Фридрих Незнанский - Ночной снайпер Страница 17

— Прямо сейчас? — спросил Николай Григорьевич. — А что, разве поминки уже закончились? И что за срочность? Вам же в прокуратуру, если не ошибаюсь. К семнадцати часам?

— Ты, Коленька, и это знаешь… — вздохнул Петр. — Да, ты никогда не ошибаешься, я сейчас еду на Большую Дмитровку к следователю Турецкому Александру Борисовичу. Слыхал про такого?

— Кто ж его не знает? Мужик тертый.

— Вот именно. Но он пока подождет… У меня еще полчаса времени… Надо бы поговорить, Коленька, как ты считаешь?

— Давайте без фамильярностей… — сказал Николай Григорьевич, которого Петр Авдеевич снова назвал Коленькой. — Я же не зову вас Петенькой. Наш дом на Сретенке помните?

— Ну еще бы, встречались там как-то…

— Но только не со мной, — уточнил собеседник, не позволяющий называть себя Коленькой.

— Не с тобой, — согласился Петр Авдеевич. — С твоей подчиненной женского пола. А номер квартирки не напомнишь?

— Все та же, семьдесят вторая, — сказал Николай Григорьевич. — Что-то с памятью вашей стало… А что, разве вы с Олечкой плохо провели время? все забыли?

— Да нет, как такое забудешь… Ты туда скоро подъедешь?

— А я уже там, — сказал Николай Григорьевич. И отключил связь.

— Кирилл, разворачивай, на Сретенку едем, — сказал Петр Авдеевич водителю.

— Вы же в Генпрокуратуру собирались? — посмотрел на него через зеркальце заднего обзора водитель. — Там опаздывающих не любят, сами говорили.

— Подождут, — кивнул Петр Авдеевич. — Мы сейчас поедем в одну контору, которая поважнее твоей прокуратуры.

— Молчу, — сказал Кирилл. — В контору, значит, в контору… Это куда сами прокуроры боятся опаздывать?

— Вот-вот, вроде того, соображаешь, — похвалил Петр Авдеевич.

На Сретенке они остановились возле дома сталинской постройки, Кирилл вышел первым, осмотрелся, вошел в нужный подъезд, снова вышел, махнул рукой хозяину: все чисто. И сопроводил его до лифта, после чего вернулся в машину.

Обитая искусственной кожей металлическая дверь в квартиру с тусклым номером 72 была приоткрыта. Из глубины доносились неразличимые голоса, похоже, там работал телевизор.

— Можно? — осторожно спросил Петр Авдеевич, стукнув пальцем по стояку.

— Входите, открыто! — отозвался мужской голос. — Раздевайтесь и закройте дверь на засов.

Петр Авдеевич прошел переднюю, на ходу взглянув на себя в зеркальце, потом огляделся. С тех пор, как он здесь побывал около года назад, ничего не изменилось.

Он подошел к двери в комнату, откуда доносились телевизионные голоса, заполненную непонятной аппаратурой с мониторами, по которым ползли заставки, и замер на пороге.

На черном плоском экране огромного телевизора он увидел себя и Тамару, разговаривающих пятнадцать минут назад. Тот, кто только недавно потребовал, чтобы его называли по имени-отчеству, сидел в кресле с высокой спинкой, так что над ней был виден только его светлый ежик.

— Да вы садитесь, — сказал ежик. — Вместе послушаем.

— "…Кстати, могу я взглянуть на ту расписку? И пусть адвокат посмотрит со мной вместе, а то я в этих делах не понимаю…

— У тебя есть адвокат?

— Пока нет, но придется найти… Вдруг вы меня обманываете?

— Ладно. Тут такие дела разворачиваются… Адвокат так адвокат. Что еще?

— И как это все будет выглядеть, Петр Авдеевич? Я должна здесь сидеть одна и ждать клиентов, которых вы ко мне направите?

— Ну почему одна, почему так говоришь? Я буду тебя навещать, если будешь свободна…»

Экран погас. Кольчугин осторожно присел на ближайший стул.

— Все бы ничего, но вы явно поспешили насчет ваших будущих посещений прекрасной вдовы, — сказал Николай Григорьевич, сухощавый, лет тридцати четырех, с характерным прищуром, повернувшись к гостю вместе с креслом. В его руках был пульт видеомагнитофона. — Это всегда успеется, — продолжал он. — А насчет адвоката вы правильно сделали, что согласились на его участие. Осталось его подобрать или хорошо подготовить. Чтобы подтвердил все, что вы ей наговорили.

— А как… — приоткрыл рот Петр Авдеевич.

— Это уже мои трудности, — перебил Николай Григорьевич.

И снова включил видеомагнитофон. На этот раз камера показала, как они сидели и поминали покойного Сергея Артемова в гостиной.

