Фридрих Незнанский - Кто правит бал Страница 16

«Не будет горячей воды — застрелю управдома, — твердо решил он, поворачивая барашек крана. — Только бы не забыть, и еще до работы».

Вода была, управдом — он жил через улицу и находился в настоящий момент на больничном, а следовательно, в постели, — наверное, улыбнулся во сне и вытер проступившую испарину.

А зуб болел. Виктор разинул пошире рот и посмотрел на зуб в зеркало. Зуб как зуб, не хуже не лучше. Даже дупла вроде не видно. Что ж так болит-то тогда? Виктор зажал его посильнее пальцами и покачал. Зуб сидел крепко, имел характер и боль свою не отдавал. Больно было настолько, что как-то сам собой вспомнился Шляпа. Вернее, Шляпин Александр Евгеньевич, 1954 года рождения, дважды судимый. Был этот Шляпа личностью незаурядной, разносторонней, учился пару лет во ВГИКе на актерском у самого Баталова, почти закончил Иняз, околачивался в Плехановском, рассказывал, что даже собирался в консерваторию на вокальное отделение (и действительно, голосина был у Шляпы ого-го: блатные даже звали его иногда любовно Шаляпин, а менты — Шляпа), но, что характерно, всегда и везде все это сочеталось у него с занятиями боксом. И довольно серьезными занятиями, вдумчивыми, по системе. В чем Виктор имел случай убедиться лично.

Это было его первое серьезное дело после Высшей школы милиции. Участие в захвате легендарного рэкетира Шляпы для начинающего опера Глобы представлялось мероприятием не только опасным, но и невыразимо почетным. Хотя, если честно, удостоился подобного поручения вчерашний выпускник из-за фамилии. Сыскари решили, что однофамилец известного астролога в команде просто необходим — мало ли чего там со звездами еще будет, — и поручили ему присмотреть на всякий пожарный за задним двориком, по мнению всех, наиболее спокойным участком в операции. Виктор и присмотрел, тиская во вспотевшей ладони рукоятку табельного, только что полученного «пээма». А когда неожиданно появился седенький старичок с саквояжиком, то он этак со значением ему проговорил: «Гражданин, выйдите из зоны прицеливания, вы затрудняете работу оперативной группы». Ну старичок быстренько и вышел из зоны, чтоб не затруднять, да ка-ак врежет в челюсть…

От зубной щетки, как ни странно, зуб болеть почти перестал. Виктор напряженно прислушался, подождал… и боль вернулась.

«Хорошо еще, что зуб болит — есть не могу, — думал Виктор, спускаясь пешком по лестнице, — а то ведь даже хлеба нет. Один только лавровый лист и остался из еды, но как его без хлеба?»

Давка в метро положительно отвлекла, а суета и неразбериха в офисе вообще отодвинула зуб на второй план.

— Я ведь просил подготовить информацию к утру понедельника! — путаясь в телефонном проводе, кричал старший опер Соловейчик в трубку. — Нет, к утру — это до обеда, а после обеда — это не к утру! … А меня не волнует! … А я говорю, что меня… Что? … Вы это мне?!

— Никто не видел, а? Товарищи, никто не видел? — увлеченно искал чего-то по столам Миша Тельников, смешно морща перебитую переносицу.

— А, Витек, появился, — быстро вошел в кабинет начальник отдела Уранов, непосредственный шеф Виктора. — Чего такой мятый?

— Зуб, — мужественно признался мятый Виктор.

— Нашел время, — чуть пожал плечами Уранов. — Бери, значит, машину и дуй в Дом этой, мать его, моды, ну, по которому вчера еще говорили. Узнай там: кто, кого, зачем? Ну, да сам знаешь. И хватит морщиться, мы тут все-таки на службе…

— Да нет, это зуб, — пояснил было Виктор.

— Зуб тут ни при чем, — отрезал майор Уранов. — Пришел на работу, все зубы, будь добр, оставь за проходной. Ясно?

— Ясно, — кивнул Виктор.

— Вопросы есть?

Вопросов вроде не было. Виктор снова кивнул, но иначе.

— Тогда — выполнять, — кивнул и Уранов.

И они разошлись, занятые каждый самим собой.

— Это зачем? — спросил Виктор, когда служебная машина остановилась.

— Газеток сейчас прикуплю, — ответил водитель Эдик. — Будешь читать? — через минуту он бросил на колени Виктору пачку свеженьких газет.

Виктор взглянул на название верхней — «Совершенно секретно».

— А сушку будешь? — И Эдик аппетитно захрустел, перемалывая, словно жерновами, румяные окаменелости сушки.

— Слушай, поехали, а, — застонал Виктор, прижимая ладонью дико занывшую щеку.

Виктор смотрел на загорелые стройные бедра потерпевшей, на то место, где они, скрещиваясь, уходили в темноту под архикоротенькую юбчонку, маня и дразня якобы тайной, смотрел и чувствовал, что в ушах его разгорается нешуточный пожар. Хотя какая, к черту, там может быть тайна? Как справедливо подметил однажды русскоязычный лауреат Нобелевской премии по литературе, осужденный за тунеядство, «красавице платье задрав, видишь то, что искал, а не новые дивные дивы».

