Ежи Эдигей - Это его дело Страница 16

— Да, но он угрожал Зигмунту.

— Знаю. Просто болтал со злости. Да еще при любом удобном случае свинью Зигмунту подкладывал.

— А ваш муж ему тоже?

— Само собой. Дело кончилось тем, что обоих выгнали с работы.

— И ваши родственники тоже ведь грозились…

— Пан поручик, неужели вы их угрозы всерьез принимаете? Когда отец узнал, что Зигмунт хочет на мне жениться, он так обрадовался, решил, что с таким зятем не пропадет, свои две сотни на водку всегда получит. Но муж быстро дал ему понять, что из этого ничего не получится. Здесь я была полностью с ним согласна.

— Так кто же в таком случае убил вашего мужа? — повторил свой вопрос Чесельский.

— Если бы я знала! Когда наш дворник, пан Ротоцкий, сказал, что в доме совершено убийство, я сразу не поняла, о ком он говорил. Зигмунт был человек тяжелый — и в супружеской жизни, и на работе. У него никогда не было близких друзей. Его все недолюбливали. Даже в домике своих родителей на Вёнзовной он требовал, чтобы мебель была расставлена так, как он считал нужным. Он решал, на какой грядке что сажать, где редиску, где помидоры, где салат. Поживи с таким, на всю оставшуюся жизнь сыта им будешь. Только одно дело — не любить, а другое дело — убивать. Муж был очень хорошим специалистом. Наш завод совсем разваливался. Он наладил производство новых масел, навел порядок, и производство продукции величественно пошло вверх. Когда же он оттуда ушел, все стало рушиться, пошло по-старому. Сплошной балаган.

— Ваш муж говорил когда-нибудь, что у него есть враги, что он кого-то боится?

— Нет. Совсем наоборот, хвастался своими успехами. Часто повторял, что только благодаря ему Лазенковская трасса была проложена в срок. Да и в последнее время, хотя мы уже жили как кошка с собакой, не уставал рассказывать, как хорошо идут работы на Торуньской трассе. Думаю, он не врал. Ума не приложу, кого он мог бояться?

— Да, кого? Вот и мы никак не можем понять причины убийства. Кому он мешал?

— Он мешал только мне, только мне было выгодно убрать его со своего пути: освобождаюсь от нелюбимого мужа, становлюсь безраздельной хозяйкой хорошей квартиры в центре города. Свобода и жилплощадь — это целое состояние. Но я мужа не убивала, хотя понимаю, что для вас я единственная подозреваемая, пока не будет найден убийца.

Поручик молчал. И даже не пытался возражать. Ирена была права.

— Поэтому, — продолжала она, — я больше, чем кто-либо, заинтересована, чтобы убийца как можно скорее был найден. Если я хоть чем-то могу вам помочь, я готова.

— Спасибо за все те сведения, которые вы нам сообщили. Вот ключи от вашей квартиры. Распишитесь в их получении. А завтра в десять прошу пожаловать сюда Необходимо составить официальный протокол вашего допроса. Постарайтесь в деталях восстановить все события последних дней. Быть может, какая-нибудь мелочь, деталь. Часто такие вещи неожиданно проливают свет на определенные факты, помогают следствию. Сейчас я попытаюсь найти какую-нибудь автомашину, она отвезет вас домой, на Вильчую, ибо такси в этой части Варшавы найти довольно трудно.

— Спасибо, спасибо, ни в коем случае. Стоит мне подъехать к дому ка милицейской машине, как соседи еще больше распустят языки. Я доберусь сама. Отсюда доеду на трамвае до самого дома, а чемодан, хоть он и огромный, много не весит.

— Какая же она красивая, — не сдержался Шиманек после ухода Ирены.

Чесельский промолчал, поглощенный укладыванием сигарет в коробку.

— Ты обратил внимание, как она на тебя поглядывала, — не унимался Шиманек.

И на сей раз Чесельский промолчал.

— Как же она сказала? Ах, да — «Я ваша вечная должница». Сколько тепла было в ее словах. Ведь я лично раскопал все о Залевском, но что-то не дождался благодарности, видимо потому, что она заметила на моей руке обручальное кольцо и поняла, что со вторым, более красивым и старшим по званию, легче будет договориться. Н-да…

Чесельский невозмутимо продолжал возиться с сигаретами.

— А мой друг, поручик Чесельский, что он ей ответил? «Да нет, совсем не собираемся вас осуждать». А ведь вроде такой скромный, тихий парень, — продолжал Шиманек. — Моя жена второй год пытается его оженить, а он ни в какую. Эта же стрельнула своими зелеными глазищами — и готов… Будь я писателем, непременно бы написал роман: «Прекрасная убийца и стальной взгляд поручика милиции».

