятнах. Тамара догадывалась об их происхождении, но Ретю со счетов сбросила сразу. Давно уже ее бывший ни на что не был годен. Она просто собрала постель в узел и выбросила в мусорный контейнер у ворот.

Когда полы почти что засияли, на кровать она набросила пикейное покрывальце, еще бабкино, и залюбовалась плодами своих трудов. А чтобы придать уют бедной обстановке гаража, даже повесила на дверь гардину, которая и украсила неожиданно вернувшуюся к ней летнюю кухню. Теперь небольшое помещение выглядело опрятно и даже привлекательно. Можно будет с Колькой ночью здесь миловаться. А то в их единственной комнате подлая Маринка засыпает поздно, и Тамара с любовником Колькой уже сами носом клюют, пока пересмотрят все телепрограммы, и любовные утехи на новой кровати у них протекают довольно вяло. Даже обидно, учитывая то, что Тамара от природы баба здоровая и где-то неутомимая. А Колька стесняется, боится лишний раз движение сделать, как бы Маринку не разбудить. Вот он вернется через месяц из плавания, а она ему сюрприз — любовное гнездышко, где можно запереться и хоть вверх ногами экспериментировать…

Внезапно разбогатев на отдельную жилплощадь, предвкушая бурные безоглядные любовные ласки с Колькой, Тамаре захотелось устроить небольшой праздник, и она поставила на плиту чайник, велев Маринке сбегать в магазин за рулетом с маком — праздновать счастливое избавление от мужа. Пусть теперь попробует доказать ментам свою невиновность, если в его жилище нашли чуть ли не убитого мужика. Но напрасно она так заранее радовалась и гоняла Маринку. Только они сели за чистый, выскобленный стол и приступили к праздничному чаепитию, гардина пришла в движение, и из-за нее появилась виноватая морда Рети.

— А-а, вы чаек вскипятили?.. — несмело сказал он, будто это для него старались.

— Откуда ты, нежданное явление? — удивилась разочарованная Тамара и даже забыла, что не разговаривает с Ретей уже второй год.

— Отпустили… Наши с Герой отпечатки сняли, а на кирпиче чужие… В общем, не совпали.

Тамара огорчилась, но не настолько, чтобы выгнать Ретю в шею. Имеет право здесь находиться. Тамара законы знает и с ними не спорит. Правда, по рассказам бывалых людей она знала и другое: в милицию только попади, просто так уже не выбраться. А тут на тебе, и среди ментов есть справедливые люди.

— Не били? — на всякий случай спросила она.

— А за что? — ответил Ретя, жадно уставившись на рулет.

— Папка, садись, тебя там, небось, не кормили… — пригласила дочка отца к общему столу.

Он робко взглянул на Тамару. Та по-хозяйски сидела за столом, и полные ее ягодицы свисали с узковатой табуреточки.

— Не кормили, — подтвердил он.

— А я думала, ты уже и разговаривать разучился, — спокойно заметила Тамара и придвинула к нему кусок рулета. А чтоб у него не возникало неясных надежд, добавила: — Первый и последний раз. Считай, празднуем, что ты хоть и алкаш, но не убийца. Маринка может ходить по двору с гордо поднятой головой, и никто ей слова не посмеет сказать.

Маринка уплетала свой кусок и невнятно прокомментировала материнский выпад:

— А я и так знала, что папка не виноват. Он хоть и алкаш, но не злой.

Тамара все-таки не смогла скрыть любопытства:

— Ну, узнали, кто твоего дружка вырубил?

— Ашота? Чужой. Мы его пригласили как человека. А Ашот уже присмотрел себе деваху. Она к нам на улице прибилась. Ну, Ашот на нее глаз положил. А этот хотел при нем же ее… — Ретя взглянул на Марину.

— Папка, ты не стесняйся. Я все такое уже давно знаю. Нам Ритка со второго подъезда рассказывает.

— Вот лярва! — возмутилась Тамара. — Уж я ей пасть ее бесстыжую порву!.. Ну и дальше что было? Помнишь?

— Ашот стал за нее заступаться, баба вроде спать легла, а чужой его, наверное, и огрел… Я уже отключался, кусками все видел. Думал даже, что сон страшный снится. Хорошо, что Гера еще соображал. Правда, руки-ноги у него онемели, он даже испугался, думал, парализовало. А потом включился, уже когда менты пришли. В общем, когда он еще соображал, то кое-что видел. Как мужики друг друга молотили. И как чужой эту деваху того… Потом Гера отключился совсем.

— Так и окочуриться можно — всякую дрянь пить! — прокомментировала Тамара. — Так кто это за чужой? Где вы его надыбали?

— Он к нам сам пришел. Вызвался сбегать за добавкой, ну туда, где бабки самопалом торгуют. Так сказать, помочь нам материально. Кто ж откажется? А он, оказывается, нас хотел напоить и ашотовскую бабу поиметь.

— Тише ты, при ребенке!

— Он же не матерится, — заступилась Маринка за отца.

— А бабу как зовут? — поинтересовалась Тамара, потому что очень удивилась, что Ашот со своей зверской внешностью мог кого-то привлечь. Одни глаза его чего стоили — такие неприятные буркалы, глянешь — сразу хочется уйти поскорее. И сам урод уродом — руки, как у гориллы, ноги колесом, на животе рубаха не сходится, в прорехе вечно волосы торчат…

— Не помню, как ее зовут. Она вроде и не представлялась… Помню, какая-то расстроенная была. То ли от автобуса отстала, то ли со свадьбы ее выгнали… Но красивая. Это я точно помню, — твердо сказал Ретя. — Хотя мне бабы по фигу, — добавил с некоторой ноткой сожаления.

— И чужой тоже, наверное, не назвался? — съехидничала Тамара.

— Почему же? Сказал — Упырь его зовут. Кликуха, наверное…

— Точно кликуха, — подтвердила всезнающая Маринка. — Такие фамилии не бывают.

— Поела? — разозлилась Тамара, что дочка вмешивается в разговор взрослых. — Иди к подружкам.

— А я с папой посижу! — закапризничала Маринка. — В кои веки с ним поговорить можно!

— Доча… — расчувствовался Ретя и погладил ее по белокурой головке.

— Куда лапаешь? Руки мыл? — возмутилась Тамара.

— Мыл, два раза. Перед тем как снимали отпечатки. И после…

— Ма, не ругай папу. Сама же говоришь — первый и последний раз сидим…

— Ладно, если хочешь, можешь его навещать, — смилостивилась Тамара. — Но только тогда, когда он рыбу солит. Он тогда всегда трезвый…

Тамара оставила Рете остатки рулета и велела блюсти порядок, раз уж она так надрывалась, расчищая эту конюшню. Но с полдороги вернулась за гардиной. Ретя равнодушно наблюдал, как она не без труда взобралась на шаткий стул и откручивала леску, на которой болталась какая-то пестрая тряпка. Видать, уже намылилась захватить его жилье и решила приукрасить убогий гараж. Ему весь этот уют был по фигу. Поскорее бы уже ушла, тогда он сбегает сдать бутылки и купит себе хоть чего, хоть настойки боярышника, чтобы отпраздновать счастливое возвращение. В благодарность за ее труды и за то, что выслушала его, он выбрал из сильно поредевших запасов рыбы тушки поприличнее и вручил ей пяток. Пускай тоже покушает, он не жадный.