«Все так, все так, — кивал тяжелеющей головой Виктор. — А как-то, однако, притягивает…» А уши становились все жарче и жарче, играя всполохами необоримой милицейской страсти на стенах.

— Решили просто посидеть, отдохнуть, — продолжала рассказывать длинноногая потерпевшая. — Мальчики неплохие подъехали. Самый бедный на шестисотом мерсюке.

— А самый небедный? — чтобы хоть как-то отвлечься от ее ног, спросил Виктор.

Девица чуть нахмурила гладенький лобик и задумалась:

— На «бентли». Ну и вот… — Она снова откинулась на спинку кресла и глубоко затянулась сигаретой. — Нормально все вроде было, а потом я там с другими ребятами потусовалась, а он давай меня ревновать, как дурак…

— Кто? На «бентли»? — Виктор усиленно пытался определить размер силиконовой груди потерпевшей: третий или даже, пожалуй, четвертый будет…

— Четвертый, — не без гордости ответила девица и слегка потрогала выдвинувшийся бюст рукой.

— Кто четвертый? — растерялся Виктор.

— Не «кто», а «что», — поправила девица и обдала дымом теперь уже Виктора. — Размер, — Потерпевшая мило улыбнулась, как, скажем, старшая и такая взрослая сестра. — Да вы не волнуйтесь, я же понимаю.

И тогда Виктор взял паузу для кашля.

«Ну хоть бы зуб заболел, что ли, — в сердцах думал он, сосредоточенно изображая кашель в кулак. — Работать надо».

— Давайте уточним, — со всей серьезностью сдвинул брови и глаза Виктор, когда тянуть с кашлем стало уже неловко.

— Да куда уж точнее, — обиженно встрепенулась девица. — Был второй… Ну хорошо, почти второй. А сделала четвертый. Протез наш, отечественный. Отечественный, он и дешевле, и более безопасный…

— Вы не поняли… — опять закашлял Виктор, но уже на самом деле.

— Что это я не поняла? Там же всякие отторжения, аллергии… У импортных почти всегда бывают. У нас вон Алинка четыре раза в Италии делала, и все время такая ерунда, а тут наш попробовала — и почти уже три года…

— Вы меня не поняли, — сказал Виктор настойчивей. — Объясните четче, что здесь вчера произошло. Кто вас пытался изнасиловать, кто вас ударил и кто вам угрожал оружием?

— Ой, тоже мне оружие! — потерпевшая презрительно сморщилась. — Вот мы с девчонками как-то в сауну ездили к друзьям, вот там…

— Это был пистолет? — Виктор поправил чего-то у себя на кадыке, словно на нем был галстук.

— В сауне? — уточнила девица.

Виктор резко встал, постоял, подумал, что, пожалуй, это пока лишнее, и снова сел. Образовалась некоторая пауза — и вошел обтянутый черными кожаными штанами и кожаной же футболкой загорело-мускулистый, крашенный под пегого блондина красавчик.

— Извините, — пропищала потерпевшая и замурлыкала с красавчиком, наклонившимся к самому ее лицу.

«Нет, ну какого, спрашивается, хера я здесь торчу?! — еще сильнее затосковал Виктор, вперившись в пятно покрасневшей кожи на бедре потерпевшей. — Ходят, понимаешь, с такими ногами, тут хочешь не хочешь, а сорвешься — башкой о «бентли» хряпнешь. Кстати, если самый бедный — на шестисотом, то на сколько же тогда этот «бентли» тянет?»

«На червонец строгого, как минимум», — не замедлил с ответом внутренний голос.

«Грудь силиконовая, губы силиконовые, ногти — полторы сотни грин, — продолжал Виктор. — Массаж, солярий, тренажерный зал, колбасу поди, сволочи, и не жрут вовсе, а ты тут бегай как лось, защищай, чтоб их не дай бог кто не обидел…»

«А под прессуху фраера сунуть, то и на всю пятнаху надавить можно», — продолжал голос.

Виктор с усилием тоже переменил ногу, но нестерпимая ломота в паху не проходила.

«Ничего, ничего нормального ведь нет, все на продажу, все… — Виктор побыстрее (так ему казалось) отвел глаза, потому что потерпевшая, ерзнув коротко на кресле, продемонстрировала уже и трусики: у-узенькую такую полосочку. — Конечно, этому-то она бы… того…уж как-нибудь уж… — почти с ненавистью посмотрел Виктор на загорело-мускулистого носителя кожаных штанов. — «С такой харей я бы тоже… К-козел!»

И тут обтянутый кожей красавчик чуть обернулся к Виктору, улыбнулся ему весьма загадочно и качнул ухоженной бровкой так, что… что температура Викторова лица в одно мгновение сравнялась с температурой его же ушей, а там и достигла отметки «критическая».