Эд Макбейн - Кукла Страница 19

Мейер сразу же заподозрил намек. Уже несколько недель как он особенно чувствительно относится к собственному весу. Началось это после того, когда он узнал, что именно имеет в виду его четырнадцатилетний сын, называя его “Старый Криска”. Небольшое расследование помогло установить, что на школьном жаргоне это означает “толстяк” – достаточно неуважительное прозвище, хотя, возможно, и с примесью симпатии. Он наверняка выпорол бы сына за это, если бы жена его Сара, не заявила, что, может, мальчик не так-то уж и не прав. “Мы ведь не замечаем, что толстеем понемножку, – сказала она Мейеру, – и тебе наверняка не помешало бы немного позаниматься в гимнастическом зале при главном управлении полиции”. Мейер, чье детство прошло под издевательства инаковерцев, уж никак не ожидал подобного удара со стороны того, чьи пеленки когда-то портили ему жизнь. Он подозрительно взглянул на Сэдлера, как на лазутчика вражеского лагеря, а потом неожиданно ему пришло в голову, что сам-то он, если глянуть со стороны, скорее всего просто типичный еврей, помешанный на своем еврействе. Просто нормальный маньяк.

Его подозрения как относительно себя, так и относительно Сэдлера, несколько рассеялись, когда он попал в раздевалку Ассоциации молодых христиан, в которой стоял точно такой же запах, который мог бы стоять и в раздевалке Ассоциации молодых евреев, если бы таковая имелась в этом городе. Как-то сразу убедившись в том, что ничто в мире не рассеивает столь успешно подозрительность и предубежденность, как запах мужской раздевалки при спортивном зале – раздевалки, которой свойственна атмосфера грубоватой мужской дружбы, товарищества и взаимовыручки, Мейер прислонился к шкафчикам раздевалки в ожидании того, когда Сэдлер переоденется в свои гандбольные шорты и продолжит свой рассказ о завещании Тинки.

– Она оставила все своему бывшему мужу, – сказал Сэдлер. – Именно таково ее желание.

– И ничего не оставила дочери?

– Только в том случае, если Деннис умрет раньше Тинки. На этот случай она назначила опекуна, доверив ему распоряжаться имуществом до ее совершеннолетия.

– А Деннис знает об этом?

– Понятия не имею.

– А была ему отослана копия завещания?

– Во всяком случае, я ее не отсылал.

– А сколько экземпляров завещания вы отослали Тинке?

– Две копии. Оригинал его хранится у меня в сейфе.

– Это она сама потребовала, чтобы ей отослали две копии?

– Нет. Но мы обычно отсылаем по две копии завещаний всем завещателям. В большинстве случаев люди любят иметь у себя под рукой запасной экземпляр на тот случай, если возникнет необходимость поправок, а второй, как правило, держат в сейфе своего банка. По крайней мере, такова практика.

– Мы весьма тщательно обыскали квартиру Тинки, мистер Сэдлер, но так и не нашли копии ее завещания.

– В таком случае, можно предположить, что она и в самом деле отослала ее своему бывшему мужу. И ничего странного я тут не вижу.

– Неужели?

– Видите ли, отношения между ними сохранялись самые дружественные. А кроме того, он ведь действительно является единственным наследником. И легко можно предположить, что Тинка желала поставить его об этом в известность.

– Ага, – задумчиво произнес Мейер. – А насколько велико это наследство?

– Ну все, что у нее имеется – это картина.

– Как это понимать?

– Я имею в виду картину Шагала.

– Простите, я все-таки не понимаю.

– Я говорю о картине художника Шагала. Тинка приобрела ее несколько лет назад, когда она начала наконец зарабатывать хорошие деньги. Я полагаю, что сейчас эту картину можно оценить примерно в пятьдесят тысяч долларов.

– Это вполне приличная сумма.

– Верно, – сказал Сэдлер. Он уже облачился в шорты и сейчас старательно натягивал перчатки, всем своим видом показывая, что ему пора выходить на площадку. Однако Мейер решил игнорировать все эти намеки.

– А как насчет всего остального имущества? – спросил он.

– А это и есть ее имущество.

– Как это?

– Картина Шагала и составляет содержание ее завещания или ту часть его, которая представляет собой значительную ценность. А остальное – это мебель, кое-какие ювелирные изделия, предметы туалета и прочие мелочи, но, уверяю вас, все это не представляет собой сколько-нибудь значительной ценности.

