Алексей Макеев - Первая пуля – последняя пуля Страница 16

Ружаков расположился на диване, устало откинув голову назад. Сквозь единственное окно пробивался бледный лунный свет. Кулак глубоко дышал и не торопился вступать со старым приятелем в какие-либо беседы.

Дрон заговорил первым, примостившись на один из табуретов и осторожно положив пистолет на стол прямо перед собой.

– Что-то случилось, Кулак? Почему ты здесь? Где Расписной? Насколько мне известно, он должен был тебя встретить сегодня и…

– Расписного больше нет, Дрон, – жестко отчеканил Ружаков. Хотя он говорил решительно, в его словах не было жизни. – Его не стало.

– В каком смысле? – Лицо Дрона окаменело.

Вопрос из его уст вырвался чисто машинально. На каком-то подсознательном уровне. По его глазам Кулак прочел, что Дрон и так все прекрасно понял. Дрон не был ни тугодумом, ни человеком, только вчера соприкоснувшимся с криминальной жизнью. В свое время в группировке Кулака он занимал достаточно видное положение. Возможно, куда более видное, чем ныне покойный Витя-Расписной. В отличие от Вити, Дрон был решительным, жестким и скорым на расправу парнем. В боевых вопросах Кулак шесть лет назад полагался на Дрона больше, чем на Расписного. Последний пользовался привилегиями у бригадира лишь благодаря тому обстоятельству, что они вместе выросли. Жили в одном доме, и их родители находились между собой в дружеских отношениях.

– В самом прямом, – Кулак достал сигареты и неторопливо закурил. Его бледное, изможденное лицо в лучах лунного света казалось особенно холодным и непроницаемым. В очередной раз Дрон подумал, что перед ним привидение. Живой мертвец, как это ни парадоксально. – В самом прямом смысле этого слова, Дрон. Вите всадили пулю в башку. Скончался, благо дело быстро, без мучений. Я сам был там, Дрон, и видел всю эту картину собственными глазами.

– Мать твою! – Дрон облизал языком свои вечно потрескавшиеся, сухие губы. – Я ни черта не могу понять! Почему? За что пришили Расписного? Кто это сделал?

Неожиданно в ответ на это обилие вопросов Ружаков расхохотался. Ничего другого в этот момент он сделать просто не мог и сам же машинально подумал о том, насколько близок сейчас к сумасшествию. Одно дело, когда ты спрашиваешь себя сам, зачем да почему, и совсем другое, когда это делает человек, из уст которого ты надеялся, напротив, услышать вразумительные объяснения. Сизый дым неровными клубами скользнул под потолок, и Дрон проводил их настороженным, удивленным взором. Затем снова уткнулся своими большими рыбьими глазами в бледное лицо ночного визитера. Пальцы невольно коснулись рукоятки пистолета.

– Не суетись, брат, – с улыбкой остановил его Ружаков. – Спорим на сотку, что ты решил, будто у меня крыша поехала и гуси улетели?

– А это не так, Кулак? – В голосе Дрона звучали нотки опасения.

– Нет, не так, – Ружаков мгновенно стал серьезным. Его глаза стрельнули в подельника ледяным, колючим взором. Челюсти плотно сжались. – Просто ты удивил меня, Дрон…

– Удивил? Чем?

– Я шесть лет провел в зоне, брат. Если ты еще не забыл об этом. Вышел только вчера вечером. События здесь, на воле, как-то проходили мимо меня. Ты не находишь?

– К чему ты клонишь, Кулак?

Ружаков глубоко затянулся и выпустил дым через ноздри. Свободной от сигареты рукой он чисто механически крутил меж пальцев прихваченную из дома Найденовой зажигалку.

Из не закрытого до конца крана над кухонной мойкой с периодичностью в пятнадцать секунд срывалась капля и падала в грязную, давно не чищенную раковину. Каждый такой удар казался Дрону слишком громким, и это обстоятельство действовало ему на нервы. Но он намеренно не поворачивал головы, как загипнотизированный массируя взглядом мертвенно-бледное лицо Ружакова. Вставать и закрывать кран тоже не хотелось.

– В отличие от меня, ты откинулся уже более двух лет назад, Дрон, – Кулак говорил негромко, и его глухой голос эхом отражался от стен кухни. – На протяжении этого времени ты регулярно общался с Расписным. Так?

– Не совсем, – Дрон повел плечами. – Мы виделись не так уж часто, как тебе думается, Кулак. Витя все пытался подбить меня на то, чтобы собрать всех наших… кого можно… И вернуть себе место под солнцем. Но я считал, что благоразумнее было бы дождаться тебя… Я думал, ты осмотришься и примешь правильное решение. Времена сейчас иные, Кулак. За шесть лет все полетело в тартарары. Работать, как мы работали раньше, уже нельзя. Группировок новых развелось… Тьма! Но Расписной не хотел всего этого понимать…

– И что он предпринял?