— Не торопись, — поручик сложил бумаги в папку и встал из-за стола, — я пошел к полковнику, доложу о возвращении Ирены Стояновской и о том, что мы завтра ее допрашиваем. Может, «старик» захочет присутствовать.

Неполадки на стройке

Прошла еще неделя. Следствие не продвинулось ни на шаг. Оно буквально топталось на месте. Официальный допрос Ирены Стояновской не дал никаких результатов. Ей нечего было добавить к сказанному ранее.

На Торуньскую трассу дополнительно направили двух наиболее опытных оперативных работников — все, чем на этот момент располагало городское управление милиции. Рабочие стройки охотно разговаривали о недавнем убийстве. Действительно, инженера Стояновского не очень-то любили на стройке, не всем нравилась его «твердая рука». Но те, кто непосредственно с ним работал, в один голос отмечали его заботу о людях, что он прилагал много стараний, чтобы за хорошую работу хорошо платили.

— При Стояновском, — рассказывал один из рабочих, — у нас никогда не было простоев. В других бригадах рабочие, как ни глянешь, знай себе покуривают: то опалубку вовремя не заготовили, то бетон не подвезли. У нашего инженера такие номера не проходили. У него все было отлажено как часы. Оттого, хоть и был он строг, люди к нему шли охотно: знали, что смогут хорошо заработать, но, конечно, в его бригаде во время работы не больно-то покуришь.

Полковник Немирох лично, с предельным тщанием, изучил все материалы дела, но огрехов в ведении следствия не обнаружил. Судя по всему, следствие попросту не вышло пока на исходную точку — на мотив преступления. А он, опытный специалист, прекрасно понимал: не найдя мотива преступления, дела с мертвой точки не сдвинуть, тут не поможет ни передача дела другим следователям, ни консультации с профессионалами самой высшей квалификации.

На Ирене Стояновской и ее возможной причастности к убийству мужа полковник сразу же поставил крест. Все показания зеленоглазой красавицы были досконально проверены, и оказалось, она ни в чем не солгала.

У «человека без алиби», Генрика Ковальского, тоже не просматривались мотивы убийства: зачем ему по прошествии трех лет убивать своего счастливого соперника, к тому же оказавшегося в конце концов не столь уж счастливым. Следовало исключить из числа подозреваемых и родню Стояновской. Оба Урбаняка, и отец и сын, во-первых, имели железное алиби, а во-вторых, не имели сколько-нибудь серьезного повода столь страшным способом устранить не очень им полюбившегося зятя и шурина. Что ж, он, конечно, не оправдал возлагавшихся на него надежд и не ссужал деньги на водку. Все это так. Но на Таргувеке за это не убивают. На Таргувеке вообще не убивают. Бывает, поставят пару «фингалов» или уж на худой конец — разденут.

Наконец-то поручику Чесельскому сообщили из отдела кадров строительного объединения, что инженер Януш Адамчик вернулся из Чехословакии и вышел на работу. Появился проблеск надежды: быть может, этот человек прольет свет на суть дела.

Януш Адамчик оказался человеком весьма приятным. Представителя милиции встретил приветливо. Его «резиденция» помещалась в зеленом фургончике, стоявшем неподалеку от высоченных опор будущей эстакады То-руньской трассы. В фургончике царила такая теснота, что люди буквально сидели на головах друг у друга.

— А не лучше ли будет, поручик, проскочить на моей «тачке» в небольшое кафе, тут совсем неподалеку — на Сталинградской, возле автозавода, — предложил инженер. — Там спокойно поговорим. Ехать туда минут десять, не больше.

Поручик согласился и, решив, что, пожалуй, не стоит афишировать свой милицейский автомобиль, оставил его на стоянке у фургончика.

Когда официантка поставила перед ними по бутылке кока-колы, Адамчик без околичностей перешел к делу:

— Полагаю, что вы приехали в связи с убийством Стояновского? Если говорить обо мне лично, то у меня — полное алиби: в тот момент я не был в Польше. Да и какие у меня могли быть мотивы убивать человека, с которым я дружил и который вообще не сделал мне ничего дурного? Хотя, должен честно признаться, он не раз доводил меня до белого каления.

Поручик рассмеялся:

— Вы, пожалуй, самый последний в списке тех, кого можно подозревать в убийстве.

— Я вам весьма признателен.

— И тем не менее факт убийства — налицо. Должен откровенно признаться, следствие наталкивается на серьезные трудности. Нам никак не удается выявить мотивы преступления.