Анджей Пивоварчик - Открытое окно Страница 15

Мама когда-то работала в городском саду.

– Если ты считаешь, что это подходящее занятие для матери офицера Главного управления милиции, то я не возражаю.

Я считал, что наш совместный выход в Клуб никоим образом не нарушит моих планов. «Купишь не купишь, а прицениться можно», – говорит старая присказка.

В воскресенье в десять часов утра мы с мамой переступили порог Клуба филателистов. Несмотря на воскресный день и прекрасную солнечную погоду, которая манит людей за город, в зале клуба, полном табачного дыма, было многолюдно и шумно.

«Научно-исследовательская комиссия», – гласила огромная вывеска над большим столом, где двое филателистов изучали сквозь лупу предмет обмена. Один из них – профессор университета, другой – известный физиолог.

«Комиссионная продажа» – гласила вывеска над двумя другими столами… Рядом со школьником и маленькой Девочкой копался в тетрадях с марками министр. Встретил я там недавно вышедшего на волю рецидивиста, который меня не узнал или делал вид, что не узнает. Вертелись в толпе несколько знакомых врачей и адвокатов. В глубине зала толпились офицеры, студенты, железнодорожники, государственные служащие. Естественно, среди них не мог не быть и майор Ковальский.

В этот момент кто-то очень похожий на Ковальского преградил нам путь.

– Ба! Кого я вижу? – воскликнул он. – Ты что, Глеб, собираешься покупать, менять или продавать? Что тебя вообще интересует?

Он совершенно не имел ничего общего с тем майором Ковальским, которого я ежедневно встречал в своем управлении. Передо мной стоял возбужденный, сияющий человек. Я даже засомневался, он ли это, но, когда он решительно потребовал показать кляссер, сомнения мои рассеялись.

«Ну да! И вытянешь у меня, что тебе нужно», – подумал я.

Я посмотрел на маму, она не была знакома с Ковальским и скромно стояла в стороне, словно совершенно посторонний человек.

– Простите! Меня интересуют марки с цветами, – обратилась она к Ковальскому. – Не знаете ли вы, где и у кого можно приобрести серию цветов? Вы производите впечатление опытного человека.

«Пусть, мамочка, он спросит тебя о твоей коллекции. Ведь в твоем кляссере всего три марки с цветами», – подумал я и прикусил язык, чтобы не сказать лишнее.

– А-а-а, цветы – это очень приятная тема. Чрезвычайно приятная! – подхватил неожиданно Ковальский. – Давайте пройдем прямо к председателю, – предложил он. – Ну, пошли! – дернул он меня за рукав. Чтобы пробиться сквозь толпу к стоявшему в отдалении столику, пришлось как следует поработать локтями и без конца извиняться.

И все же я затерялся в толпе. Когда я их догнал, они уже были у стола, над которым висела табличка «Правление», и приветливо раскланивались с председателем клуба, а тот уже в свою очередь представлял маму секретарю клуба.

Пока мама усаживалась на предложенный ей стул, произошло что-то для меня непонятное: Ковальский, который буквально вырывал у меня из рук альбом, вдруг выпустил его и рысью помчался в глубь зала.

– Вы не удивляйтесь, – объяснил маме секретарь клуба. – Он увидел человека, у которого есть «Сан-Марино». А тот редко сюда заходит.

Итак, оказывается, майор Ковальский здесь свой человек… Мама с помощью председателя заполняла документы, необходимые для вступления в члены клуба. В данной ситуации мне говорить о вступлении в члены клуба было некстати, так как я должен был бы указать свое служебное положение.

– Вы тоже будете?… – спросил секретарь.

– Нет, я только хочу попросить у вас совета, – ответил я, поспешно протянув ему свой кляссер.

Секретарь внимательно перелистывал страницы моего казенного кляссера. Останавливался, рассматривал сквозь лупу, подносил к свету наиболее интересные экземпляры марок. Он совсем не походил на акулу. Это был коллекционер, охотно оказывающий помощь начинающим.

– Это у вас для обмена?

– Да!

– Гм… – Подумав немного, он хлопнул себя ладонью по лбу, – Я сейчас разыщу одного коллекционера. С классическими марками следует быть особенно осторожным!

О, это мне уже было хорошо известно!..

Мама продолжала переговоры с председателем о покупке серии марок с цветами. За нее, судя по выражению ее лица, можно было не волноваться. Секретарь отправился на поиски: Оставшись один, я мог спокойно рассмотреть окружающих.

В дымном зале стоял невероятный гул. В таких условиях следовало отказаться от попытки разыскать хотя бы один более или менее ценный экземпляр марки, украденной на вилле, так как едва ли такие марки могут появиться тут в продаже. Здесь обменивались недорогие экземпляры. Клуб – неподходящее – место для коллекции «За лот» и тем более для марки «Десять краковских крон».

