Эд Макбейн - Толкач Страница 16

Вот что делали в лаборатории с одним только пятном. На это ушла большая часть дня. Ничего волнующего в этой работе не было. Это вам не поиск новых бактерий или лекарства от рака. Криминалисты просто искали факты, которые могли бы вывести следствие на убийцу Марии Эрнандес, а в будущем и уличить подозреваемого.

И если эксперты посвятили многие часы смерти наркоманки, то другой человек посвятил не меньше времени жизни наркомана.

Этот наркоман оказался его сыном.

Сначала он решил умыть руки. Ему казалось, что все это просто злая шутка. Мой сын наркоман? – спрашивал он себя. – Мой сын? Отпечатки его пальцев на предполагаемом орудии убийства? Нет, отвечал он себе, это ложь, ложь от начала и до конца. Он найдет ее, вытащит на свет Божий и раздавит гадину. Он расскажет сыну об этой лжи, и вместе они справятся с нею.

Он все рассказал своему сыну, но сын еще не успел ответить, а он уже знал, что тот наркоман и что первая часть лжи оказалась правдой. Для другого человека такая новость могла оказаться не столь сокрушительной. Но Бернс, который ненавидел преступность и презирал подонков, Бернс вдруг узнал, что его собственный сын – подонок, замешанный в преступлении. И вот они сошлись лицом к лицу в тихой гостиной, Бернс говорил логично и разумно, Бернс обрисовал положение своему сыну, ни разу не позволив презрению выйти наружу, ни разу не повысив голос на преступного подонка.

Инстинкт, который вырабатывался в нем годами и стал частью его натуры, подсказывал ему выбросить этого подонка на улицу.

Но был и более глубокий инстинкт, идущий от костров каменного века, когда мужчины защищали своих сыновей от мрака и тьмы, этот инстинкт жил в крови Питера Бернса, и Бернс мог думать только одно: «Он мой сын».

И поэтому он говорил ровно и спокойно, взорвавшись только раз или два, и то от нетерпения, не позволяя презрению затуманить его разум.

Его сын – наркоман.

Необратимо и непоправимо: его сын – наркоман. Звонивший сказал правду.

Вторая часть лжи тоже оказалась правдой. Бернс сравнил отпечатки пальцев сына с теми, что обнаружили на шприце, и они совпали. Он никому в отделе не сказал об этом, отчего испытывал чувство вины.

Ложь, таким образом, оказалась совсем не ложью.

Началось все с двойной лжи, а обернулось неопровержимой правдой.

А как насчет остального? Была у Ларри с Эрнандесом ссора в день смерти или нет? А если была, то что из этого следует? А следует то, что Ларри Бернс убил Анибала Эрнандеса.

Бернс не мог поверить в это.

Его сын стал наркоманом, он не мог до конца понять это и, наверное, никогда не сможет – но он твердо знал, что его сын не убийца.

И вот теперь, в четверг, 21 декабря, он сидел и ждал второго звонка того человека. А тут еще новая смерть, убийство сестры Анибала. Он ждал весь день, но никто не позвонил; домой ему возвращаться не хотелось.

Он любил свой дом, но теперь его дом покинула радость. Харриет встретила мужа в прихожей, взяла у него шляпу, а потом вдруг упала в его объятия и разрыдалась, уткнувшись ему в плечо. Он попытался вспомнить, когда она рыдала вот так в последний раз, кажется, очень давно; единственное, что он вспомнил, – это какие-то неприятности, связанные с выпускным балом и корсетом, то были серьезные проблемы для восемнадцатилетней девушки. Харриет сейчас далеко не восемнадцать. Ее собственному сыну уже почти восемнадцать, и его проблемы не имеют ничего общего с выпускными балами и с корсетами.

– Как он? – спросил Бернс.

– Плохо, – ответила Харриет.

– Что сказал Джонни?

– Он дал ему какой-то заменитель. Но он только врач, Питер. Он сказал, что он только врач и что мальчик должен сам захотеть избавиться от дурной привычки. Питер, как это могло случиться?

– Не знаю, – сказал Бернс.

– Я думала, что это бывает только с детьми из трущоб и теми, кто живет в неблагополучных семьях и не знает родительской любви. Как это могло произойти с Ларри?

Бернс повторил «не знаю», мысленно проклиная работу, которая не позволяла ему проводить достаточно времени с единственным сыном. Но он был слишком честен, чтобы сваливать все на работу, он напомнил себе, что у других мужчин тоже хватает работы, но их сыновья наркоманами не становятся. И, тяжело ступая, он пошел на второй этаж в комнату сына. Чувство собственной вины мешалось у него с отвращением. Его сын – наркоман. Слово мерцало в голове, словно неоновая реклама: НАРКОМАН. Наркоман. НАРКОМАН. Наркоман. Он постучал в дверь.

– Ларри?

