Джек Хиггинс - Ночная смена Страница 19

Он владел всем этим, нарушая закон или, по крайней мере, используя его в своих интересах. Всю свою жизнь он балансировал на кромке преступного мира, употребляя свои мозги на то, чтобы заставлять других делать то, что он не хотел делать сам. Он всегда проявлял осторожность, так что ни при каких обстоятельствах не мог оказаться замешанным ни во что.

Гарри Фолкнер сидел за столом в своем кабинете, когда туда был препровожден Ник. Крепко сбитый мужчина среднего роста, который легко нес груз своих шестидесяти лет. Даже седые, с железным оттенком, волосы производили почему-то впечатление силы и жизнеспособности.

Крэйг удалился, а Фолкнер встал, вышел из-за стола, протягивая с любезной улыбкой руку Нику.

— Итак, вы Ник Миллер. Я много слышал о вас. Я ведь регулярно играю с вашим братом в гольф в клубе.

— Правда? — спросил Ник.

— Хотите выпить? Виски подойдет?

— Ирландское, если у вас есть.

Ник сел к столу, а Фолкнер пошел к бару. На нем был самый роскошный смокинг, который Нику когда-либо приходилось видеть, идеально сидящий и достаточно модный, но в то же время не вызывающий. Грудь его крахмальной рубашки сияла, отражая огонь камина, а манжеты выглядывали из рукавов ровно настолько, насколько это было нужно.

Пока Ник находился в кабинете, там царила полная тишина. Это было как бы рекламой виски в одном из лучших журналов.

Фолкнер был слишком безупречен. Похоже, кто-то дал ему список черт, характеризующих настоящего джентльмена, и он вызубрил его наизусть и претворил в жизнь.

Он протянул Нику стакан и снова сел за стол. Это было виски «Джеймсон», и Ник смаковал неповторимый вкус с явным удовольствием.

— Великолепно, — сказал он.

— Рад, что вам нравится.

Фолкнер аккуратно вставил сигарету в серебряный мундштук и откинулся в кресле.

— Я только что говорил с Беллой обо всем этом деле. Жаль, что моя чертова золовка не может не совать свой нос в чужие дела!

— Похоже, что она считает это своим делом.

— Да, она так считает, — сказал Фолкнер, — единственное, о чем она беспокоится, — это ее драгоценная школа.

— Значит, вас не беспокоит, что Бен Гарвалд может появиться здесь и устроить неприятности?

— Он не такой дурак, — возразил Фолкнер твердо, со слегка пробивающимся акцентом. — Я могу сам о себе позаботиться. Если Гарвалд не знает этого, то пора ему об этом узнать!

— Интересное дело. — Ник сделал еще один глоток «Джеймсона». — Ведь кто-то пытался преподать Бену урок возле Вандсворта, когда его выпустили вчера утром. Насколько я слышал, им здорово влетело.

— Такое случается постоянно, — ответил Фолкнер вежливо. — Все, что им нужно, — немного тумана, и тогда каждый головорез в городе пытается урвать что-нибудь.

— Странно, что вы так говорите, — задумчиво протянул Ник. — Вчера утром около Вандсворта был действительно очень сильный туман, но ведь сегодня здесь никакого тумана нет.

Фолкнер перестал улыбаться:

— Что вы хотите этим сказать?

— Я только хочу сказать, что некий кусок дерьма по имени Сэмми Роско организовал это вчерашнее покушение возле Вандсворта. Он совершил ошибку. И Фред Ментон тоже.

Лицо Фолкнера ничего не выражало.

— А какое отношение к этому имеет Ментон?

— Интересно. Насколько я могу предполагать, он выступал в качестве посредника какого-то своего приятеля. Теперь я вот все время думаю, кто бы это мог быть?

Когда Фолкнер ответил, акцент его был таким же сильным, с каким говорили в доках канала. Глаза его злобно сверкали.

— Если ты хочешь сказать что-нибудь, то давай валяй, но имей в виду, что лучше тебе попридержать язык, потому что я достану тебя!

Ник проглотил остаток виски, подошел к бару и налил себе еще.

— Хорошо. Пусть будет так. Когда Белла получила эту записку от Бена, она не хотела вам о ней говорить, потому что она из тех, кто считает: если закрыть глаза на какую-то ситуацию и сделать вид, что ее не существует, может быть, все обойдется. Но сестра ее — иная. Она, напротив, решила, что лучше вам рассказать.

— Ну и что?

— Вы поговорили с Ментоном, попросили его устроить Бену прием, когда он выйдет из Вандсворта, — единственный вид приема, который, как вы считали, он поймет. — Ник усмехнулся. — Но здесь вы совершили ошибку.

— Это все? — спросил Фолкнер.

— Интересно, что ему надо от Беллы, — сказал Ник, — может быть, он хочет, чтобы она к нему вернулась? Она и правда может уйти к нему. Насколько я слышал, в прежнее время он был довольно привлекательным мужчиной.