– Что предпринял? Ничего он не предпринял. Он согласился со мной… Ну, в том плане, чтоб тебя дождаться…

Минуты две Ружаков молча и сосредоточенно курил. Сигарета уже истлела до фильтра, и он поискал взглядом пепельницу. Дрон пальцем указал ему на стоящий на подоконнике горшок с каким-то растением. Кулак вытянул руку и ткнул окурок в землю. Примял его большим пальцем.

– Так вы не ввязывались ни в какие разборки? – спросил он. – Ни на кого не наезжали?

Пока он добирался до Химок, этот вариант казался ему наиболее предпочтительным. Расписной мог развить бурную деятельность и кинулся качать права в свете того, что он, Кулак, вскоре должен был выйти на свободу. Возможно, Витя даже использовал его кликуху как знамя. То есть прикрывался ею. Но один Расписной на такой шаг не решился бы. С ним должен был быть еще кто-то. Оптимальной фигурой являлся Дрон.

– Ты шутишь? Какие разборки? Какие наезды? – Дрон быстро обернулся и посмотрел через плечо в сторону жилых комнат, в одной из которых мирно почивала его сожительница, и вновь обратил взгляд к Ружакову. – Ты не слышал, о чем я тебе сказал, Кулак. Сейчас иные времена. Наезжать тоже надо с умом. В том смысле, что надо знать, на кого можно наезжать, а на кого и не стоит. Лично я не враг себе. То же самое я сказал и Расписному.

– И тем не менее его шлепнули, Дрон, – напомнил Ружаков.

– Как это случилось?

Кулак в двух словах поведал приятелю о вчерашнем происшествии на дороге. Затем, помолчав немного, добавил к этому и историю, произошедшую сегодня ночью на квартире Веры Найденовой. Дрон, как в трансе, раскачивался на табурете из стороны в сторону. Слушая рассказ Ружакова, он даже перестал обращать внимание на капающую из крана воду.

– И что это, по-твоему? – обратился к нему с вопросом Кулак по завершении повествования. – Случайные совпадения?

– Хрен его знает. Возможно, – Дрон опять облизал губы. – А возможно, и нет. Я откровенно не секу тему, Кулак. Расписной – не тот человек, чтобы начать наезжать на кого-то в одиночку…

– Я тоже об этом подумал.

– Поэтому ты и пришел?

Их взгляды встретились. Кулак не мог судить, насколько сильно изменился он сам за те шесть лет, что провел в заключении, но совершенно очевидно видел, что четыре года отсидки не прошли бесследно для Дрона. Но что конкретно изменилось в его старом подельнике? На этот вопрос было сложно дать однозначный ответ. Может быть, его глаза? Глаза Дрона потухли, в них уже не было прежнего огня, прежнего блеска… Так или иначе, зона надломила его. Это точно. Ружаков ощутил, как от соратника повеяло отчужденностью. «Поэтому ты и пришел?»… Кулак пришел не только поэтому. На него охотились, и он рассчитывал на поддержку Дрона. Рассчитывал на укрытие, на возможность какое-то время отсидеться здесь, в Химках. Пока не выяснит, кто и зачем открыл на него внеплановый сезон охоты.

Но похоже, что Дрон не собирался пойти навстречу бывшему бригадиру…

– Отчасти, – неопределенно ответил Кулак. – У тебя «стволы» еще есть?

Дрон покосился на свой пистолет и почти любовно накрыл его широкой ладонью.

– Оружие я тебе, конечно, найду, Кулак. Если нужно… Но пойми меня правильно, брат… – Он без каких-либо подсказок чувствовал, зачем пожаловал Ружаков. – Вальке не понравится, если она обнаружит тебя в нашем доме утром. Будь это моя хата, Кулак, я бы…

Дрон споткнулся на последнем слове и замолчал. Теперь он не мог заставить себя смотреть собеседнику в глаза. Взгляд рыбьих глаз устремился куда-то под ноги, и Ружаков мог лицезреть лишь коротко стриженную макушку приятеля. Он невесело усмехнулся:

– Ладно, не дрейфь, Дрон. Не стану я ломать твоей семейной идиллии.

– Без обид?

– Без обид. Тем более толку от тебя, как я понял, как от козла молока. «Ничего не знаю, ни на кого не наезжал, времена сейчас другие…» Обломали тебя, Дрон. Вижу, обломали…

– Да никто меня не обломал! – обиженно вскинулся тот. – Просто…

– Покажи волыны, – Кулак решительно поднялся с дивана и сунул зажигалку во внутренний карман рубашки. – Поможешь мне в этом вопросе, и все. Разбежимся, как в море корабли.

Дрон тоже принял вертикальное положение, отодвинув табурет ногой. Поднял со столешницы пистолет:

– Можешь взять этот, Кулак. Хорошая штучка. «Марголин». У меня к нему и запасные обоймы имеются. Четыре штуки. Глянешь?