Я заметил доктора Кригера, пробиравшегося сквозь толпу. «Рассказать ему о той нелепой сделке на площади у филателистического магазина или нет?» Рассказывать об этом у меня не было ни малейшего желания. «Уж лучше потерять две марки „За лот“, нежели прослыть растяпой!»

Доктор неожиданно вынырнул с противоположной стороны и, как бы продолжая прерванный разговор, сказал:

– …видишь, я все же достал эту негашеную двухдолларовую марку! Она в прекрасном состоянии, и заплатил за нее недорого!

Он сунул мне под нос конверт с листочком красной бумаги. На марке были два медальона с изображениями Изабеллы Испанской и Христофора Колумба… Меня это нисколько не поразило. Серия уже была мне знакома по кондитерской в Старом Мясте. Две марки этой же серии как раз и явились предметом моего «обмена».

Не встретив с моей стороны никакой реакции, доктор вдруг как бы очнулся, смутился и сказал:

– Черт возьми! А ведь я от радости принял вас совсем за другого! – Затем, понизив голос, спросил: – Кстати, есть ли какие новости на вилле?

– Пока ничего нового, доктор.

– Не думаю, чтобы вы здесь что-нибудь нашли. Такие марки здесь не ходят. Мой «Колумб» был исключением. Но знакомство с клубом может оказаться для вас весьма полезным.

Доктор исчез так же внезапно, как и появился. Тем временем вернулся секретарь клуба.

– Тысяча извинений! Мне как раз попался карт-максимум «Мирный» с тремя штемпелями! Понимаете? А человека, которого могут заинтересовать ваши марки-классики, к сожалению, сегодня нет.

У секретаря был такой отрешенный вид, словно там, где он искал для меня партнера, ему сделали инъекцию морфия.

– Присмотри за моими классиками, а я сбегаю за «Мирным», – бросил секретарь на ходу председателю.

Отходя от стола, где сидела мама, я грустно покачал головой. Ведь была у меня надежда, что в этом бедламе найдется кто-то разумный! Но этого нельзя было сказать ни о Ковальском, ни о докторе, ни о по-молодому разрумянившейся маме, ни даже о секретаре клуба, который забыл о своем престиже, как только увидел конверт с полюса, к тому же с тремя штемпелями!

– Как дела?! – неожиданно прозвучал сбоку знакомый голос.

Сквозь толпу ко мне тараном пробивался поручик Емёла, нагруженный кляссерами и каталогами – а ведь тогда, в управлении, у него для меня, вообще не оказалось марок! – с увеличительным стеклом и длинным пинцетом, прицепленными на шнурках к пиджаку; внешне он напоминал ученого-ботаника, вышедшего в поле.

– Ковальский здесь. Ты его уже видел?

– Видел… А что?

– Он не выманил у тебя самые лучшие экземпляры? А ну покажи-ка, что у тебя есть? – Емёла отвел меня к случайно оказавшемуся свободным столику.

Пришлось ему показать, но не то, что видел секретарь клуба, а небольшой кляссер, купленный мамой, с небрежно всунутой туда серией треугольных марок с отечественными грибами.

– У тебя, кроме мухоморов, действительно ни одной порядочной марки нет?

– Нет, – ответил я тоном, не располагающим к дальнейшему разговору.

Емёла отвернулся. Я перестал для него существовать. Не обращая внимания на его молчание и скрыв обиду, я спросил:

– Скажи, Емёла, здесь могут быть в обороте такие марки, как «Десять краковских крон» или «За лот»?

Он окинул меня таким презрительным взглядом, как будто хотел сказать: «Ты что, неграмотный, что ли?»

– Таких марок… э-э… здесь не бывает, – поморщился он.

Прощание наше было без печали.

«Нет. Здесь такие сделки, объектом которых являются „Десять крон“, „За лот“ и старые „Саксонии“, не совершаются. Ими торгуют наверняка за пределами этого клубного зала. Но… я ведь могу пустить слух, что у меня вроде бы есть кое-что из редких марок и я настолько богат, что подобные вещи мне можно предлагать.

Кто знает, чем закончится моя экспедиция за золотым руном в ГДР и разузнаю ли я что-нибудь в Эрфурте… Поэтому отказываться от клуба ни в коем случае не следует!»

Я подошел к столику, за которым беседовали двое мужчин, прерывая разговор всякий раз, когда к столику приближался кто-нибудь посторонний. Одним из собеседников был мой первый контрагент из кондитерской. Он меня еще не заметил.