Гнев Фолкнера перелился через край, как горячая лава, и он злобно нажал кнопку на своем столе.

— За кого ты, черт возьми, меня принимаешь?!

— За великого Гарри Фолкнера, друга профессиональных игроков, — ответил Ник. — За бизнесмена, филантропа, мечту сирот в каждое Рождество. А кроме того, за вора, сутенера и сводника! — Он осушил стакан и поставил его на крышку бара. — Расскажи мне что-нибудь, Фолкнер. Я знаю, что эти твои бордели на площади Гасконь могут доставить любую бабу всякому, кто этого захочет, но правда ли, что ты имеешь дело также и с гомиками?

Дверь открылась, и вошел Крэйг. Он подошел к столу, и Фолкнер с пепельно-серым лицом поднял дрожащую руку.

— Вышвырни его!

Крэйг медленно повернулся к Нику, шевеля пальцами.

— Знаешь, ты мне не понравился сразу, как только вошел!

Он выглядел очень самоуверенно. Оказавшись на расстоянии трех футов от Ника, он нанес удар, вложив в него все, что только мог. Ник сделал шаг навстречу противнику, перехватил его руку левой рукой, применив прием каратэ, и сильно ударил парня по голени, а когда Крэйг согнулся вдвое, двинул его правым коленом в незащищенное лицо. Крэйг опрокинулся со стоном, прикрывая рот рукой. Сквозь его пальцы лилась кровь.

— Встань, Крэйг, — приказал Фолкнер, — встань!

— Я не думаю, что он такой дурак! — Ник пошел к двери. Приоткрыв ее, он обернулся, и холодный взгляд его черных глаз заставил Фолкнера содрогнуться. — Здесь явно нечто большее, чем видно на поверхности, Фолкнер, значительно большее. Я вернусь, когда выясню, что именно.

Джин стояла у входа в длинную комнату, держа на руке легкое вечернее пальто. На другой ее руке висела сумочка с драгоценностями.

— Что было нужно Гарри?

— Ничего особенного. Ты готова?

Она не успела ответить — сквозь толпу к ним протиснулся Чак Лайзер:

— Уходишь, генерал?

Ник кивнул:

— Было очень мило, но нам пора уходить.

— Не возражаешь, если я пойду с вами? С меня хватит этих поминок!

Ник повернулся к Джин с улыбкой:

— Вот и дуэнья. Все вопросы решены!

— Я не уверена, — ответила она, когда Ник подавал ей пальто, и, направляясь к двери, они засмеялись.

Фолкнер вышел из-за стола и пнул Крэйга ногой.

— Вали отсюда!

Крэйг отполз от него, ожидая нового удара, встал на ноги и распахнул дверь. Когда дверь за ним захлопнулась, Фолкнер подошел к бару и налил себе еще виски. Он осушил стакан двумя глотками, закашлявшись, когда напиток обжег его желудок.

По странной ассоциации Миллер напомнил ему учителя в начальной школе «Док Роул», старого Вальтера Стрита, который провел долгое время в окопах Первой мировой войны и после ранения остался хромым.

Он вспомнил, как впервые встретил Стрита после того, как бросил школу. Ему было девятнадцать, он уже жил за счет женщин и был одет с иголочки, во все лучшее, что только можно было купить. На самом деле он был тогда еще новичком, пытавшимся стать большим человеком, а старый Вальтер посмотрел на него, как будто он был просто куском дерьма. Старый Вальтер в его поношенной солдатской шинели. Он посмотрел на него так, будто просто хотел стряхнуть его со своего башмака.

Фолкнер выплеснул остатки из стакана в огонь и открыл дверь в спальню.

Белла стояла перед зеркалом у кровати, стягивая через голову красное платье. Огненное белье, которое было на ней, обтягивало ее округлые формы, и над чулком была видна белая полоска обнаженного тела.

— Что ты делаешь? — хрипло спросил он.

— Переодеваюсь. Я надену теперь черное. Помоги! Сломалась проклятая «молния»!

Он стоял рядом с ней, помогая стащить через голову платье, ощущая теплоту и нежность ее тела. Внезапно он обхватил жену, сжал ее полные груди и прижал к себе.

— Ради Бога, Гарри! — сказала она нетерпеливо. — У нас сто двадцать гостей!

Когда Белла обернулась, Гарри захлестнули гнев, возмущение и унижение, и он ударил ее по лицу.

— Не указывай мне, что я должен делать! — заорал он. — Я Гарри Фолкнер, поняла? А ты моя жена и будешь делать то, что я скажу!

Она начала отступать. На лице ее отразился страх, а вид ее испуганного лица всегда заставлял его кровь пробегать по венам, как огонь. Он разорвал на ней рубашку сверху донизу, и Белла, споткнувшись, упала на кровать.