Джозеф Флетчер - Кто убил? Страница 19

Одно из этих объявлений вдруг вдохновило его.

— Эй ты, бездельник, — обратился он к рассыльному мальчику, от нечего делать практиковавшемуся в переписке бумаг, — я вспомнил, что мне нужно зайти в типографию. Ты сдыхал, что сказал господин Бренсон? Если придут клиенты, скажи им, что господин Бренсон никого сегодня не принимает, а что господин Стэнсби вышел на полчаса. Понял?

— Да, сэр, никто не должен входить, — кротко ответил мальчик.

— Ты не можешь помешать людям войти, но должен уметь любезно их выпроводить, понял?

— Да, сэр, чтобы они не входили дальше этой комнаты.

— Из тебя со временем выйдет большой дипломат, — пошутил Стэнсби.

И он быстро вышел из конторы. Однако у парадной двери он осмотрелся: на улице никого не было видно, и из окон противоположного дома также никто не выглядывал на улицу. Тогда Стэнсби, вместо того, чтобы идти в типографию, повернул налево и исчез в двери, ведущей в боковой коридор.

Это был тот коридор, который вел в мастерскую Постлетуайта и который Крофт осматривал несколько дней тому назад. Стэнсби прошел вдоль сырых стен, пока не дошел до этой двери, которая, к радости его, оказалась незапертой. Он очутился в мастерской и стал жадно прислушиваться. Из соседней комнаты доносились голоса Бренсона и его спутников.

Около самой стены этой комнаты стоял старый пустой шкап, и к нему-то направился Стэнсби: он часто часами просиживал в этом шкапу, подслушивая разговоры Постлетуайта с клиентами или со старшим клерком. Это был весьма полезный для него шкап. Через секунду он очутился в нем и насторожил уши.

— Мы с братом считаем, — говорил Марк Бренсон, — что теперь настало время, когда мы можем вам, майор Фиппс, и вам, господин Крофт, поведать все, разумеется, под строжайшим секретом.

 — Значит, до сих пор вы что-то скрывали? — спросил Фиппс.

— Да, это было необходимо, ибо мы не знали, будет ли разумно говорить об этом. От природы мы очень осторожные люди и тщательно обдумываем все наши слова.

— Вы хотите сказать, что вы все это время что-то знали и скрывали? — воскликнул Крофт.

— Да, по причинам, которые я только что вам изложил. Мы предоставляем вам самим судить о важности и значительности известных нам фактов. Теперь приступим к изложению самих фактов. По всей вероятности, вам известно, что мой брат Людвиг уже в течете многих лет состоит секретарем Сельчестерского Строительного Общества, председателем  которого был избран девять месяцев тому назад Постлетуайт. Теперь прошу вас выслушать то, что имеет вам сообщить мой брат по поводу разговора, который он имел с Постлетуайтом в  самый вечер его убийства.

Стэнсби сгорал от любопытства в своем шкапу и старался не проронить ни слова. Однако, если бы он мог заглянул в соседнюю комнату, он увидел бы, что Крофт всецело разделял его любопытство.

— Значить, вы были здесь в тот вечер? — воскликнул Крофт, обращаясь к Людвигу Бренсону.

— Господин Постлетуайт послал за мной, — спокойно ответил тот. — Он прислал мне записку, прося меня и брата тотчас же зайти к нему в контору. Брата моего не было дома, и я оставил ему записку. Господин Постлетуайт вышел ко мне без пиджака с каким-то столярным инструментом в руке и начал мне тотчас же излагать причины, по которым он меня вызвал: он хотел, оказывается, узнать хорошо ли я знаком с финансовыми делами нашего общества. Я тотчас же ответил отрицательно и сказал, что исполняю только секретарские обязанности, а что казначейские обязанности всецело лежат на казначее.

— А кто же является казначеем? — спросил Фиппс.

— Беннивелль. Он уже был казначеем, когда я сталь секретарем Общества.

— Ведь я почти ничего не знаю о Сельчестерском Строительном Обществе, — заметил Фиппс. — Скажите мне, был ли Беннивелль то, что называется почетным казначеем, или же это была платная должность?

— Он получал вознаграждение в сто фунтов в год, — последовал ответ.

— Отлично. Что же дальше? — спросил Фиппс.