– Погодите, мистер Сэдлер, я чего-то тут не понимаю. Насколько мне известно, Тинка Закс зарабатывала около ста пятидесяти тысяч долларов в год. Неужели вы всерьез утверждаете, что к моменту своей смерти все ее имущество или капитал оказались вложенными в картину Шагала, которая оценивается в пятьдесят тысяч долларов. Как такое могло произойти?

– Не знаю, но именно так обстоят дела.

– И чем вы можете объяснить это?

– Ничего не могу вам сказать. Я ведь не был консультантом по вкладыванию ее капитала, я был всего лишь консультирующим ее юристом.

– Но в качестве такового вы ведь наверняка попросили ее определить состав ее имущества при составлении завещания, правда?

– Правильно.

– Ну, и как же она сама определила его?

– Именно так, как я и сказал вам только что.

– А когда это было, мистер Сэдлер?

– Завещание было составлено двадцать четвертого марта.

– Двадцать четвертого марта? Это означает, что всего лишь около месяца назад?

– Правильно.

– А были у нее какие-нибудь причины, чтобы составить завещание именно в это время?

– Об этом мне ничего не известно.

– Я спрашиваю о том, не было ли у нее проблем со здоровьем или еще чего-нибудь?

– Выглядела она вполне здоровой.

– А не была ли она напугана чем-нибудь? Не показалось ли вам, что она предчувствует какую-то беду или угрозу жизни?

– Нет, ничего такого я не заметил. Она нервничала, это было заметно, но при этом отнюдь не выглядела напуганной.

– А почему она нервничала?

– Этого я не знаю.

– Вы у нее не спрашивали о причине волнения?

– Нет, не спрашивал. Она пришла ко мне за тем, чтобы составить завещание, и я помог ей составить его и оформить должным образом.

– А приходилось вам до этого оказывать ей какие-либо услуги юридического порядка, перед тем, как составить это завещание?

– Да. У Тинки был дом в графстве Мейвис и я занимался оформлением бумаг, когда она решила продать его.

– И когда это было?

– В прошлом октябре.

– Какую сумму получила она от продажи этого дома?

– Сорок две тысячи пятьсот долларов.

– Дом был заложен?

– Да. Пятнадцать тысяч было внесено на уплату ссуды. Остальное же пошло Тинке.

– Двадцать... – Мейер помолчал, производя подсчет в уме. – Это двадцать семь с половиной тысяч. Они должны были остаться у Тинки на руках. Я правильно говорю?

– Да, верно.

– Они были получены наличными?

– Да.

– Так куда же они делись, мистер Сэдлер?

– Именно этот вопрос я задал ей, когда мы составляли завещание. Меня они интересовали и с точки зрения налогов, и в связи с завещанием – вопрос о том, кому достанутся в наследство деньги, вырученные от продажи дома, мог оказаться спорным. Однако она сказала мне, что истратила их на личные расходы.

Сэдлер помолчал.

– Мистер Мейер, я занимаюсь здесь всего дважды в неделю и, поверьте, мне очень трудно бывает выкроить время для занятий спортом. Я надеялся...

– Я постараюсь не очень задерживать вас, но еще одну минуточку. Просто я не могу даже вообразить, что же могла Тинка сделать со всеми этими весьма солидными суммами, которые попадали ей в руки. Если верить вашим словам, то она была буквально без цента в момент своей смерти.

– Видите ли, я могу сообщить вам только то, что она сама говорила мне о своем финансовом положении. И состав ее имущества я внес в завещание с ее слов.

– А мог бы я ознакомиться с текстом ее завещания?

– Разумеется. Но оно находится у меня в сейфе, в помещении конторы, а я туда не намерен возвращаться сегодня. Если вы сможете зайти ко мне завтра...

– Я надеялся, что смогу ознакомиться с ним до того...

– Заверяю вас, что я честно изложил вам содержание завещания. Как я уже объяснял вам, я был у нее всего лишь консультирующим юристом, а никак не советником по размещению капиталов.

– А был у нее такой советник?

– Этого я не знаю.

– Мистер Сэдлер, а вы вели дело о ее разводе?

– Нет. Она впервые обратилась ко мне за помощью, когда занялась продажей дома. До этого я вообще не был знаком с ней и поэтому не знаю, кто консультировал ее по делу о разводе.

– И последний вопрос, – сказал Мейер. – Упомянут ли в завещании в качестве наследника кто-нибудь еще помимо Денниса и Энни Закс?

– Нет, они названы в нем в качестве единственных наследников, – сказал Сэдлер. – И притом Энни становится наследницей только в том случае, если отец ее умрет раньше Тинки.

– Благодарю вас, – сказал Мейер.