– Папа? Открой, прошу тебя. Ради Бога, открой.

Бернс полез в карман и вынул связку ключей. За всю жизнь он всего один раз запирал сына в комнате. Мальчик тогда разбил витрину бейсбольным мячом и наотрез отказался уплатить из собственных карманных денег. Бернс сказал сыну, что вычтет эту сумму из денег, которые идут на его питание, и что кормить его перестанут сегодня же. Он отвел сына в комнату и запер там; Ларри капитулировал в тот же вечер, вскоре после ужина. В то время этот случай не казался чем-то серьезным. А сейчас, откажись Ларри платить за разбитую витрину, Бернс, конечно, не лишил бы его еды. Тогда Бернс думал, что учит сына уважать чужую собственность и деньги. Но теперь, оглядываясь в прошлое, он склонен был считать свой давний поступок ошибкой. Может, наказав сына таким образом, он убил сыновью любовь? Может, Ларри решил, что его не любят в родном доме? Может, Ларри не мог простить отцу, что тот принял сторону хозяина магазина, а не собственного сына?

Что же делать? Консультироваться с психологом всякий раз, прежде чем что-то сказать или сделать? И сколько было других случаев, незаметных, не очень значительных самих по себе, которые накапливались годами, чтобы превратиться в силу, толкнувшую сына к наркотикам? Сколько их было и за какие из них можно винить отца? Неужели он плохой отец? Разве не любил он своего сына, не желал ему добра, не старался вырастить из него порядочного человека?

Что же делать, что же теперь делать?

Он отпер дверь и вошел в комнату.

Ларри стоял у кровати со стиснутыми кулаками.

– Почему меня держат в тюрьме? – закричал он.

– Ты не в тюрьме, – спокойно ответил Бернс.

– Нет? Тогда почему запирают дверь? Что я преступник?

– С юридической точки зрения – да.

– Пап, послушай, не надо со мной в игрушки играть. У меня сегодня нет настроения.

– Полицейский обнаружил у тебя шприц. Это нарушение закона. Он же нашел у тебя в шкафу одну восьмую унции героина, это тоже нарушение. Поэтому ты, конечно, преступник, а я стараюсь помочь тебе – так что ты бы лучше помолчал, Ларри.

– Не затыкай мне рот. Что за дерьмо дал мне твой друг?

– Кто?

– Твой великий друг. Знаменитый медик. Он, наверно, в жизни не видел настоящего наркомана. Зачем ты его притащил? С чего ты решил, что он мне нужен? Я же сказал тебе, что смогу бросить сам, когда захочу. Зачем ты его вызвал? Ненавижу этого сукина сына.

– Он когда-то помог тебе появиться на свет, Ларри.

– И что я должен делать? Медаль ему на грудь повесить? Ему же за это заплатили, верно?

– Он наш друг, Ларри.

– Тогда зачем он советовал запереть меня в комнате?

– Потому что он не хочет, чтобы ты уходил из дома. Ты болен.

– Надо же, я болен! Ладно, пусть болен. Только оставьте меня в покое. Я же сказал тебе, что сам брошу. Что я должен сделать, чтобы доказать тебе это?

– Ты, Ларри, законченный наркоман, – тихо сказал Бернс.

– Наркоман, наркоман, наркоман, заладили одно и то же! Неужели вы с вашим великим медиком ничего другого не знаете? Боже, зачем ты послал мне такого отца?

– Мне неприятно разочаровывать тебя, Ларри.

– Началось. Сейчас нам покажут пьесу о несчастном отце! Я это с восьми лет в кино смотрю. Прекрати, пап, меня этим не разжалобишь.

– Я и не хочу разжалобить тебя, – сказал Бернс. – Я хочу тебя вылечить.

– Как? С помощью того дерьма, которое мне дал твой друг? Кстати, что это за дерьмо?

– Какой-то заменитель наркотика.

– Да? Он совершенно не действует. Я чувствую себя так же, как и раньше. Зря бросаешь деньги на ветер. Послушай, ты действительно хочешь помочь мне вылечиться?

– Ты знаешь, что хочу.

– Тогда найди мне немного героина. У вас в участке его наверняка полно. Или вот что – отдай мне ту порцию, которую ты взял из моего шкафа.

– Нет.

– Почему нет? Ты же, черт бы тебя побрал, сам сказал, что хочешь помочь мне! Тогда почему не помогаешь? Не хочешь?

– Хочу.

– Тогда достань героин.

– Нет.

– Ты сукин сын, – сказал Ларри и неожиданно заплакал. – Почему ты не хочешь мне помочь? Иди вон! Вон отсюда, сволочь... – Тело Ларри затряслось в рыданиях.

– Ларри...

– Пошел вон!

– Сын...

– Не называй меня сыном! Какой я тебе сын? Ты просто боишься потерять свою денежную работенку из-за того, что я наркоман.

– Это неправда, Ларри.