— Господину Постлетуайту нужны были сведения. Ведь он только несколько месяцев был председателем и очень мало был осведомлен о делах общества. Я рассказал ему, что кроме него есть еще пять директоров, в число которых входит и Беннивелль. За время моего пребывания в Обществе Беннивелль все время был казначеем и вел все денежные дела. Правда, был еще финансовый комитет, но он заседал лишь два раза в год для того, чтобы заслушать отчет Беннивелля и утвердить его. Он действительно олицетворял Общество во всем, то касалось денежных дел. Затем, господин Постлетуайт спросил меня, существовал ли над казначеем какой-нибудь контроль. Я ответил отрицательно и сказал, что к нему все жители города относятся с таким доверием, что директора и прежний председатель на него полагались. Тогда господин Постлетуайт предложил мне прямо вопрос: нахожу ли я, как секретарь, подобные действия правильными? Я ответил, — что — между нами говоря — нет, и что, с каким бы доверием ни относились к человеку, всегда нужно иметь над ним какой-нибудь контроль. Я сказал, что, занимая сам платную должность, не находил возможным вмешиваться в финансовые дела Общества. Тогда господин Постлетуайт сказал, что хочет мне что-то сообщить и что позволяет мне рассказать это моему брату и спросить его совета и что Марк может впоследствии сам переговорить об этом с ним.

— Значит, ваш брат также должен был прийти в тот вечер в контору? — спросил Крофт.

— Да, но он пришел позднее.

— Ну, а что же сказал вам Постлетуайт?

— Он рассказал мне, что ездил днем, по просьбе сэра Джемса, в Доун-Хэд-Парк и что сэр Джемс попросил его сделать для него какое-то дело, но не сказал, какое именно. Однако, перед тем, как расстаться с ним, сэр Джемс вернулся к одному делу, о котором уже раньше говорил с Постлетуайтом в клубе: а именно: за последние два года Беннивелль под разными благовидными предлогами занял у него значительные суммы денег и не приступал еще к погашению своего долга. У сэра Джемса были векселя Беннивелля, которые он и передал Постлетуайту для взыскания по ним.

ГЛАВА XV

В ТУПИКЕ

Слушателю, спрятавшемуся в шкап, показалось, что последние слова Людвига Бренсона произвели на всех глубокое впечатление: он заметил, что за ними последовало полное молчание, длившееся целую минуту. Затем заговорил Фиппс.

— Назвал ли вам господин Постлетуайт сумму этого долга? — спросил он,

— О, да! ответил Людвиг Бренсон.  — Двадцать пять тысяч фунтов.

— А векселя у него были с собой?

— Да, он их показал. Заем произведен был в четыре приема: один был в десять тысяч, а остальные три — по пяти тысяч. В каждом случай был выдан вексель.

Снова последовало молчание. Затем послышался голос Крофта.

— Куда же положил господин Постлетуайт векселя после того, как вам их показал? — спросил он.

— Он бросил их в металлическую коробку, которая стояла открытой на его столе. Там же стояло еще две или три таких же коробки, и все они были открыты. Теперь я не могу указать  — какая это была коробка. Он закрыл и запер на ключ ту коробку, в которую бросил векселя, и положил ключ вот в этот ящик.

— Это были те самые коробки, которые вы нашли взломанными на следующее утро?  — спросил Крофт.

— Да, именно, — ответил Марк Бренсон. — На столе было всего три коробки, и у всех трех замки оказались взломанными. Около них валялось долото, взятое из мастерской.

Опять наступило молчание.

Стэнсби  представлял себе всех четверых собеседников, в недоумении смотрящих друг на друга.

— Что же еще сказал Постлетуайт, — послышался, наконец, голос Фиппса, — после того, как показал вам вексель? Ведь, вероятно, сэр Джемс дал ему соответствующие инструкции?

— Что касается векселей, то он должен был прийти к какому-нибудь соглашению с Беннивеллем. Больше Постлетуайт по этому поводу ничего не говорил. По-видимому, его это мало касалось. Что его интересовало — это Строительное Общество. Он сказал, что, если частные дела Беннивелля были в таком плохом состоянии, как это казалось, то он совершенно не был подходящим человеком для заведывания финансовыми делами Общества. Во всяком случае, то, что он узнал днем, возбудило в нем подозрения и недоверие, и он во что бы то ни стало хотел узнать всю правду. Как я только что вам объяснил, я не мог дать ему никаких сведений. Мое глубокое личное убеждение было то, что никто, кроме самого Беннивелля, не знал ничего достоверного о финансовом положении общества. Затем Постлетуайт сказал, что он намерен тотчас же вызвать Беннивелля и объясниться с ним. Он сел за стол, написал несколько слов на листе бумаги, сложил его и передал мне с просьбой занести Беннивеллю, который живет совершенно близко, — напротив конторы. Я спросил его, желает ли он, чтобы я вернулся к нему, но он попросил меня с братом зайти утром. Затем он вернулся в свою мастерскую.