— Может, достаточно? — нервно спросил народный избранник, вытерев пот со лба. — Не очень-то приятно видеть свою пьяную рожу со стороны.

— Я вас понимаю… — кивнул Николай Григорьевич. — К этому трудно привыкнуть. Но вполне возможно, по себе знаю, если очень захотеть.

И снова выключил видеомагнитофон и телевизор.

— Вот не знал, Николай Григорьевич, что вы за мной наблюдаете… — почтительно вздохнул Петр Авдеевич.

— Для вашей же пользы, — кивнул тот. — Можете и дальше обращаться со мной на «ты». Вы не обижаетесь, когда я требую, чтобы вы звали меня Николаем Григорьевичем? В сыновья вам я, конечно, не гожусь, разве что в племянники. А наблюдаем мы за вами везде, но только не в этом доме. И в вашей квартире ничего этого нет. Пока нет. Можете поверить мне на слово.

— Почему же раньше не сказали? — спросил Петр Авдеевич, постепенно приходя в себя.

— А зачем? — пожал плечами Николай Григорьевич. — Вы бы скованно себя вели… Говорили бы невпопад и разные глупости. И делали бы их еще больше.

— У вас есть на меня нечто вроде… досье? — спросил Петр Авдеевич, снова покрываясь потом, представив себе подобную перспективу.

— Ну а как вы думали! — весело сказал Николай Григорьевич. — Если мы творим с вами столь рискованные дела, мы должны знать, с кем имеем дело. Чтоб одновременно держать вас на крючке… Чтобы в нужный момент предоставить компромат либо вашей жене, дабы подтвердились ее догадки, почему отказались взять ее с собой в столицу, либо вашим конкурентам на выборах, для показа по местному телевидению аккурат к новым выборам, которые не за горами…

— Когда вы начали собирать? — подавленно спросил Петр Авдеевич.

— С тех пор, как у нас возник совместный бизнес… И как только накопленный компромат достиг критической величины, то есть вас вполне можно сажать на длительные сроки, я решил, что пора бы вас поставить в известность, на случай, если вы решите, что можете затевать собственные игры.

— Но вы меня даже не предупредили…

— Послушайте, Петр Авдеевич! С тех пор, как вы обратились к нам, в солидное частное охранное агентство, которое вам порекомендовали весьма уважаемые люди, я вас сразу предупредил, что наши методы охраны клиентов не совсем традиционные. Основанные на том, что мы все должны знать о своем клиенте. И потом, речь ведь шла не о фиксированном вознаграждении, как у других, а о проценте с ваших дивидендов, то есть о нашей доле в этом бизнесе, правильно? Было дело?

— Ну было, — согласился Петр Авдеевич, уже сожалея, что связался с этой конторой.

— А вы решили нас, как бы это сказать помягче, обмануть. Скрыть предполагаемый доход от вашего бизнеса с этими ребятами из Нальчика.

Петр Авдеевич промолчал.

— А что, очень хочется взглянуть на материал, который мы собрали о них и о вас? Я бы не советовал. Иначе расстроитесь, впадете в хандру. Не будете спать ночами… А вам сегодня нужно быть очень собранным. Я имею в виду ваш визит в прокуратуру. И ваше предстоящее выступление в Думе по вопросу о коррупции. Оно очень для нас важно. И мы на вас рассчитываем. И даже подготовили для вас выступление, которое вам остается только зачитать — с выражением и горя благородным негодованием.

— Для кого — для вас? — насторожился Кольчугин. — Кто это — вы?

— Всему свое время, — холодно сказал Николай Григорьевич. — На данный момент — я. И этого достаточно. Много будете знать, состаритесь еще больше. Очень печально, если вы до сих пор не убедились в наших возможностях, которые я вам и так без устали демонстрирую.

— Тамару вы тоже снимали? — хрипло спросил Петр Авдеевич.

— Ну а как вы думали? — удивился Николай Григорьевич. — Как только Тамара Артемова, благодаря вам, попала в поле нашего зрения, мы поняли, насколько она может быть для нас перспективна. И с нашим сегодняшним заданием вы неплохо справились. Кстати, учтите, там в ее доме у нас три камеры-невидимки, одна наверху, где вы сегодня с ней разговаривали, другая в спальне, третья в гостиной над окном, чтобы снимать при наиболее благоприятном освещении. Так что с этих пор там, у нее, будьте поаккуратнее в ваших словах и оценках…

— И у вас есть запись… ну, ее постельных сцен? — спросил Петр Авдеевич, ощутив сухость во рту.

— Вас же там еще не было? — пытливо спросил Николай Григорьевич. — В ее постели? Или все-таки приходилось?

Петр Авдеевич помотал головой.

— Теперь сам не захочу. Заниматься этим под телекамерой…